Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару
Шрифт:
Не успела Пегги как-то наладить ведение домашнего хозяйства и приступить к освоению новых обязанностей хозяйки, как бабушка Стефенс в сопровождении своей младшей незамужней сестры обрушилась на нее вместе с горой чемоданов и множеством коробок с модными, украшенными перьями шляпками.
Сейчас, в 70-летнем возрасте, Анни Фитцджеральд Стефенс была такой же сварливой, как и всегда, а потому решительно постановила, что Пегги не следует губить свою жизнь, становясь домашней рабыней Юджина и Стефенса Митчеллов. Она нападала на своего зятя, обвиняя его в том, что он «крадет жизнь у молодой девушки», настойчиво убеждала внучку продолжить образование, а потерпев в этом неудачу, развернула кампанию под девизом «принарядить девочку».
И вот галстуки и матроски, саржевые юбки стали
Однако ее усилия не пропали даром: Пегги и в самом деле теперь выглядела по-другому. Ее юбки стали короче, а волосы красиво подстрижены и к лицу уложены, и ни одной миди-юбки или длинного галстука не осталось в ее гардеробе, хотя надевала она лишь самые простые, без претензий, платья из тех, что были сшиты для нее стараниями бабушки Стефенс. И совсем не упрямство, приписываемое ей, было тому причиной.
Со дня окончания мировой войны цены на продукты и другие товары астрономически выросли. В некоторых случаях из-за инфляции они выросли в четыре раза, и американцы, опасаясь того, к чему это может привести, требовали, чтобы правительство положило конец инфляции, и когда к весне 1920 года никаких изменений не последовало, потребители стали проводить «забастовки покупателей». Среди женщин, например, стало модным носить прошлогодние платья. Забастовки арендаторов, протестовавших против непомерно возросших платежей, потрясли страну, а суды зачастую выступали на стороне бастующих. Газеты печатали меню — как прокормить семью на сумму от 5 до 50 центов в день. Экономность так же, как и старая одежда, была в моде, и Юджин Митчелл, не забывший превратностей 1893 года, всецело одобрял позицию дочери. По ее предложению портной перелицевал его костюм-тройку: вывернул материал наизнанку, переделал петли, карманы и лацканы, и вещь стала почти как новая и обошлась в 1/6 той суммы, которую нужно было затратить на покупку нового костюма в магазине.
Предоставленная самой себе и взяв бразды правления домом в свои руки, Пегги стала часто задумываться о том, ради чего, собственно, она вернулась домой и что может ожидать ее в будущем. И хотя отец всячески поощрял ее встречи с друзьями и посещение общественных мероприятий, ей казалось, что отношения ее с прежними друзьями стали прохладными.
Совсем не обязательно было повторять обвинения бабушки Стефенс в адрес Юджина Митчелла, чтобы понять, к чему может привести неудача девушки в обществе и ее сосредоточенность на заботах о семье. Боязнью, как бы дочь не осталась в старых девах, вероятно, объяснялась настойчивость отца, с которой он советовал ей официально оформить свое вступление в атлантский свет, где она могла бы встречаться со своими ровесниками и в конечном счете познакомиться с каким-нибудь обеспеченным молодым человеком из хорошей семьи, за которого, возможно, она и пожелает выйти замуж.
Уступая давлению со стороны Стефенса и отца, Пегги согласилась на свой дебют в «свете», и в январе 1920 года, после напряженного ожидания, была принята в члены престижного Клуба дебютанток на зимний сезон 1920–1921 годов.
По словам Стефенса, шкала общественного и финансового положения семей Атланты состояла из 200 тысяч делений, и Митчеллы располагались на ней где-то посередине. Принимая во внимание суровые отзывы Пегги о ее тетке Эдит и гринвичском «свете», нельзя не удивляться, почему она согласилась с этим планом: войти в местное общество, чтобы подыскать там себе мужа. Были, однако, признаки того, что она невольно сопротивлялась этому.
Как-то ясным февральским днем, спустя месяц после ее вступления в Клуб дебютанток, Пегги поехала в конюшню, находившуюся неподалеку от Стоун-Маунтин, где она арендовала большую черную лошадь, похожую на Буцефала.
Пегги направила животное с тропы на крутой отвесный холм, поросший низким кустарником.
На вершине склона была каменная ограда, отделявшая ферму от дороги. Вместо того чтобы здесь развернуться, Пегги решила перемахнуть через ограду, но разбег оказался коротким и лошадь не смогла преодолеть препятствие. Пегги упала, а сверху на нее — лошадь. Она пролежала так около часа, в шоковом состоянии от боли, пока ее не кашли другие всадники, появившиеся на этой удаленной тропе.Та же нога, несколько лет назад прооперированная, вновь была серьезно повреждена. На этот раз Пегги всерьез отнеслась к предостережениям врачей о том, что она больше не должна позволять себе подобные «чертовски глупые вещи», поскольку выздоровление шло медленно и было очень болезненным.
Бабушка Стефенс приходила ежедневно, желая помочь, но ее визиты лишь создавали в доме напряженную обстановку. Выполнение всех своих поручений Пегги доверила молоденькой негритянке Кэмми, которой, похоже, нравились ее новые обязанности и та свобода, которую они давали ей. Кэмми могла раздражать, но могла быть и очень забавной. И кроме того, она была неглупой и хитрой — качества, которые всегда импонировали Пегги.
Наступило лето, когда Пегги вновь встала на ноги. Для укрепления мышц она стала посещать уроки танцев у своего прежнего инструктора. И все же врачи прописали ей ношение ортопедической обуви — тяжелых туфель на низком каблуке, вызывавших у нее отвращение.
В начале июля ее состояние настолько улучшилось, что она приняла приглашение молодого врача-интерна Лесли Морриса сходить в поход на озеро Бартон, с ночевкой в палатке, вместе с несколькими другими парами и молодой компаньонкой. Одна из девушек, с которыми она познакомилась в этом походе, Августа Диаборн, стала впоследствии ее близкой подругой. Августа жила в Бирмингеме, а в Атланту приехала на лето в гости к своей замужней сестре.
Поскольку нога у Пегги все еще была забинтована, красивый доктор Моррис обращался с девушкой несколько покровительственно. Августа была совершенно уверена, что он влюблен, и думала, что и Пегги также неравнодушна к нему. У них оказалось много общего: медицина, поэзия и интерес к истории Джорджии. «Но Пегги была тверда во мнении, что жизнь в качестве докторской жены — не для нее». После возвращения из похода доктор Моррис пригласил Пегги посетить костюмированный бал, устраиваемый в одном из городских клубов. Она согласилась лишь по настоянию Августы, поскольку до сих пор чувствовала себя в атлантском «свете» недостаточно комфортно. При этом она сознавала, что семьи Митчеллов и Фитцджеральдов из-за своей причастности к становлению Атланты как города могли так же гордиться своими предками, как и самые высокомерные богатые жители города, а потому всякий раз, когда Пегги бывала в их обществе, в ее душе всегда возникал конфликт между ощущением собственной приниженности и презрением к этим выскочкам.
Теплым августовским вечером в сопровождении Лесли Морриса Пегги появилась в бальной зале, заполненной танцорами в масках и красочных костюмах прошлого. Поначалу она собиралась надеть мальчишеский костюм, чем-то напоминающий одеяние Пака из пьесы «Сон в летнюю ночь», но в конце концов остановилась на наряде молодой девушки времен окончания Гражданской войны, дополненном длинными локонами, пышным чепчиком и панталонами. Она была единственной молодой женщиной в таком неудобном костюме — все остальные были одеты в ласкающие взор кокетливые платья красавиц времен раннего Юга, и даже танцуя в объятиях привлекательного доктора Морриса, одетого в костюм офицера Конфедерации, Пегги представляла собой комичное зрелище.
Самым заметным среди холостых мужчин на этом вечере был молодой человек по имени Берриен Киннард Апшоу, широкоплечий футболист из команды университета Джорджии, по прозвищу Ред, с репутацией необузданного. Ростом в 6 футов 2 дюйма (182 см), волосами цвета меди, темно-зелеными глазами, раздвоенным подбородком, одетый в яркий пиратский костюм, он явно рисовался.
Ред сразу распознал в Пегги мятежную, бунтарскую натуру; его это весьма забавляло и привлекало в ней; к тому же он был явно восхищен ее отвагой, которую она проявила, не покинув танцы, даже когда поняла, что выглядит смешной.