Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Возвращение русской гейши
Шрифт:

Из голубой тетради с изображением розовых цветов сакуры на обложке:

…Густоветвистые деревья Масакаки с небесной горы Кагуяма, выкопав с корнями, к верхним веткам прикрепили длинные нити со множеством магатама, на средние ветки навесили большущее зеркало, к нижним веткам подвесили белые, голубые лоскуты нигитэ, и все эти различные вещи бог Футодама-но микото благоговейно, для преподношения, держал, а бог Амэ-но коянэ-но микото сильное молитвословие благоговейно вознес, а Амэ-но-тадзикара-о-но микото — Небесный Бог-Муж Могучих Рук — у двери притаился, а Амэ-но-удзумэ-но микото — Небесная Богиня Отважная, рукава подвязав лозой, с небесной горы Кагуяма, из небесной лозы Сасаки сетку кадзура сделав, листья Саса с небесной горы Кагуяма

пучками связав, пустой котел у двери Небесного Скалистого Грота опрокинув, ногами с грохотом колотя, в священную одержимость пришла и, груди вывалив, шнурки юбки до тайного места распустила. Тут Равнина Высокого Неба ходуном заходила — все восемьсот мириад богов разразились хохотом. Тогда Великая Священная Богиня Аматэрасу-но оо-ми-ками, странным это сочтя, дверь Небесного Скалистого Грота чуть приоткрыла и молвила изнутри: «Я сокрыться изволила, из-за этого Равнина Высокого Неба вся погрузилась во тьму, да, я думаю, и Тростниковая Равнина — Серединная Страна тоже вся во тьме. С какой же стати Амэ-но-удзумэ потешает, да и все восемьсот мириад богов хохочут?» — так молвила. Тогда Амэ-но-удзумэ сказала: «Есть высокое божество, превосходит тебя — богиню. Вот и веселимся-потешаемся» — так сказала. А пока так говорила, боги Амэ-но коянэ-но микото и Футода-ма-но микото, то зеркало принеся, Великой Священной Богине Аматэрасу-но оо-ми-ками показали, и тогда Великая Священная Богиня Аматэрасу-но оо-ми-ками еще больше в удивление пришла, постепенно из двери вышла-выглянула, и тут тот бог Амэ-но-тадзикара-о-но микото, что у двери притаился, взял ее за священные руки и вытащил, а бог Футодама-но микото тут-то веревку-заграждение позади нее и протянул и сказал: «Отныне возвращаться туда не изволь» — так сказал. И вот, когда Великая Священная Богиня Аматэрасу-но оо-ми-ками выйти изволила, тут и Равнина Высокого Неба, и Тростниковая Равнина — Серединная Страна сами собой озарились светом…

«Кодзики»

Закончив рассказывать, дед неожиданно усмехнулся:

— А ведь танцующая богиня Удзумэ разделась практически донага. Я это никогда не акцентировал, ведь ты была мала. Но знаешь, Таня, я часто думал, когда читал «Кодзики» в школе, именно об этом моменте. Представляешь, как давно существовал «тёнкина»?

Я с нескрываемым изумлением воззрилась на него.

— А что это? — спросила я после паузы.

— Тёнкина — это танец с раздеванием в «веселых» домах старого Эдо, — ответил, улыбнувшись, дед. — Сейчас это называется стриптиз, — добавил он.

— А я, возможно, вновь поеду в Токио ненадолго, — неожиданно призналась я. — Только нашим не говори.

Глаза деда на миг расширились и словно заглянули в невидимую даль.

— Это было так давно, Таня, словно не со мной и в другой жизни. Странно все это вспоминать, сидя здесь. Я ездил в Токио, и не раз. Знаешь, — он усмехнулся и повернулся ко мне, — и в Ёсивара побывал. Это такой район, где были собраны «веселые» дома.

— После войны американцы уничтожили его, — тихо сообщила я.

— Что ж, всему свое время, — вздохнул дед. — Я, конечно, помню многое, но внутренне я уже успокоился, прижился на этой земле. До войны я был совсем молод, всего двадцать! И очень горяч, — после паузы проговорил дед.

Я увидела, что его глаза затуманились. Бабочка-крапивница села на конец мундштука его погасшей трубки, которую он держал в опущенной руке. Но дед этого даже не заметил.

— А я ведь был влюблен сразу в двух девушек, — неожиданно засмеялся он.

И бабочка вспорхнула и перелетела на цветок ромашки, росший возле колодца.

— И обе абсолютно не подходили такому парню, как я, — добавил он после паузы, не переставая улыбаться.

— Расскажи, деда! — не выдержала я. — А то сейчас кто-нибудь придет и нам помешает.

— Танюша! — раздался голос бабушки. — Ты где? Там тебя соседский паренек спрашивает.

— Ну вот! Я же говорила! — рассердилась я.

— Иди, внучка, — сказал дед, — а то невежливо. Я потом расскажу, если тебе интересно.

— Обещаешь? — спросила я, вставая и одергивая короткий сарафан.

— Обязательно, — ответил он и вновь раскурил трубку.

Я вышла за ограду и увидела сидящего на скамейке Стаса. Он сильно покраснел и поздоровался тихо и робко. Желание мгновенно захлестнуло меня, но я постаралась принять невозмутимый вид.

— Привет! — спокойно сказала я.

— Я соскучился, — откровенно заявил Стас и заглянул мне в глаза.

