Возвращение в Оксфорд

«Почему бы и нет? — сказала себе Гарриет после нескольких секунд замешательства. — Он действительно магистр искусств. Учился в Бэйлиоле. Почему бы ему не поболтать с ректором? Но как он сюда попал? И когда? И зачем? И почему он мне не сообщил?»

Она обнаружила, что уже знакомится с собеседниками Питера и представляет ему декана.

— Я звонил вчера из города, — сказал Питер, — но вас не было.

Он объяснял что-то еще: как прилетел из Варшавы, что-то о племяннике в Крайст-Черч, о любезном гостеприимстве ректора, о записке, которую он послал ей в колледж. И наконец из всех этих вежливых пустяков ясно проступила фраза:

— Если вы свободны в ближайшие полчаса, можно мне заглянуть к вам?

— Да, пожалуйста, буду рада, — смущенно проговорила Гарриет. И добавила, собравшись с мыслями: — Наверное, бесполезно приглашать вас на ланч?

Оказалось, что Питер приглашен на ланч к ректору вместе с одним из донов Олл-Соулз. По всей видимости, у этого ланча была некая историческая подоплека, поскольку упоминалась статья такого-то автора для материалов к такому-то сборнику, на которую Уимзи должен был взглянуть, «заскочив» в Олл-Соулз, — «это и десяти минут не займет». Еще говорилось что-то о печати и распространении полемических памфлетов во времена Реформации. Мнение Уимзи, как специалиста… мнение его собеседника, тоже специалиста… мнение историка из другого университета, который только притворяется специалистом, а сам ничего в этом не смыслит…

Потом группа распалась. Ректор приподнял шапочку и откланялся, напомнив Уимзи и историку из Олл-Соулз, что ланч в четверть второго. Питер сказал Гарриет, что зайдет минут через двадцать, а потом исчез с двумя донами из Олл-Соулз, и Гарриет с деканом вновь остались одни.

— Так! — сказала декан. — Значит, вот он какой.

— Да, — ответила Гарриет. — Вот такой.

— Дорогая моя, он просто очарователен. Но вы не говорили, что он собирается в Оксфорд.

— Я не знала, я думала, он в Варшаве. То есть знала, что он должен приехать в этом триместре навестить племянника, но понятия не имела, что так скоро. Вообще-то я хотела с ним посоветоваться… но он вряд ли мог получить мое письмо…

Она чувствовала, что попытки объясниться только омрачают Провидение словами без смысла. [201] В конце концов Гарриет чистосердечно призналась во всем декану.

— Не знаю, получил ли он мое письмо и надо ли ему рассказывать, если нет. Я уверена, что на него можно положиться. Но что скажут ректор и профессорская… Я не ожидала, что он вот так вдруг здесь появится.

— Думаю, вы сделали самое разумное, что только можно было сделать, — сказала мисс Мартин. — Но я бы на вашем месте не распространялась об этом в колледже. Пусть приходит, если захочет, и вывернет нас всех наизнанку. Джентльмен с такими манерами легко заставит Высокий стол плясать под свою дудку. И как хорошо, что он историк — это расположит к нему мисс Гильярд.

201

Иов. 38:2: «Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла?»

— Никогда не думала о нем как об историке.

— Ну, во всяком случае, он получил Первую степень. Вы не знали?

Она не знала. Не потрудилась узнать. Она никогда мысленно не связывала Уимзи с Оксфордом. Опять повторялась та же история, что и с министерством иностранных дел. А ведь ее безразличие могло его ранить.

Гарриет ощутила себя бессердечным и неблагодарным чудовищем.

— Мне говорили, что он считался одним из самых многообещающих стипендиатов своего года, — продолжала декан. — А. Л. Смит был о нем весьма высокого мнения. [202] Жаль, конечно, что он бросил историю, но, разумеется, никто и не ждал, что он посвятит себя академической деятельности.

202

Артур Лайонел Смит (1850–1924) — историк, занимал пост ректора Бэйлиола с 1916 по 1924 год.

— Разумеется, — сказала Гарриет.

Значит, декан наводила справки. Естественно. Наверное, вся профессорская могла бы снабдить ее подробнейшей информацией об университетской карьере Питера. И неудивительно: для них это главное. Но она и сама могла бы найти пару минут и заглянуть в Календарь. [203]

— Куда мне отвести его, когда он придет? Я могла бы принять его у себя в комнате, но это послужит дурным примером студенткам. И там тесновато.

