Возвращение в Петроград

Пётр одобрительно кивнул, поощряя комфлота к откровенности.

— Главная причина в нашем общем катастрофическом отставании промышленности, ее слабость. Материальная база строительства флота совершенно не соответствует потребностям современного военного морского соединения. Особенно катастрофически обстоит с проектированием и строительством кораблей линии — дредноутов и тяжелых крейсеров. Строительство линейных кораблей ведется столь долго, что они успевают устареть прежде, чем спускаются со стапеля. Флот, Ваше императорское величество, весьма дорогое удовольствие! Строительство и содержание кораблей, особенно предназначенных для линейного боя, обходится весьма дорого. И наша экономика с большим трудом справляется с этой задачей. А в режиме экономии, как это было при недоброй памяти Витте Полусахалинском, флот утрачивает боевую мощь даже не теряя своих кораблей.

Регент внимательно слушал адмирала, делая какие-то заметки в большом блокноте, который лежал открытым на его письменном столе.

— Разрешите откровенно, Ваше императорское величество?

Пётр почувствовал, что собеседник хочет сказать нечто неприятное, но он хотел выслушать честное мнение и ему повезло, что адмирал был настроен весьма решительно.

— А еще воровство и коррупция, которые прикрываются и поощряются членами вашей семьи. Роль генерала-адмирала Алексея Александровича в нашей катастрофе в войне с Японией несомненна. Да и сейчас… извините, но загребущие ручки кое-кого из вашего семейства ведут к все худшему состоянию флота.

— Конкретнее…

— Ваше императорское величество… Разрешите предоставить отдельную записку с анализом такого явления. Не хочу быть голословным.

— Хорошо! Я жду две записки: причины нашего отставания во флотских делах. И как его преодолеть. Пишите всё, как считаешь нужным. Вторая — перспективы развития флота, как это видимо по опыту действий на Черном море.

— Это два серьезных документа, Ваше императорское величество! Я не хотел бы сейчас отвлекаться от планирования Босфорской операции…

— Увы, Александр Васильевич, но на составление этих двух меморандумов придется отвлечься. Я не требую детального анализа. Кратко, по существу. Я человек сугубо сухопутный, к флоту отношения имею исключительно как пассажир императорских яхт. И не более того. Поэтому пиши, адмирал. Три дня будет достаточно?

— Постараюсь уложиться, Ваше императорское величество!

— И всё-таки, если смотреть на наш флот, насколько он устарел? По сравнению с флотами ведущих морских держав?

— Если говорить о малых кораблях — вплоть до эскадренных миноносцев, наше отставание минимально. Намного хуже ситуация с крейсерскими силами — тут наши боевые единицы уже не кажутся столь боевыми, в первую очередь им не хватает скоростных качеств. Оцениваю их отставание в строгую десятку лет. А вот линейные силы — тяжелые крейсера и дредноуты отстают на полтора десятилетия, как минимум. Они годятся сейчас исключительно в роли опоры береговой обороны. Решать задачи в большом отдалении от баз не приспособлены.

Пётр недовольно поморщился. Видеть, как его главное наследство потомки похерили и сумели растащить, разворовать было откровенно говоря, нестерпимо больно. Но государь собрался и произнёс.

— Вот и хорошо… Теперь, касаемо Босфорской десантной операции… Есть у меня следующие задумки.

Глава тридцать четвертая

Происходит бунт на корабле

Глава тридцать четвертая

В которой происходит бунт на корабле

Петроград. Здание главного морского штаба.

14 апреля 1917 года

Весна семнадцатого года выдалась на диво холодной. Казалось, что зима никуда не собирается уходить, что морозы никогда не закончатся и долгожданное лето так и не наступит. Но в самом конце марта отголоски тепла наконец добрались до Северной Пальмиры. Самое главное, что шуга в Финском заливе становился более рыхлой, до полноценного ледохода было еще далеко, но капитаны ледоколов говорили о том, что проводка транспортов по акватории Петрограда становится намного легче. И Балтийский флот стал активно готовиться к весенне-летней кампании.