— Погуляем? — предложила я.

Тут до меня дошло, что мы оба четко знаем, чего хотим. Я вдруг поняла, что Стас изнемогает от желания, также как и я.

Я схватила его за руку и быстро пошла по улице. Днем она была пустынна,

так как население занималось многочисленными хозяйственными делами. И даже собакам лень было в такую жару выбираться из дворов и облаивать нас. Только гуси, если мы проходили близко от них, начинали шипеть, вытягивая шею и хлопая крыльями.

Мы вышли на окраину деревни, перебрались через шоссе, пересекли поле, засеянное кукурузой, и зашли в тенистый прохладный березняк. Все это время мы молчали. Сильный ветер, дующий сегодня с утра, делал жару не такой нестерпимой. Я заметила, как он ворошит сено в недавно сметанной, рыхлой копне, которая возвышалась на небольшой круглой поляне. Мы, не сговариваясь, направились туда и упали на сено практически одновременно. Оно спружинило под нами, обдавая ароматом разогретой на солнце высыхающей травы. Я закинула руки за голову и посмотрела в небо, на котором белели тоненькие облачка, напоминающие разметанные перья. И тут же перед моими глазами появилось раскрасневшееся лицо Стаса. Он навалился на меня и начал лихорадочно целовать лицо, потом шею, потом опустился ниже. Я перебирала его крупные спутанные кудри, закрыв глаза и изнемогая от желания. Он поднял подол моего короткого сарафана, отодвинул уже влажную серединку трусиков, и я почувствовала с легким изумлением умелый ласкающий язычок. Он нашел мое «зернышко», и я быстро кончила, извиваясь на сене и с трудом сдерживая крик. Но Стас не остановился. Переместившись, его язык проник в «яшмовые ворота». Но когда я почувствовала приближение оргазма, Стас отстранился и быстро перевернул меня. Он стремительно вошел сзади, но так резко и глубоко, что достиг моей точки боли. Я невольно вскрикнула. Привычный спазм, правда, не такой сильный, закрыл «яшмовые ворота». Стас замер, потом начал мягко массировать мои бедра и живот. Когда я расслабилась, он аккуратно вынул член и лег на сено. Я ощутила страх.

«Неужели все вернулось?» — думала я, стараясь не расплакаться.

— У тебя спазматические явления, — тихо заметил Стас. — Раньше такое бывало?

«Ах, да, он же доктор, — вспомнила я, вначале удивившись его словам, — хоть и ветеринар. Основа-то одна».

— Нет, — соврала я.

— Это довольно опасно, — сказал он. — Тебе стоит по приезде в Москву обратиться к соответствующему специалисту. Возможно, это произошло от чрезмерного перевозбуждения. Ты необычайно страстная девушка. Но учти, что бывают случаи, когда любовников увозят на «Скорой» после такого вот «склещивания». Хорошо, что спазм был довольно слабый и я вовремя его почувствовал.

Стас встал. Я сползла с копны вслед за ним. Вернулись мы в деревню, болтая ни о чем. Но я чувствовала себя крайне неуютно и старалась не встречаться с ним взглядом.

— Вы когда уезжаете? — спросил он, когда мы подходили к моему дому.

— Через день, — ответила я, не поднимая глаз.

Его присутствие становилось отчего-то все более неприятным, и я хотела поскорей уйти.

— Может, телефон оставишь? — неожиданно попросил он.

— Зачем? — удивилась я. — Будешь из деревни мне позванивать?

Я глянула в его смущенные глаза и отрицательно покачала головой.

Вечером, когда все угомонились, я вышла во двор с чашкой чая и устроилась за маленьким деревянным столом, вкопанным под раскидистым кленом в углу огорода. Я отодвинула банки с малосольными огурцами, поставила чашку и задумалась. Настроение оставляло желать лучшего. Я все думала о Стасе, вернее, о том, что сегодня произошло.

В этот момент между грядами с луком появился Тимофей. Он припал к земле и затаился, явно охотясь за мышью. Его уши прижались, кончик пушистого рыжего хвоста подрагивал. Я невольно улыбнулась, наблюдая за ним. В огород зашел дед и, видимо, спугнул мышь. Тимофей сел и глянул на него, как мне показалось, укоризненно.

— Деда, иди сюда! — позвала я.

— А я подумал, что ты опять гулять с мальчишками отправилась, — сказал он, подходя и усаживаясь рядом.

— Нет желания, — ответила я. — Ты мне лучше расскажи про свои два увлечения. Помнишь, ты обещал? — перевела я разговор на другую тему.

Дед прищурился и достал из кармана неизменную трубку и старый, вытертый кисет. Я знала, что его сшила когда-то давно бабушка, и дед так и таскал его с собой.

— Ну, если тебе так интересно, — начал он, раскурив трубку, — то слушай. Я жил в городе и учился в университете, как все обычные ребята из хороших семей. Мой отец был уважаемым человеком, бухгалтером на одной крупной фирме. И я учился на бухгалтера. Мама занималась домашним хозяйством. Мой старший брат был уже женат и жил отдельно. У нас была хорошая квартира в новом доме. До университета я добирался пешком, так как он располагался в получасе ходьбы от нашего жилья. Мне было девятнадцать. Знаешь, Таня, мне все говорили, что я очень симпатичный юноша.

Поделиться с друзьями: