Вперед в прошлое 10

— Ну шо, Павлик, приготовил десять долларов?

— Надеюсь, они у вас есть, — серьезно произнес я — больше, чтобы раззадорить его. — Хотя неважно. Если все получится, в плюсе будут все.

Выглядеть уверенным было непросто, потому что по ходу дела придется импровизировать, используя меняющиеся вводные, а это очень непросто. Как и непросто будет держаться уверенно и на равных с директорами предприятий, когда ни в чем нет уверенности.

Проскользнула малодушная мысль сдаться, отдать то, что проспорил, и не бросаться очертя голову в неизвестность, но я отогнал ее.

Как говорится, делай, что должно, и будь что будет. В первый раз, что ли?

Глава 12 Как джинны

Как и планировали, утром, без десяти десять мы с Василием остановились в нескольких десятках метров от завода ЖБИ, обнесенного покосившимся бетонным забором. Кое-где виднелись светлые новые плиты — на местах, где недавний ураган повалил и разбил старые.

— Почему именно этот завод? — спросил Василий, тарабаня пальцами по рулю, он делал невозмутимый вид, но перед важной встречей у него дергался глаз.

— Начинать надо с небольшого. Если пойдет, и нарастим мощности, переключимся на монстров.

— На кошках бы ты лучше тренировался, — проворчал отчим. — Почему именно ЖБИ? Не АТП какое-нибудь, не цементный, не мясокомбинат?

Соврать? Правду сказать? Все равно про участок он знает. Когда я разверну бурную деятельность и начну строить дом, он все равно разнюхает.

— Стройматериалы для будущего дома, — признался я.

Алексеевич поперхнулся слюной и закашлялся.

— Какого дома?

— Дедова, — слукавил я. — Ну, на участке, который я купил.

— Ладно, допустим. — Он уставился на распахнутые ворота, откуда выехал бетоновоз. — Но ты говорил, шо на этом можно заработать. Кому оно все нафиг нужно сейчас? Плиты эти, бетон в таком объеме.

— Завод — лишь промежуточное звено, — повторил я. — Зарабатывать мы будем на продуктах.

— Не вижу связи, — возмутился Алексеевич, достал листок, на котором было написано, что говорить и в какой последовательности, хлопнул им по торпеде и сказал жалобно. — Зачем я в это ввязался? Где бетон и где продукты?! Да и не рановато ли строить дом, когда ни проекта нет, ни документов на участок?

— Так мы мгновенно все не провернем. Мне нужно убедиться, что это рабочая схема.

— Рабочая… — пробурчал отчим, завел мотор и поехал к воротам, решительно вскинув подбородок — он злился на себя за то, что пошел у меня на поводу, и теперь очень хотел доказать свою правоту: блажь се это, детские шалости. Парень решил поиграть в бизнесмена и заигрался.

Возле железной будки КПП, некогда синей, а теперь ржаво-облезлой, Василий притормозил, со скрипом опустил стекло, высунул голову, силясь рассмотреть охранника, но там никого не было.

Память прошлого одну за другой подсовывала картинки, как такие производства выглядят в будущем: охрана, шлагбаум, пропуск — мышь не просочится. А тут заходи, кто хочешь, бери, что хочешь… Хотя если возьмешь, далеко не унесешь.

Убедившись в отсутствии охраны, Василий поехал к двухэтажному зданию админкорпуса через заваленный образцами хоздвор. Я завертел головой, выискивая материалы, которые понадобятся. Вот плиты перекрытий, вон бетонные кольца для септика, а вон — керамзитные кирпичи. Отлично, есть все, что нужно. А вон и лестницы! Дом однозначно будет двухэтажным, чтобы всем места хватило. И дополнительные строения тоже планируются двухэтажные.

За машиной с лаем погналась свора из четырех дворняг, вмиг ставших пепельными от летящей из-под колес пыли. Как только мы припарковались, собаки потеряли к нам интерес и разбрелись.

Административный корпус навевал мысли об апокалипсисе и был таким же обшарпанным, как будка КПП, с двумя окнами на первом этаже, заколоченными фанерой, и не говорил — кричал, что предприятие переживает не лучшие времена. Распахнулась деревянная дверь, которая не менялась со времен постройки здания, вышли двое рабочих, покатили металлическую четырехколесную тележку.

Чуть дальше, возле забора, я увидел два самосвала и манипулятор, возле которого курил водитель.

Василий, почерневший от волнения, вцепился в спасательный круг руля и не спешил выходить из машины. Для успокоения нервной системы съел две конфеты, посмотрел на меня. Я отлично его понимал. То же самое я чувствовал, когда продавал ставриду, хотя это был взрослый я! И когда открыл первую дверь, чтобы предложить кофе. А уж как я боялся, когда искал Гоги Чиковани!

Отчим все сидел, и было ясно, что время работает против него. Он не успокоится, наоборот, чем больше будет тянуть, тем сильнее заведется. Простой водитель, он не привык разговаривать с начальниками на равных, для него они — небожители.

— Начальник завода — такой же человек, как мы, — попытался ободрить его я. — Вы не знаете, как его зовут?

Он дернул плечами, все так же держась за руль. Вот тебе на! Балагур Василий Алексеевич оказался тем еще социофобом.

— Идемте. — Я вышел из машины. — Один сходил бы, но никто меня всерьез не воспримет, потому мне нужны вы. Ну, если откажет, ничего ведь страшного не случится, правда?

Видимо, до отчима дошло, что это поведение ребенка, и он вышел из машины, отдернул серый пиджак — в его гардеробе был единственный брючный костюм — взял барсетку для солидности, и мы направились в админкорпус.

Здание напоминало общагу, где жил отец, только тут царила вонь сигарет, а не протухший аромат еды. Так же облупились крашеные стены, истерлись перила. Никаких указателей, где нам искать начальника (или директора?) не было, и мы наугад свернули в левое крыло, которое оказалось необжитым. Углы дверных проемов заросли паутиной, выпуклые части стеганых дерматиновых дверей покрылись пылью.

В правом крыле тоже было по три двери с каждой стороны, но коврики и таблички говорили, что тут есть люди. Табличка «Начальник смены», «Главный инженер», «Лаборатория». И все. Табличек достойны начальники и всякие главные, но они недостойны того, чтобы там были их имена.

— Наверху, — сказал я, и мы поднялись по лестнице, а потом двинулись вдоль рядка дверей с табличками.

Бухгалтерия. Приемная… Табличка на кабинете директора была не просто директорской — императорской, огромной, покрытой золотыми завитушками, как рама картины. «Завирюхин Виктор Иванович» — гласили кучерявые буквы.

— Геннадий Романович, — проговорил я и попытался представить человека, который так себя преподносит миру: розовощекого братка в малиновом пиджаке, с огромным пузом и пальцами, украшенными печатками. Вот только крутых тачек во дворе не наблюдалось: «Запорожец», «Москвич», «копейка».