Возвращение

Шир от таких предположений даже закашлялся.

– Дурень... зачем мне выть-то? Чтобы пересмешников окрестных пугать? Или хмер очаровывать? Нет, конечно! Просто закрываю глаза и зову. Он приходит. А потом я засыпаю и отдаю ему свое тело.

– Бр-р... вот так и сходят с ума...

– Не боишься, что одолеет?
– неожиданно хмыкнул Тирриниэль.

– Нет, - качнул головой Шир.
– Он живет во мне точно так же, как я живу в нем. Если кто-то из нас вдруг сорвется или решит остаться один, то погибнут оба. Не знаю, это как-то связано с магией крови, но подробности лучше у Бел спросить или у наших Владык: это они проводят Инициацию.

Лакр неожиданно округлил глаза.

– Что?! Хочешь сказать, Белка при этом присутствует? И в подробностях наблюдает, как вас корежит?!

– Да. Она приходит на каждую инициацию, - серьезно ответил Шир.
– Без нее никогда не начинают.

– Но зачем?!

– У нее лучше всех получается сдержать нас в первые мгновения... ну, когда все завершается, и вместо обычного Охотника получается Серый.

Терг озадаченно потер переносицу.

– Хочешь сказать, она помогает вам не сорваться?

– Точно. В первый раз всегда сложно: новый мир, новые ощущения, память о прежней жизни заметно стирается, а желаний-то ого-го как много. И потянуться, и удрать от странных остроухих типов, от которых буквально несет чужой магией, и загрызть кого-нибудь, потому что голод поистине зверский, а иногда даже хочется найти себе па... э-э... короче, слишком много всего обрушивается. Некоторые с непривычки и кинуться могут. А Бел...
– по губам Охотника скользнула странная улыбка.
– У нее не сорвешься. Еще ни разу не было такого, что она кого-то упустила. Как рыкнет, бывало, да как двинет по морде, собьет с ног, а потом швырнет на землю и ткнет носом... но говорит при этом так ласково, так тихо, что поневоле прислушаешься. И как дивно она пахнет...

Шир мечтательно вздохнул.

– Мр-р. Никто в мире не пахнет так, как Бел. Никому не устоять, если она просто пройдет мимо в открытом платье. Я видел однажды - до сих пор вспоминаю с дрожью. Да что говорить! У эльфов от нее мигом крышу сносит, люди чуют эту магию немного слабее, но тоже с трудом справляются, а мы... мы ощущаем ее лучше всех. Но зато и держимся гораздо дольше. Благодаря как раз тому волку, что внутри сидит и всякий раз напоминает о стае.

– Гм, - задумчиво обронил Ланниэль.
– Выходит, на самом деле это стая спасает вас от ее силы?

– Да. Когда нас много, то каждому достается лишь малая часть ее магии. А это уже можно вынести. Потому-то мы и стойкие.

– Но сейчас ты один...

– Это не имеет значения, - усмехнулся перевертыш.
– Стая поддерживает меня даже на расстоянии.

– Однако человеком тебе все равно трудно?
– продолжал допытываться молодой маг.
– Верно? Ты ведь все равно чувствуешь ее магию?

– Да, - признал Шир.
– Но гораздо слабее, чем вы. А когда зверем, то и вовсе чуть-чуть.

– А Таррэн?

– А что Таррэн?

– Считаешь его своим... Хозяином?
– осторожно уточнил Ланниэль, не слишком представляя, как такой деликатный вопрос воспримет Охотник. Однако тот не только не рассердился, но даже охотно кивнул.

– Разумеется. Я ж зверь, хоть и наполовину. Только я его чувствую немного по-другому: Хозяин как... маяк, что ли?
– на секунду задумался Шир.
– Знаешь, как будто ты долго бредешь в темноте по болоту, путаясь в ряске и боясь утонуть, но потом вдруг видишь впереди огонек, чуешь запах жилья и с надеждой спешишь к нему, забыв про холод и усталость... это довольно странно - будучи человеком, рассуждать о том, что ощущаешь, когда бегаешь зверем. Но я именно так его и чувствую. Всегда. Куда бы ни пошел и что бы ни делал: он для нас именно маяк. Или путеводная звезда, если хочешь. Когда он есть, мы точно знаем, ради чего живем и к чему стремимся.

– Теперь не так?
– быстро уточнил Стрегон, и Шир мигом помрачнел.

– Да. Теперь света впереди больше нет. Только запах Хозяина и остался. Да еще Тор. И Белка... а что будет дальше, один Торк ведает.

Братья ненадолго замолчали, переваривая услышанное. Замолчал и Шир, о чем-то глубоко задумавшись. Новые подопечные Белки тоже не порывались ступать в разговоры или делиться с кем-либо тем, что накипело. И только Тирриниэль, нахмурившись, напряженно размышлял.

– Кто водит вашу стаю?
– наконец, спросил он.

– Сейчас - я, - без промедления, но со странной искрой в глазах отозвался Шир.
– Раньше был отец, до него дед... наш род очень давно связан с Золотыми. Так давно, что только Бел, наверное, и помнит. Ну, и Владыка Тирраэль, конечно, потому что застал еще то время, когда под Хребтом стояли Заставы.

– Твои предки были Стражами?

– Конечно.

– Гончими?
– после недолгого колебания предположил Тиль, и Охотник показал в понимающей усмешке острые зубы. А когда подметил, как дернулся при этих словах Стрегон, вовсе оскалился не хуже иной хмеры.

– Да. Но меня не поэтому слушает стая: в наше время мало иметь именитых предков, чтобы заставить повиноваться перевертышей. Для этого нужна сила и железная воля. Такая, чтоб никто не усомнился в твоем праве. А если и усомнился, то тут же отполз на брюхе с извинениями.

Лакр недоверчиво покосился.

– И часто у вас случается, что вожака пытаются сместить?

– За последние двадцать лет? Ни разу.

– А сколько ты ее водишь?

Шир хищно оскалился.

– Как раз столько и вожу.

– Кхм, - громко кашлянул ланниец и на всякий случай отодвинулся подальше.
– А тебе не кажется, что все это как-то слишком уж... по-волчьи?

– По-звериному, хочешь сказать?
– насмешливо покосился перевертыш.

– Что-то в этом роде, - уклонился от прямого ответа Лакр.

– Так мы и есть звери. Дикие, лохматые и лишь слегка очеловеченные. Что ты хочешь от кровожадных монстров?

– Я этого не говорил, - пошел на попятный рыжий.
– Я просто имел в виду, что...

– Да знаю я, что ты имел в виду, - небрежно отмахнулся Шир.
– Но мы привыкли. В Проклятом Лесу невозможно выжить без стаи, а у нас такая стая есть. И все остальное, включая твои сомнения и непонимание, не имеет абсолютно никакого значения.

– Все равно, - пробормотал Лакр, отводя глаза.
– Не хотел бы я так жить: в стае, среди здоровущих волков, да еще не смея рот раскрыть против еще более здорового волчары...

Охотник странно кашлянул, но смолчал. А Лакр передернул плечами, словно от холода, и, подсев к побратимам, погрузился в невеселые размышления. У него в голове никак не укладывался тот факт, что разумное существо может с легкостью считать себя зверем, а не человеком, да еще быть вполне довольным этим обстоятельством. Более того, готов хоть сейчас агитировать за вступление в их непонятные волчьи ряды, а тем, кто будет сопротивляться, надает мохнатой лапой по морде, чтобы, значит, слушали старого вожака. Хотя какой он старый? Белка сказала, что ему уже пятьдесят, а с виду больше тридцати и не дашь. Впрочем, кто их, перевертышей, разберет? Если и в самом деле живут до двухсот лет, как святой Урантар, то, может, для него это - самый расцвет сил?