Впечатляющий пик

– Я?
– загадочно приподымает бровь, потирая бороду.

Подходит к куче и подбрасывает цветы ногой, пакеты шуршат, лепестки летят в разные стороны.

– Да, он рассказал ей, что меня глупую и безмозглую окрутил мужик гораздо старше.

Ловлю его взгляд, карие глаза вспыхивают усмешкой, собственная фраза вызывают улыбку, когда я вот так вот смотрю на него, кожу странно покалывает. Глеб хитро щурится, взгляд гуляет по мне, я начинаю чувствовать дискомфорт, не могу это объяснить, он словно гипнотизирует. Кто-нибудь спасите меня от моего спасателя.

– Значит, я тебя окрутил? – подходит к стулу, на котором я сижу.

Задираю голову, чтобы видеть его лицо, а он берет мой подбородок, шершавым пальцем проводит по нижней губе. Непроизвольно, языком касаюсь подушечки мужского пальца. Вижу, что ему нравится, как напрягаются скулы, расширяются зрачки. Жмурюсь, наслаждаясь его близостью. Я не открываю глаз, жду прикосновения. Хочу поцелуя, мечтаю о горячих губах, о его жёсткой бороде на своем лице. Губы пересыхают от желания, трепещут. Почти ощущаю, как именно это будет. Мой спасатель целуется так же, как спасает людей: решительно, жёстко, так, что внутри все обрывается. В ванной он меня не поцеловал, возможно его беспокоит разбитая губа. Становится стыдно за свой эгоизм. Но я очень хочу глубокого и жадного поцелуя.

Когда я разлепляю ресницы, вижу довольную ухмылку и скрещенные на голой груди руки.

– В следующий раз я поцелую тебя в горах, возможно не только в губы. Собирайся, - без проблем читает он мои мысли, опуская на землю.

– Но? – я недовольно хмурюсь, хочется по-детски топнуть ногой, а Глеб, мать его Дмитриевич, направляется к шифоньеру, доставая мою сумку.

– Я не могу уехать, а если из-за своей сумасшедшей любви, он что-нибудь сделает с моими родителями? Он уже напал на тебя.

Но Глеб, как будто не слышит, он бесцеремонно раскрывает дверцы. Одна наклоняется, стукаясь об пол, частично отваливаясь.

– Все спасатели такие невоспитанные и наглые?
– отбираю у него вещи, запихивая обратно, впрочем, он не слишком расстраивается и толкает в сумку другие штаны.

– Он тебя не любит, - говорит сосредоточено, сгребая вещи в кучу с полок.

– Не то, чтобы меня это очень волновало, но с чего ты взял?

– Когда у любимого человека появляется кто-то другой - это похоже на разрыв аорты, - подносит он палец к виску, - в голове перемыкает, что-то бесконечно пульсирует внутри, хочется реветь, рвать и метать, грызть деревья и зарываться башкой в землю...

От его слов мне становится не по себе. Слишком много чувств для сурового спасателя. Это его «у любимого человека появляется кто-то другой», как будто основано на реальных событиях. Опускаю голову, мне почему-то неприятно, ревную к чему-то незримому.

– А уж точно не дарить цветы мешками и любезничать с родителями.

– Все переживают по-своему.

Спасатель ухмыляется, добираясь до моего нижнего белья. Тонкие кружевные трусики, состоящие из трех кусочков красной полупрозрачной ткани, в его руках смотрятся еще меньше, отбираю укладывая обратно. Качаю головой, а он подмигивает мне.

– В горах, все будет в горах.

Снова раскрывает шкаф, продолжая складывать вещи. Злюсь из-за того, что он делает вид, будто это нужно только мне, но слова все равно горячат кровь.

– Он ко мне не ревнует, а должен. Тут что-то не так. Я ему просто мешаю вернуть тебя на прежнее место.

– А это с чего ты взял? – теперь моя очередь скрещивать руки на груди.

– Потому что, если мужик ревнует и бесится из-за соперника, он набьет ему морду сам, вымещая накопившуюся злость, а не посылает двух дебилоидов.

– Ну это ты знаешь ли про нормальных мужиков говоришь.

