Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Не знаем. Спал себе в палатке, вечером тронули – уже холодный.

Культурнейший человек простонал нецензурно, отшатнулся от Семёна и (в наказание?) опять наступил в блевотину.

– О-о… Что ж столько проблем из-за этой капусты!

– Одного семейства с горчицей, поэтому, наверное… Поехали, а?

Тимофеич покорно кивнул, спустился с крыльца, долго елозил подошвами по траве, не столько вытирая, сколько ожидая от Семёна признания в розыгрыше, не дождался и, раб галерный, пошёл к мотоциклу.

По дороге Семён гадал, что там на косе? Точно – не спят. Но и рыбу не ловят. Сидят, наверное, очумелые,

вокруг костра. Ждут. А чего ждут? Он же не сказал, что Тимофеича привезёт… Или в поле подались? Оставили кого-то дежурным… Да какое поле – труп в палатке! Похмелились, вторую – помянули, третью для счёта – и горе не беда. Нет, нет… а-а… могли уже сами его в морг… или в милицию. О-о, вот, что самое вероятное: милиция уже там – вот куда две ментовские тачки промчались! – и следаки, и уже протоколы пишут, и его недобрым словом вспоминают – свалил…

Всяко плохо, да и как могло быть иначе?

Тимофеич же в сотый раз ругал себя за слабину: согласился, на всё согласился – и поехать в этот чёртов колхоз, да ещё старшим… оно ему надо было? Представлял себе букет наступающих проблем и уже задыхался от его тошнотворного аромата. Донаблюдался, наблюдатель…

Не сбавляя скорости, как Габдрахман Кадыров по льду, съехал Семён по непросохшей ещё глине на берег.

Гульба была в самом разгаре.

– Весёлые у вас поминки, – начал было Тимофеич, но, увидев в центре праздника косматую гриву Орликова, осёкся и с жалкой грустью посмотрел на Семёна – дурацкие шутки! Захотели пригласить к себе на косу – к чему такой спектакль? Но Семен был в ещё большей прострации, что там вчерашняя Ахтиарская бухта!..

«Вот она, команда!.. – с некоторой брезгливостью и одновременно насмешкой над своими фантазиями насчёт ребят вздохнул Тимофеич, – пьянь, она везде пьянь… Африка, Поручик, напридумывали, тьфу! Право слово – идиоты. Восемь утра, боже мой, восемь утра, а уже ни одного трезвого лица, ну, не понимаю!.. Как им самим-то не противно, и какие у всех гадкие рожи…»

Николаич уже вёл его под руку к столу, Жданов, Виночерпий отмеривал очередные бульки, сияющий, как самовар, Капитан в обнимку с Поручиком не в лад пели «Связанные одной цепью…», Николаич пытался им дирижировать, от реки, бросив удочку, бежал Аркадий: «И я! И мне!», и только Орёл вёл себя странно – от каждого возгласа расходившихся пьяниц, как от ударов ногами по почкам, он содрогался и, не поднимая головы, всё съеживался и съёживался. «Неужели до такой степени надрался?»

Не участвовал в общем веселье Африка. Обняв гитару, он сидел чуть поодаль от шумной суматохи третьего круга похмелья, и на его лице была блаженная улыбка, глаза внутрь… так улыбаются старики, когда вдруг вспомнят счастливую минуту юности, вспомнят без грусти о невозвратном, наоборот – с радостью, что она была, была не с кем-то, а с ним, с ним!..

– Штрафную Тимофеичу, – крикнул Николаич

– Штрафную, штрафную! – подхватили все.

Кружку Тимофеич взял как-то автоматически, пить, конечно, не собираясь.

– И что за праздник? – начальственная интонация едкой строгости у него никогда не выходила, не вышла и сейчас.

– Праздник, праздник, – призывно чокался с ним Николаич, – долго объяснять, так поверь, Тимофеич – праздник.

– А это кто у вас?

– Вася… отдыхает, ему хорошо.

В то, что брошенному в траву человеку

хорошо, Тимофеич усомнился – на вдохе тот прерывисто всхрапывал, а на выдохе страдательно вымучивал какое-то непонятное слово: «эльбя-я-яткс… хр… хр-р-р… эльбя-я-яткс…»

– Через полчаса надо быть в поле, а вы тут!..

– Да будем!

– Будем, будем! – загалдели хором, то ли подтверждая намерение быть в поле, то ли привычно выкликая стандартный бестостовый тост: «будем!» и стукались, стукались точёными стаканчиками и кружками.

И Тимофеич… выпил.

Семён, трезвый, так и стоял около «Урала», пытался осмыслить случившееся. Не получалось. «Или тоже треснуть? Ладно, отвезу Тимофеича, а на поле уже и тресну, кто-то должен быть и посветлей, вчера эвон как надрались, мертвецкого от мёртвого не отличили», – настроение было паршивое: для Тимофеича он паникёр и обманщик, для команды вообще белая ворона. Слазил в палатку, вынес пачку скреплённых листов, испещрённых столбиками слов, сунул в нагрудный карман рубашки маленький блокнотик с огрызком карандаша.

– Ты чего не в обойме? – спросил придурковато улыбающегося Африку. Тот посмотрел на Семёна блуждающим взглядом, и показал пальцем на скрюченного Орликова.

– Живой.

– Вчера спьяну не разглядели, бывает.

Африка покачал головой.

– Не-ет, не-ет, Сеня!.. Разглядели. Ещё как разглядели. Ты же сам в палатку со мной лазил, пульс щупал, зеркальце к носу приставлял, в зрачок фонарём светил.

– И что ты хочешь сказать?

Африка в ответ только снисходительно, но не без хитрецы, улыбнулся, как долго не выигрывающий покерщик при открытии флэш-рояля против королевского стрита картёжного везунчика.

– Сами были чуть живые, что могли рассмотреть? Да ещё в полутьме, – отмахивался Семён. Мысль о воскресении пришла и ему, но неприятно было, что приватизировать её собрался этот полупопик. Как будто если Орликов воскрес, то все теперь должны Африке по рублю. – В коме он был.

– И остыл в коме, и коченеть начал, да?

– Случается и такое.

– Правильно! Правильно – случается! Потому и пасха.

– Сравнил…

– Перед Отцом все равны, – быстро сообразил ответить Африка, – воскрес!

– Нет, здесь другое.

– Да хоть другое, хоть третье, хоть пятое-десятое. Был человек мёртв, стал жив. Что тут другого?

– Понять физику процесса…

– Какую вам, физикам, физику? Нет у Господа никакой физики, химии и математики, эти мыши живут только в ваших перезрелых тухлых тыквах, у Господа всё просто.

– Было бы просто…

– Не в том смысле просто, что легко, а в том смысле что просто.

– Вот и понять, как это просто происходит.

– Не надо ничего понимать! Надо верить, а не понимать.

Подошёл Аркадий.

– Вы тоже заметили? – спросил заговорщицки.

– Что?

– Ну… рожу его? Вчера же он её расцарапал о камни, и синячище был под левым глазом, а теперь нет ни ссадинки.

Африка счёл это подтверждением свой версии, воздел руки.

– Воскресение и – преображение.

– Как ты и сравниваешь: Христос и … Орликов.

– Христа, выходит, всё-таки признаёшь?

– Отстань.

– А как же «Первые шаги?..» – с укором спросил Африка.

– Вторые пора уже делать, третьи, пятые, а у нас всё первые, – опять отмахнулся Семён.

Поделиться с друзьями: