Возвращаться – плохая примета
Шрифт:
– Ни фига себе! А мне не говорила! Я сюда-то чего побежал? Она просто сказала, что у нее в городе с жильем проблемы, она немного у родителей поживет. И все! Чтобы про развод… Ни слова же!
– А о чем она тогда тебе говорила-то? – Арина опустилась на пол рядом с Ветровым, задумалась. – Странно как-то… Ты ей звонишь. Зачем? Она с тобой разговаривает, но не делится семейными проблемами. Почему? О чем вы тогда разговаривали-то?!
Он глянул с тоской через ее плечо в кухонное окно, сквозь которое заглядывало солнце, теребившее облетевшие розовые кусты. Вздохнул, перевел взгляд на Арину, произнес с хмыканьем:
– Не
– Зачем ей?
– Не знаю. – Он подергал худыми плечами, опустил голову. – Может, из сострадания. Может, от безделья. В деревне же жила. Но про мужа ни слова. И деньги… Странно… У меня точно денег нет. Сейчас я ей сотни бы не дал в долг. Пусто!
– А кто мог дать ей такие деньги, Вася?
– А какие деньги-то? – спросил тот, в свою очередь.
– Большие, Вася, и для тебя, и для нее.
– Понятия не имею!
– Подруга по работе могла?
– Сонька, что ли? – Его привлекательное лицо сморщилось в брезгливую гримасу. – Скажете тоже! У той никогда копейки не было. За пять дней, что я там работал, она каждый день у меня на кофе стреляла.
Это она могла и из других соображений делать, тут же решила Арина. Не потому, что денег на кофе у Софьи не было, а для того, чтобы пообщаться с прехорошеньким охранником. Кстати…
– А за что тебя уволили, Вася? – вдруг вспомнила Арина. – Что это твой испытательный срок так быстро закончился?
– Во, и об этом уже знаете, – мотнул он головой, будто забодать ее собирался, и тут же квакнул маловразумительно: – Да так… Не сработался…
– С кем? По какой причине? Ну! – и против воли она отвесила ему подзатыльник.
Нет, ну чего мямлит? Тут каждая минута на счету, понимаешь, а он мямлит!
– С начальником. – Голова Василия опустилась еще ниже.
– Начальником «Факела»?
– Нет, начальником охраны. Такой противный гад, что… Все, больше ничего не скажу, – вдруг заартачился Ветров и попросил: – Я бы позавтракал, Арина Степанна.
Что же, пришлось кормить этого уголовника с ложечки. А поскольку связанные за спиной руки на его аппетит никак не влияли, Арина простояла перед ним на коленках минут двадцать, впихивая ему в рот яичницу, бутерброды и позволяя запить все чаем.
– В туалет не поведу! – предупредила она.
– Не надо, – смирился он, и тут же глаза его начали сонно слипаться. – Я посплю тут в уголке?
– На здоровье. Мне надо в город…
Перед тем как уехать, она быстро приняла душ, надела темные джинсы и короткую кожаную куртку, обулась в низкие сапожки на толстом устойчивом каблуке, взяла с Ветрова обещание не орать, а то придется ему рот заклеивать. И сама, в свою очередь, пообещала не заявлять в милицию.
– Отдыхай пока, Вася, – напутствовала она его, стоя у порога кухни с сумкой через плечо.
– Спасибо, Арина Степанна. – Он широко зевнул, хрустнув челюстью, мотнул башкой, тут же пристроился на овчине и подушке, которые она ему швырнула к ногам. И вдруг улыбнулся шкодливо: – Классно выглядишь, Арина Степанна! Дурак твой костолом!
– Чего это он дурак?
Комплимент не порадовал, как раз наоборот, Арина
почувствовала досаду. Хороша, оказывается, только для уголовников?– Ну… Уехал от тебя.
– Мало ли! – Она разозлилась еще сильнее. Надо же, ни для кого не секрет ее неловкие попытки наладить личную жизнь, даже для Ветрова. – Уехал, вернется.
– Да? – Он тут же настороженно встрепенулся. – И чего тогда? Сдаст меня?
– О господи! – Арина закатила глаза. – Спи уже, Вася!
Он послушно упал щекой на подушку, неловко подогнув под себя прикованную к батарее ногу. Закрыл глаза и снова широко раскрыл рот, зевая. И сквозь зевок вдруг промямлил:
– Ты все равно лучше той бабы.
– Которой?! – Она насторожилась, тут же повернула обратно в кухню, пнула его легонько в бок. – Ты что, и днем за моим домом следил?
– Зачем, нет… – Он даже глаз не открыл, мерзавец.
– А когда?
– Ночью. Все ночью, вечером и пару раз из кустов, когда ты бегала.
– А какую бабу ты видел вечером, Вася?! Отвечай, не зли меня!
– Та баба, которая стояла и курила. Она все за окнами наблюдала. То в одном месте покурит, то в другом, – вымолвил он невнятно и тут же всхрапнул, плотно смежив веки.
Окурки! Господи, Перцев не соврал! А кто тогда соврал?! Инка?!
– Вася, Вася же, ну не спи, успеешь еще! – Арина присела перед ним на корточки и принялась трясти за плечи. – Ответь на последний вопрос, пожалуйста.
– Ну? Что за вопрос? – Глаза Ветров не открыл, но одно то хорошо, что говорить был согласен.
– Эта женщина, которая наблюдала за моими окнами и курила, она… ты хорошо ее рассмотрел? Ты же сказал, что я лучше ее и все такое. – Арина легонько пошлепала Ветрова по впалым щекам, пытаясь его растормошить.
– Ну!
– Как она выглядела?
– Как баба! – фыркнул Вася сонно.
– О боже! – Арина закатила глаза. – Говори! Высокая, маленькая, толстая, худая? Какая она была? Как она выглядела?
– Ох, Арина Степанна, беда с вами. – Он заворочался, начал поворачиваться, но прикованная нога не пустила, Вася захныкал и тут же упрекнул ее в жестоком обращении.
– Щас в милицию позвоню! – пригрозила Арина. – Говори! Какой она была, эта курившая под моими окнами женщина?
– Беременной она была, Арина Степанна, сильно беременной, – досадливо протянул Ветров. И добавил для убедительности, правда, тоже не особенно внятно: – Я еще подумал тогда, вот сучка! Беременная, а курит. Непорядок это… Разве можно курить беременным-то?
Беременным не только курить нельзя, им также безбожно врать не рекомендуется! Выкручивая руль машины, пытаясь не уползти из колеи на вязкую обочину, матово поблескивающую жирной грязью, Арина сквернословила так, что самой стыдно становилось. Но остановиться было сложно.
Ух, как она ненавидела Инку в этот самый момент! Как она ее…
Она не сучка, как ее изволил называть Вася Ветров. Она много хуже! Она вероломная, подлая дрянь! Она увела у Арины одного мужчину и не позволила быть счастливой с другим! Она наблюдала через окна, как они с Сашкой пытаются создать что-то милое, теплое и уютное, и решила, прежде чем у них что-то получится, все взять и скомкать. На ранних стадиях, так сказать! Вдруг вышло бы и заматерело! Вдруг сделалось бы незыблемым и таким прочным, что ничем уже не возьмешь!