— Вы можете побеседовать в моей гостиной. Гораздо лучше, чем в общих комнатах, если вы собираетесь обсуждать это мерзкое дело. Любопытно, получил ли он письмо. Возможно, живой интерес в его проницательных глазах был вызван тем, что я — подозреваемая. А я-то отнесла это на счет собственной неотразимости! Он опасен, хоть сразу и не скажешь.

203

Ежегодно выпускаемый Оксфордский календарь содержит подробнейшую информацию об университетских церемониях, должностях, стипендиях, а также обо всех членах университета.

— Потому и опасен. Если он прочитал мое письмо, то знает, что вы вне подозрений.

Они получили ответы на некоторые вопросы, когда пришли в колледж и нашли в ячейке Гарриет записку от Питера. В ней говорилось, что Уимзи добрался до Лондона в субботу. Обнаружил, что в министерстве иностранных дел его ждет письмо от Гарриет. «Я звонил, но не стал называть свое имя, поскольку не знал, хотите ли вы, чтобы я лично участвовал в этом деле». До вечера он был занят, потом приехал на автомобиле в Оксфорд, успел к ужину, повидался с оксфордскими друзьями, ректор любезно пригласил его остаться на ночь. Зайдет завтра, постарается ее застать.

И вот она ждала его в гостиной декана, нетерпеливо наблюдая, как летнее солнце пробивается сквозь ветви платана в Новом дворе и на дорожке танцует узорчатая тень. Наконец раздался стук в дверь. Сказав «Войдите!», она поняла, что это обычное вежливое слово приобрело поразительную значимость. На горе или на радость, она вызвала взрывоопасную силу, чтобы взломать здешний упорядоченный уклад. Она открыла чужому брешь в стене, приняла сторону Лондона против Оксфорда — сторону мира против монастыря.

Но когда он вошел, она почувствовала, что это ложный образ. Он вступил в эту тихую комнату так, что стало ясно: он находится здесь по праву.

— Здра-асте, — сказал он со слабым отзвуком прежней беспечной манеры. Затем снял мантию и бросил ее на диван возле мантии Гарриет, а шапочку положил на стол.

— Я нашла вашу записку, когда вернулась. Значит, вы прочитали письмо?

— Да. Простите, что вам пришлось столько с ним возиться. Я в любом случае собирался в Оксфорд и решил приехать поскорее, чтобы повидать вас. Рассчитывал зайти еще вчера вечером, но не смог отвязаться от разных людей и, кроме того, решил, что лучше предупредить вас о своем появлении.

— Хорошо, что вы приехали. Садитесь.

Она подвинула ему кресло, и он довольно тяжело в него опустился. Ее кольнуло странное волнение — в ярком свете она заметила, как он осунулся, как заострился его подбородок, виски, скулы.

— Питер, вы выглядите так, будто устали до смерти. Что вы делали все это время?

— Разговаривал, — ответил он с досадой. — Слова, слова, слова. Все эти бесконечные недели. Я профессиональный забавник министерства иностранных дел. Вы не знали? Ну, знайте. Они нечасто зовут, но я стою в кулисах, готовый мчаться по первому зову. Если что-то случается — скажем, какой-нибудь секретарь младшего секретаря, у которого плоховато с тактом и еще хуже с французским, умудряется неловко выразиться на торжественном обеде, — то дежурный краснобай тут же спешит на помощь, чтобы все снова пришли в хорошее расположение духа. Я приглашаю людей на ланч, рассказываю им забавные истории, привожу их в благодушное настроение. О боже! Что за игра!

— Я не знала, Питер. Я только сейчас обнаружила, что в своем эгоизме вообще ничего не знала. Но как непохоже на вас — говорить с такой горечью. Вы выглядите…

— Не надо, Гарриет. Не надо говорить мне, что я выгляжу на свой возраст. Это никуда не годится. Вечная ребячливость — мое главное дипломатическое оружие.

— Вы выглядите так, будто не спали неделями.

— Боюсь, так оно и было. Я думал… в какой-то момент мы все думали, что может что-то случиться. Ужасная, грязная свара. В один вечер я даже сказал Бантеру: «Вот оно, надвигается — сержант, я в армии снова». [204] Но в конце концов оно просто откатилось с громким хлопком. Пока что.

204

Строка из стихотворения Р. Киплинга «Я в армии снова». Перевод с англ. Э. Ермакова.