Возвращение Будды
Шрифт:
В хлебные деревни на Алтай мчатся мешечники и -- как вошь на морозе -- мерзнут, валятся, трещат под колесами, матерятся, богохулят. И с матерками тоже (их загоняли подводами и общественными работами) мужики скребут мелкие -- до пояса, могилы и валят туда трупы, утаптывая, чтоб больше вошло. Весной трупы растаевают, разбухают, лопаются и прут из могил. И далеко смердит земля. И поэтому, что ли, пахарь не выходит на ниву.
Такую весну встретил профессор Сафонов.
x x x
День и ночь, особенно сильно к утру, дует в Семипалатинск желтый песок. Выдувает из степи целые камни,
Профессор Сафонов в комендантской станции Семипалатинск. На борту тужурки коменданта красный бант, а лицо серое и прямое, как ведомость. Комендант привык писать на бумажках с угла на угол, и пальцы держат перо тоже как-то углом. Читает профессорские накладные, мандаты, литеры и прочее. Читает долго -- точно наступает сапогом на каждую букву. Часы в комендантской хрипят со скуки. Скучно смотрит на профессора, -точно читает "свод законов". К тому же профессор плохо переплетен: ему стыдно за свой костюм.
– - Садитесь, товарищ...
– - Комендант долго, точно фамилия рассыпана в мандатах, ищет: -- товарищ Сафонов. Обождите...
– он опять ищет: -- товарищ Сафонов.
Наконец складывает мандаты, перегибает их, точно ему еще раз хочется прочесть. Всовывает рукав в рукав и смотрит:
– - Приехали, значит?
– - Я имею просьбу к вам, товарищ комендант...
Мозги у коменданта словно занесены песком, он крутит яростно головой, продирает с усилием, будто в первый раз, глаза:
– - Какую просьбу?
– - спрашивает он подозрительно. Глаза его щурятся, закрывает щеки, лоб...
– - Какую просьбу, товарищ?
– - Статую Будды, которую поручено сопровождать мне, выгрузили из теплушки, и она безо всякого присмотра лежит на дворе. Боюсь, как бы не нанесли повреждений, так как статуя имеет ценность не только археологическую или религиозную, но и высоко-художественную и общественную. Совнарком Северных Коммун, поручая мне...
Комендант с сожалением распускает рукава, щупает грудь и носом дует в усы, словно хочет их сдуть:
– - Та-ак. Выгрузили, и хорошо. Что ж год ей в теплушке лежать? Дорого сейчас в Питере все. Хлеб-то почем?
– - Я прошу вас, товарищ комендант...
Тогда комендант подымается, поворачивает стул медленно и тяжело, словно это корова. Щупает сиденье и протяжно, как канат, тянет в соседнюю комнату:
– - Сиргей Николаич... А?..
И так же протяжно, толсто, только, как бревно, катится из другой комнаты:
– - Но-о-о...
– - Да идите же!
Наконец, появляется из другой комнаты низенький человечек с неимоверно длинными черными усами. И бас у него нарочно для таких усов. Они читают мандаты вместе, и вдруг Сергей Николаич густо и широко, точно смазывая дегтем, хохочет:
– - Бу-у-удду! Бога!.. Черти!.. Перуна на-ам!.. Хо-хо-хо!..
Комендант смотрит ему в рот, долго дожидается и внезапно, точно схватив в руку, пускается хохотать. Они катаются по столу, стулья падают. Сбегаются барышни, смотрят и вдруг с визгом, щипая в восторге друг друга, прыгая, мелко, бисерно, с продергом, хохочут. В спину
барышням толкаются сонные солдаты, коридор дрожит в хохоте. На перроне, облокотясь о лесенку, мрет в смехе какая-то ветхая старушка...Но тут комендант выхватывает револьвер и кричит в толпу:
– - Убирайтесь!.. работать мешаете!..
Он вытирает с усов слезы и тревожно спрашивает у Сергея Николаича:
– - А подписи правильные?..
– - Как будто правильные.
– - А надо бы узнать, верно ли правильные.
– - А как их узнаешь, что они правильные?
– - Сверить надо.
– - У нас заверенных петербургских подписей нету?
И комендант, долго, точно ведро с водой из колодца, тянет новую мысль:
– - А раз нету заверенных питерских подписей, значит, поддельно... если бы были правильные подписи...
Профессору хочется плюнуть, крикнуть или еще что-нибудь:
– - Разрешите заметить, товарищ комендант, я с этими подписями приехал из Петербурга.
– - То из Петербурга... а у нас тут власть на местах. Из Семипалатинска-то вы бы не доехали. Вот кабы правильные подписи...
Басом, как кирпич, брошенный в пустое здание, вздыхает Сергей Николаич:
– - Правильная подпись, значит, дело правильно, вот по-моему.
Комендант садится на стул и опять соединяет рукава. Вновь тянется ведро, плещется, на губах слюна:
– - Разве в центре по телеграфу подписи заверенные запросить?
Он опять раз'единяет, как вагоны, рукава, и думает вслух:
– - Чудно. Зачем они нам Будду прислали?.. что они нас в китайцев превратить хочут?.. да мы бы им тут из любого колокола десять свежих будд отлили. Чудно!
– - Чудно!
– - басом прет Сергей Николаич.
– - Посмотреть, что ли, Сергей Николаич?
– - Посмотрим!
Трое идут на товарный двор. Позади догоняет их барышня с бумажкой на подпись. Она тычет в несущийся песок бумажкой -сушит чернила. Комендант плавно, точно танцуя, опускает ногу на бурханы. Сергей Николаевич шевелит свой палец по сломанной короне: "Из'янец". Комендант опять спаивает свои рукава.
– - Пальцы-то золотые.
– - Позолоченные.
– - То-то, я и то думаю -- как из Петрограда золотые пальцы выпустят.
Он кивает головой:
– - А ведь безвредный. Пущай лежит.
Профессор кладет мандаты в карман:
– - Я его увезу!
– - Ну, и везите. Вам, собственно, от нас чего надо?
– - Караул поставить!
– - Караул?
Комендант смотрит на Сергея Николаича. Тот где-то внутри ворочает:
– - Караул можно.
Комендант быстро, точно шея у него отрывается, кивает:
– - Можно. Поставить ему Савоську -- тот спать любит, пущай спит...
Савоська коротконог и ходит так медленно, точно ноги у него под землей и он их постоянно ищет; глаза у него уперты в пол и ресницы курчавые. Шинель он несет на штыке, стелет ее подле статуи и у него внезапно появляются ноги. Он закуривает, стучит пальцем в бок Будды: "медный", мычит он с уважением.
– - А ты, дядинька, сказки не знашь?
– - спрашивает он профессора. И пока Виталий Витальевич отвечал ему, он засыпает.