Конец марта запомнился Петру скандалом, инициатором которого оказался временный поверенный по делам Великобритании в России, Фрэнсис Освальд Линдли. Сей дипломат долгое время (с июля 1915 года) подвизался на должности советника британского посла в Петрограде и дорос до (формально говоря) статуса «правой рукой» высланного из страны Бьюкенена. У российской контрразведки имелись серьезные подозрения, что именно он был «связующим звеном» между посольством Британии и группой Сиднея Рейли. Увы, сердце пламенного британца одесского разлива не выдержало доверительных бесед с представителями петроградской контрразведки, хотя агент нескольких спецслужб успел многое (искренне раскаявшись) поведать. И все-таки некоторые нюансы остались не исследованными и строить на них программу действий было бы опрометчиво. Так вот, к регенту снова закатилась представительная двойка послов — на сей раз Линдли и неизменный Палеолог[1]. В довольно резкой форме они потребовали, чтобы весенне-летнее наступление российской армии началось в середине мая месяца на Западном фронте против германских войск. Это должно ослабить сопротивление бошей против англо-французского удара, которое планировалось провести под Камбрэ, примерно через 10–12 дней после начала действий на русском фронте, куда немцы перебросили бы свои резервы з Западного. При этом обещанные (и оплаченные) боеприпасы, оружие и снаряжение так и не поступили, а то, что пришло в Архангельск — так оказалось, что не только слезы, но и слезы бракованные. Представитель регента отказался подписывать приемку негодного снаряжения. И при этом опять требовали прекратить отпуска резервистов. Всё, как всегда. Русские воины должны своими трупами обеспечивать успех англо-французского наступления. Союзники все свои планы строили именно с учетом бойни на Восточном фронте. При этом планировали «слить» германскому командованию некие «данные», дабы немцы начали оттягивать резервы с их участков фронта заранее, готовя русской армии ловушку.

Скандал получился знатный! Пётр (он же Михаил) оказался неожиданно резок, сообщил, что пока Россия не получит обещанное и оплаченное вооружение никто никуда не двинется. А чтобы у господ союзников не было в этом сомнений, еще и в порядке ротации четверть солдат Западного фронта получат увольнения на время посевной. Ибо страну надо кормить, хлеба мало, а зерно с доступных рынков выкупили прожженные британские спекулянты. Заодно потребовал, чтобы России дали возможность закупить зерно в Аргентине и по нормальным ценам, а не с тройной накруткой о дельцов из Сити. Вот тут британского барончика[2] прорвало. Он сорвался на совершенно недипломатический язык и стал угрожать Михаилу ответственностью за гибель лорда Бьюкенена и вообще… После этого эмоционального взрыва он с багровым от поднявшегося давления лицом выслушал повеление регента убираться из Петербурга на что ему было дадено двенадцать часов времени. И совет прислать сюда из Лондона дипломата, который умеет говорить исключительно дипломатическим языком.

До Кристиании Линдли добрался благополучно, где по его просьбе было задержано отплытие грузо-пассажирского парохода «Имо» (бывший британский «Руник», проданный норвежцам). Уже довольно дряхлая посудина, спущенная на воду в далеком 1889 году, на подходе к Скапа Флоу имела несчастье привлечь к себе внимание германской субмарины. Командир которой имея соответствующие инструкции, не поскупился затратить две торпеды. В холодной морской воде Северного моря никто из экипажа и пассажиров судна не выжил[3].

Затем в Петроград, естественно инкогнито заявился не кто-нибудь, а сам полковник Николаи, который провел с регентом достаточно успешные переговоры. А 11 апреля на мызе под Ревелем состоялась тайная встреча императора Вильгельма, которого сопровождали адмирал Тирпиц (сторонник мира с Россией) и начальник Генерального штаба Гинденбург. Переговоры были трудными, но компромисс всё же удалось достичь. О доверии речи не шло, но осторожное сотрудничество казалось все-таки лучше хорошей драки. Но всё-таки, какой тупой и упорный тип этот кайзер Вилли, напоминающий горного барана, который с упорством бьется в одну точку. Дал Господь родственничка! Хорошо, что по совету Брюса требовал много, было что уступать. Главное — удалось доказать ему, что война между нами — это сознательная провокация лордов Туманного Альбиона. Благо, допросы Бьюконена дали весьма обширный материал, как и секретные документы, которые он так и не довез в Форин Офис. То есть основа для сотрудничества сформировалась. Ну, и приговор Триединой монархии был вынесен. Он окончательный и обжалованию не подлежит.

Официально регент посещал корабли Балтийского флота, которые стояли в Ревеле.

(Линкор «Севастополь» на стоянке в Ревеле, январь 1917 года)

Осмотрел и два самых больших корабля, стоявших в порту: «Севастополь» и «Цесаревич». Громадные орудийные башни, мощь силовых установок, крепкая броня — всё это поражало воображение Петра, который помнил, с чего начинался русский флот: корабль его отца «Орёл», который так и не расправил крылья, да ботик — смешная по нынешним меркам посудина. Кстати, Пётр был удивлен, что потомки его ботик сохранили. Это приятно грело душу.