Возвращение пираньи
Шрифт:
— Я знаю, — сказал Мазур, успевший выучить эту незамысловатую фразу, применявшуюся здесь в массе ситуаций и носившую невероятное множество значений и оттенков. — Но вот о чем…
— Вряд ли есть необходимость беречь верность, — лукаво покосилась Кончита. — Сам подумай, если она тебя любила, ей приятно, что ты продолжаешь с красивыми женщинами… Если ее все равно нет, это же не измена, понимаешь? Глупо хранить верность мертвым. И вообще, los muertos е idos no tien amigos…
— Что?
— У мертвых и ушедших нет друзей, — сказала Кончита. — Это такая пословица…
— Черт, верно, — растерянно сказал Мазур.
По крайней мере, к нему эта пословица подходила на все сто — у тех, кто уходит на задание, друзей больше нет…
— Ты весь зажатый, — тихо сказала Кончита. — Не бойся, я же тебе говорю, большую
— Мне просто показалось, — сказал он, злясь на себя за то, что вновь потихонечку допускал в мозг прежнее ощущение, испытанное там, на площади. Что чуточку верил, будто видел Ольгу на самом деле.
— Ничего не показалось, — наставительно сказала Кончита. — Значит, приходила она к тебе, глупый…
И, гибко выгнувшись, прильнула к его губам долгим поцелуем.
Глава пятая
Una Guapa Bonita
Как давно известно сведущим людям, главная сложность случайных романчиков, платных или бесплатных, заключается в искусстве красиво разойтись утром. Мазуру в этом смысле повезло — у смышленой девчонки, умело и яростно пробивавшейся из грязи в князи, стиль был неплох. Наверняка отработан на неизвестном количестве предшественников, но это, в сущности, неважно. Умеренно-короткие ласки после пробуждения, легкий завтрак с кофе, непринужденная болтовня — все катилось по накатанной, так что Мазур почувствовал себя совершенно свободно.
В девять утра после деликатного стука в дверь объявился второй секретарь, мужчина представительный, холеный и в других обстоятельствах наверняка надменно державшийся бы со столь плебейскими гостями, зачем-то прикрытыми дипломатическим паспортом. Однако перед Мазуром с Кацубой он откровенно прогибался и, судя по некоторым наблюдениям, искренне — явно получил от кого-то неизвестного хорошую накачку. Дополнительный штрих в пользу серьезности операции.
— Подожди минутку, — сказала Мазуру Кончита, почти не обращая внимания на импозантного дипломата (быть может, искренне считала его чем-то вроде посольского шофера). — Сейчас уедет наш особо скрытный гость… Полюбоваться хочешь?
Мазур выглянул в окно. На обсаженной эвкалиптами аллее стоял белый «мерседес», и к нему живенько поспешал невидный субъект в сопровождении двух квадратных мальчиков, декорированных темными очками.
— Министр земледелия, — беззаботно пояснила Кончита. — Крайне нервный субъект, поскольку женат на состоянии супруги, а она однажды уже грозила разводом. Конечно, кресло у него весьма доходное, но по сравнению с деньгами сеньоры — й-ют! [7] Вот и бережется… Ну, всего тебе наилучшего. — По-прежнему игнорируя третье лицо, она приподнялась на цыпочки и звонко чмокнула Мазура в щеку. — И чтобы призраки больше не навещали…
7
Жаргонное словечко, соответствующее русскому «Пшик!».
«С ума сойти, — грустно подсмеиваясь над собой, думал Мазур, спускаясь по витой лестнице следом за дипломатом. — Выхожу это я утречком из одного из самых шикарных борделей столицы, смотрю, а из соседней двери — сам министр земледелия… Поэма. Обычно воспоминания в сто раз прозаичнее…»
…И завертелось, закрутилось, с удовольствием бы сказал «понеслось», но все обстояло как раз наоборот — поползло… Теперь вместе со вторым секретарем по кругам здешнего бюрократического ада поплелись и они с Кацубой, и кругов этих было не семь, как в каноническом аду, а, пожалуй, семижды семь, не считая тупиков, ответвлений и ловушек.
Российские коллеги здешнего крапивного семени выли бы от зависти, узнав в точности, как здесь обставлено дело. Самые любимые присказки местных чиновничков — «Quien sabe?» и «маньяна» — «завтра». Мазур полагал сначала, что ржавые колеса и прочие приводные ремни начнут вертеться быстрее, если в ход пойдет то, что здесь именуется «мордида», а по-русски — «на лапу», однако Кацуба обескуражил, авторитетно разъяснив, что мордида помогла бы ликвидировать процентов двадцать пять волокиты, и не более того. Просто порядки таковы, и точка…
Однажды оказалось, что
их дипломатические паспорта не только не помогают, а в парочке случаев даже мешают. Будь у них простые туристские визы, сэкономили бы часа три, убитых на визит в мунисипалидад — городскую управу. Мазур уже отчаялся хоть капельку понять здешний механизм, покорно таскался за спутниками по коридорам и кабинетам, механически повторяя то, что ему подсказывали, подписывая, что подсовывали, а в иных случаях, наоборот, протестуя и отказываясь по наущению Кацубы подписывать — однажды даже добросовестно орал на пожилую канцелярскую крысу, грозя жалобой лично президенту и дипломатическим скандалом (что на крысу особого впечатления не произвело, но таковы уж были правила игры — отчего-то именно в этом кабинете требовалось орать, пугая, что из-за этого вот субъекта Россия немедленно разорвет отношения с Санта-Кроче).Из мунисипалидад отправились в министерство общественных работ, почему-то ведавшее еще и почтой, — дабы получить закорючку, позволяющую отправлять свою корреспонденцию на каких-то льготных условиях (они вовсе не собирались никому писать, но тем не менее закорючку получить были обязаны). Оттуда — в министерство здравоохранения, заверить дубликаты своих свидетельств о прививках.
Разрешение на временное обладание парой самозарядных винтовок, парой помповушек и парой револьверов выдали в полицейском управлении за четверть часа. Вот только потом пришлось подниматься на шесть этажей выше, чтобы все эти стволы зарегистрировать, — почему-то не там же, в полиции, а в департаменте общественной безопасности, подчинявшемся той же мунисипалидад, но разместившемся от нее за пять длиннейших кварталов. Мало того, оружие разрешалось содержать в готовом к стрельбе состоянии лишь за административными границами столицы. И посему они потащились еще за два километра, где в конторе, чье официальное титулование тут же вылетело у Мазура из головы, скобы, спусковые крючки, затворы ружей и барабаны револьверов опутали прочными шнурами, украсив каждый ствол двумя казенными печатями, а потом еще упаковали все по отдельности и свертки опять-таки запечатали, трижды объяснив согласно длиннейшей инструкции, что нарушение печатей в пределах столицы позволяет официально и автоматически причислить нарушителей к герильеро и прочим антиобщественным элементам.
И снова министерство общественных работ — получить разрешение на официальный наем при необходимости подданных Санта-Кроче в качестве подсобных рабочих экспедиции. Спуск двумя этажами ниже — получить свидетельство, гласящее, что господа дипломаты едут в глубинку не просто так, а как раз и являются научной экспедицией. Субъект, безусловно, не обладающий чувством юмора, долго растолковывал, что проводников, поваров и проституток они вправе нанимать без регистрации, а вот лодочникам, носильщикам и охотникам обязаны выдавать должным образом оформленные квитанции, иначе рискуют вступить в конфликт с налоговым управлением. Мазур, не удержавшись, поинтересовался, почему такие льготы для трех первых категорий. Субъект, ничуть не удивившись, объяснил, что льгот никаких нет, просто проводникам, поварам и проституткам обычно платят по твердой, известной фискальным органам таксе, а вот прочие требуют денежку по договоренности. И в доказательство предъявил длиннющий циркуляр, любезно предложив перевести вслух на английский, но Мазур отказался.
Управление железной дороги — еще одна закорючка, дающая некие льготы при путешествии поездом (должно быть, заключавшиеся в том, что их не станут выпихивать на полном ходу, как, не исключено, поступают с лицами, льгот не имеющими). Управление речного транспорта — то же самое (видимо, не имеющих льгот вполне могут выбросить за борт, привязав к ногам колосники).
Некстати оказалось, что в департаменте Чаулуке, который их поезд будет пересекать на протяжении километров пяти, только что из-за герильеро введено военное положение, и следует получить в военном министерстве еще одну закорючку. И они отправились бы туда, как три дурака, но другой чиновник, слышавший разговор, поправил коллегу: положение объявлено не военное, а осадное, значит, сеньорам нет нужды тащиться через полгорода в военное министерство, достаточно заглянуть в главный департамент общественной безопасности. Мазур едва не расцеловал этого симпатичнейшего человека, но побоялся, что могут неправильно понять.