Возвращение пираньи
Шрифт:
Брухо, как оно и полагается, оказался невидным старичком с морщинистой физиономией, делавшей его похожим на щенка шарпея, — сплошь волнообразные выпуклости, вид прямо-таки марсианский. В одежде ни малейшего влияния городской моды: штаны до колен, домотканая куртка, шапочка-монтерос, на плечах — пестрый женский шерстяной платок с бахромой, Мазур много таких видел на индианках.
Старый стервец, похоже, знал себе цену, всем видом показывая, что он не какой-то там ярмарочный брадобрей или шорник. Словно и не видел остановившихся перед ним Ольгу с Мазуром, уставясь в неведомые дали.
— А он ничего такого не наглотался? —
— Есть волшебное средство… — сказала Ольга.
Наклонилась и положила рядом со стоптанным ботинком синюю кредитку, свернутую по-здешнему: сначала поперек, пополам, потом так, что получается неправильный треугольник.
И точно, будто за ниточку потянули: старикашка мгновенно вернулся из неведомых астральных миров, денежка исчезла после небрежного мановения руки. Колдун достал мешочек, высыпал перед собой пригоршню крупных камешков, извлек некое подобие блестящей миниатюрной кочерги и выжидательно занес свой серебряный магический жезл — похожий скорее на крючок для снимания обуви — над камешками.
— Тебя предсказания судьбы интересуют? — спросила Ольга, понизив голос.
— Нет. — Поколебавшись, он честно добавил: — А то предскажет что-нибудь такой вот экстрасенс, а оно потом и сбывается в самый неподходящий момент…
— Ага, значит, веришь?
— Кому как и смотря когда, — проворчал Мазур. — Шарлатанов среди них хватает…
— Вот и проверим. Пусть-ка угадает, кто ты такой…
Она что-то сказала старику, и тот принялся своей серебряной кочерыжкой катать камушки по какой-то непонятной системе — будто играл сам с собой во что-то напоминавшее гольф или, подобно Чапаеву, строил военные планы с помощью картошки, кою камушки с успехом заменяли. Мазур наблюдал критическим оком.
Камушки, наконец, образовали некое подобие узора. Старик закачался над ними, безучастно выплевывая непонятные короткие фразы: даже Мазур, не владевший испанским, сообразил на слух, что брухо обильно вкрапливает в свою тираду индейские словеса.
— Ну, так… — сказала Ольга, слегка посерьезнев. — Знаешь, кто ты такой? Соляной человек. Соленое море и соленая кровь — вот что ему в первую очередь камни вещают, все остальное уже детали…
Мазур поджал губы. Что ж, совпадало…
— Совпадает, а? — сделала тот же вывод Ольга. — Как нельзя лучше подходит для военного моряка…
— Если только ты мне правильно переводишь. Вдруг разыграть хочешь?
— Обижусь… Серьезное дело, розыгрыши неуместны…
Старикашка вновь заклекотал, уставясь на Мазура, делая пассы кочерыжкой.
— Так-так… — прислушалась Ольга. — Горный индейский диалект, чтоб ему провалиться, половину по смыслу угадывать приходится, но более-менее ясно… Ага. Он говорит, что ты всегда достигаешь своей цели, конец пути увенчивается победой…
— Это понятно, — кивнул Мазур. — Клиент должен выслушать не один комплимент, та же механика, что и у цыганских гаданий.
— Погоди-погоди… А ты знаешь, все не так просто. Он тебе не комплименты делает. — Ольга произнесла пару фраз, выслушала ответ. — Скорее констатирует факт… и особо подчеркивает, что постоянное… гачилато, гачилато… ага! Постоянное достижение победы, достижение цели еще не означает удачи и счастья, а иногда прямо противоположно
таковым… Счастье — это еще не обязательно победа, вовсе не обязательно, потому что… потому что соль горька, а в тебе слишком много соли, победа — это соль, а счастье — золото, вкус золота сладок… дальше пошли дебри первобытной горной философии… Таков приблизительный смысл. Есть в этом толк?— Ну, похоже… — признал Мазур.
— Как насчет предсказаний? Говорит, самое время к предсказаниям переходить…
— Не стоит, — сказал Мазур решительно. — Не хочется.
— Боишься?
— Не подначивай. Сама лучше попробуй.
— А вот попробую!
Она что-то спросила — и камушки вновь начали выписывать загадочные вензеля под толчками серебряной кочерёжки. Быстро образовали новый узор. Старикан закачался, задекламировал.
— Bueno, como no? [27] — усмехнулась Ольга, не удосужившись перевести Мазуру свою реплику.
27
Ладно, почему бы и нет? (исп.)
И тут же напряглась, подобралась, как пантера перед прыжком. Выслушав еще пару фраз, подняла ладонь, что-то властно сказала. Колдун с невозмутимым видом развел руками, склонил голову, вернее всего этот жест можно было истолковать как заверение: я, собственно, и ни при чем, камни правду говорят…
Бросив ему еще одну кредитку, Ольга подхватила Мазура под руку и решительно повела прочь.
— Что он такое сказал?
— Глупости, — энергично отмахнулась она. — Философ чертов… Всякая чепуха.
Судя по ее виду, она решительно не собиралась делиться с Мазуром открывшимися откровениями, а настаивать он не стал, прекрасно понимая: проверить ее, если соврет, невозможно…
— Зайдем в парк? — предложил он, когда они покинули ярмарку через вторые ворота. — Тень, прохладно, вон сколько народу…
— А ты присмотрись. Ничего не замечаешь?
Он добросовестно присмотрелся и ничего необычного не заметил — отсюда видно было, что вдоль высокой решетчатой ограды безмятежно гуляют люди, и по дорожкам парка гуляют люди, в приятной прохладе…
— Где твоя наблюдательность, моряк? — хмыкнула Ольга, уже, кажется, забывшая о колдуне. — За оградой гуляют одни молодые. Потому что внутрь им не полагается. Есть старая традиция: в парк могут входить исключительно женатые и пожилые. Лет триста, говорят, обычаю. Мы с тобой не женаты… но, может, ты себя пожилым чувствуешь? Тогда — милости прошу, поброди в тени, а я тут подожду…
— Нет уж, мне туда еще рано, по здравому размышлению…
— Ну, если рано, покажу тебе еще что-то экзотическое…
Они свернули в узкую улочку, сплошь застроенную обветшавшими каменными домами, потом свернули еще раз, на улицу пошире.
— Ага…
— Это и есть очередная экзотика?
— Ну, не та, что я тебе намеревалась показать, однако у вас в России этого ведь давно нет? Хотя при царе было…
Посреди обширного двора стояла круглая проволочная сетка, и внутри этой своеобразной арены яростно дрались два петуха непривычного для Мазура вида: длинные, тощие, без гребешков, зато у каждого к ноге прикреплена сверкающая стальная шпора. Человек двадцать зрителей орали так, словно их тут было две сотни.