– А зачем же ты такого выбрала? – проходит мимо меня, легонько толкая плечом, так глядя при этом, что хочется удавиться от стыда.

Злюсь, что он попрекает меня Егором. Понимаю, что вела себя глупо, безрассудно и наивно, даже не узнала его фамилии прежде, чем поперлась на гору. И из-за того, что я связалась черт знает с кем, теперь вынуждена сидеть дома. Подозреваю, что спасатель ревнует, меня точно так же убивает мысль, что совсем недавно он трахал Жанну. От картинок, что сами собой рождаются в мозгу, я говорю гадости:

– Ну прости, папочка, в следующей раз я с тобой обязательно посоветуюсь.

– Не дерзи, Полина, следующего раза не будет, - грозно оборачиваясь, он указывает на посуду, - это твое или было здесь? У нас полно посуды, не думаю, что нам это понадобится.

Стоя на пороге кухни съемной квартиры, внутри меня борются два чувства. С одной стороны ужасно возмущает, что он разговаривает со мной, как с ребенком. А с другой... Эта его власть надо мной, желание все контролировать, сила и упрямый, непробиваемый характер - настолько по-мужски, ужасно возбуждает. Ведь это то, что делает его таким, какой он есть: ни на кого не похожим, настоящим профессионалом, мастером своего дела. Не даром же Павел сказал, что он из них самый лучший. Не представляю, чтобы Егор полез ради кого-то на гору, даже если ему заплатят за это вдвое больше.

– Эй, Глеб Дмитриевич, ты меня часом со Стешей не перепутал? – сержусь, наблюдая за тем, как он чисто интуитивно выбирает именно мою посуду.

– Скажи спасибо, что я тебя не отшлепал, - поворачивается, хитро улыбаясь, дерзко смотрит чернющими глазами, намекая на то, что было на кухне моего домика в горах, не говорит, а хрипит, делая паузы между словами, - ой, я ведь уже.

Мои щеки вспыхивают алым цветом, убегаю с кухни, подхожу к окну, дышу тяжело и громко, разглядывая улицу. Не замечаю, когда Глеб приближается, вздрагиваю, он убирает волосы, чуть отодвигая ворот халата, его губы касаются кожи, посасывая, целуя мое плечо, ямочку, где шея переходит в плечо.

– Прости, я зверею, когда речь заходит о нем. Не могу поверить, что он все еще таскается за тобой.

Оборачиваюсь к своему спасателю, руками обхватываю крепкую мужскую шею, моментально прощаю, а он улыбается. Становлюсь на носочки, наши лбы соприкасаются, губы совсем близко.

– Я не буду тебя целовать, иначе ты не вернешься на гору, - смеется он, а мне так хочется почувствовать его губы на своих.

– Еще раз прикоснешься к моей шее подобным образом, - хихикаю, - и я поеду за тобой куда угодно.

– Тебе понравилось?

– Очень...

Он громко вздыхает, а я облизываюсь, прокручивая в памяти приятное ощущение.

– Теперь, когда я сложил все твои вещи...

– Ты имел в виду, свалил все мои вещи в кучу?

Он смеется, выпуская меня из объятий, становится холодно.

– Теперь мне нужен твой компьютер, малыш, есть одно очень важное дело.

Глава 28

Остыть не получается, слишком много злости бурлит внутри меня, сама мысль, что ещё два месяца назад Полина умоляла спасти этого идиота, выворачивает наизнанку. Он прикасался к ней. Трогал, совсем как я сейчас. По натуре я страшный собственник. Она была влюблена, я это видел своими глазами. И это то самое чувство, которое я поклялся никогда больше не испытывать. Сильная привязанность, окрашенная в розовые цвета и мелких пони. Феромоны, удовольствие, снижение аппетита и потребности во сне. Полина дурела от одного его имени. А что сейчас? Разочаровалась или все ещё что-то чувствует? Сегодня, глядя на кучу цветов в углу и неуверенность в ванной, мне стали важны ее эмоции. Это случилось резко, будто кто-то посветил в лицо фонариком, заставляя жмуриться и кривиться от неприятного ощущения. Взглянул в глаза и эгоистично пожелал, чтобы она убивалась так же по мне.