Вперед в прошлое 10

— Вася, это же… это же… целое состояние.

Вот же упрямый осел! Все-таки показал маме заработок. Доверие, видите ли, у него, надо все выложить, в том числе деньги, на стол — как есть, вопреки здравому смыслу.

Я вынес кастрюлю и увидел, что счастливая мама пересчитывает деньги.

— Весь день калымили, возили туда-сюда всякое, — с гордостью говорил отчим, поглядывая на меня. — И грузчиками работали. Вот!

— Сорок тысяч, господи, — пролепетала мама.

Гора с плеч свалилась: все-таки он не стал рассказывать всю правду. Может, и сам будет держать язык за зубами — уж очень он любит прихвастнуть, это его слабое место.

— Но я все равно на работу устроюсь, не могу на ваших с Пашкой шеях сидеть, — поделилась планами мама.

— А бизнесом заняться не хочешь? — поинтересовался я. — Как наша Наташка. За восемь дней она зарабатывает больше, чем медсестра, да и то так мало лишь потому, что товара у нее немного.

Мама испуганно округлила глаза, помотала головой.

— Торговать? Нет! Опасно. Вымогатели, рэкет, воры, ужас! Я не знаю, что делать и как! А челноков грабят.

— Администрация рынка — мои знакомые, — сказал я. — Ты будешь на льготных условиях.

— Нет! — воскликнула она.

Василий взял ее руку в свою. Погладил запястье.

— Оленьке вообще работать не надо. Работать должен муж, как в Америке! А жена — создавать уют.

Почему, интересно, он решил, что в Америке так?

Маму его ответ устроил, и она расслабилась. Память взрослого внесла коррективы в мое представление о правильном: человек, у которого нет интересного занятия или работы, деградирует, начинает беситься от безделья и выносить мозг окружающим, и без разницы, кто это, мужчина или женщина.

Я шагнул к телефону, позвонил бабушке, Каюк сказал, что ей полегче, и я успокоился. Но не до конца, эту проблему нельзя пускать на самотек. Потому я снова вошел на кухню, где мама разделила деньги на три кучки и планировала, что и когда купить.

— Ма, — обратился я к ней. — У бабушки гипертонический криз, ей нужно к врачу, подкорректировать лечение.

— Она категорически не хочет к врачам, — отозвалась мама. — Не на аркане же ее тащить.

Меня взяло зло от такого наплевательского отношения к собственной матери. Впрочем, мама моложе взрослого, опыт и знания которого достались мне, она еще не осознает, как хрупка человеческая жизнь, не видит, как время стирает целое поколение, и об этих людях, которые пока относительно молоды и бодры, остаются лишь воспоминания.

— Мама, послушай, — проговорил я как можно спокойнее. — Бабушка относительно здорова, у нее давление держится не постоянно, а она пьет клофелин! Ты же знаешь, что это слишком сильное лекарство для нее. Пока можно ограничиться чем-то послабее, нужно подобрать правильный препарат. Твоя Гайде сможет ее принять? Где она сейчас работает?

Василий посмотрел на маму, которая внимательно меня слушала и не возражала. В кухню заглянул Боря, хотел о чем-то спросить, но передумал и исчез в зале.

— Он прав, Оля. Надо маму к врачу, — поддержал меня отчим.

— Так где работает Гайде? — повторил вопрос я.

— В первой поликлинике, — сказала мама.

Я выгреб из кармана пять тысяч крупными купюрами.

— Вот. Василий, сможете доставить врача к бабушке? Как на платный прием?

Он почесал макушку — видимо, уже мысленно распланировал день и искал свободное время. Нашел. Кивнул.

— Да. Узнаем ее расписание, и после работы предложим съездить к Эльзе Марковне, с доставкой обратно. Думаю, она не откажется.

Я поставил пачку кофе на стол.

— Она татарка, да? Они кофе любят. Должна обрадоваться.

Кофе стоил больше гонорара.

— Все сделаем, — пообещал Василий.

Все-таки хорошо, что он появился в нашей жизни.

Мама встрепенулась, посмотрела на меня.

— Паша, тебе Илья звонил три раза. Просил его набрать, когда ты освободишься. Извини, что сразу не сказала.

Мне сделалось стыдно. Раньше, еще до того, как в мою жизнь пришел взрослый, мы были не разлей вода, общались каждый день, вдвоем противостоя жестокому миру. Теперь мир подобрел, шоры разъехались, и мы отдалились друг от друга. Больше всего я боялся потерять доверие Ильи, потому сразу же переместился к телефону и позвонил другу.

Ответил Ян, его звонкий голос я узнал сразу же.

— Привет, Ян.

— Пашка! — крикнул в трубку Ян и позвал названного брата: — Илюха, это Пашка! Иди скорее.

Возню и шорох в трубке сменил голос Ильи — ровный и уже совсем взрослый.

— Привет.

— Только освободился, прикинь, — выпалил я и почувствовал себя, как отчим, который забыл позвонить маме.

— Ничего себе. И завтра в бегах?

— По городу, — ответил я. — Что-то случилось?

Он ответил не сразу, и я понял, что да, случилось. Причем что-то такое, чего не скажешь при родителях. Хотелось сорваться к нему прямо сейчас, но было уже десять вечера.

— Мне приехать? — спросил я.

Илья засомневался. За него ответила моя мама:

— Куда это ты собрался? Ночь на дворе.

Илья был с ней солидарен:

— Это неразумно. Давай завтра встретимся после школы и поговорим. Во сколько ты сможешь?

— Давай утром, — предложил я. — До уроков.

— Разговор долгий. После.

— Намекни хотя бы, — начал терять терпение я, — о чем он будет.

— Это связано со всеми нами. — Дальше он проговорил едва различимым шепотом: — Большего… увы.

Ясно, родители, которые рядом, этого знать не должны. Я прикинул, где и когда буду, и сказал:

— В три дня возле администрации — нормально? Успеешь после школы?

Как раз рубли на доллары поменяю…

Что же случилось такое, что при родителях говорить нельзя? Так хотелось спать, а теперь усталость как рукой сняло. И, главное, не было даже предположений. Хочет занять денег на лечение Яна, а родители против? Работа нужна? Что?!

Вполне возможно, какая-то мелочь, и я зря волнуюсь, но как не волноваться? Каретниковы — моя вторая семья, они сделали для меня столько хорошего! Поддерживали, когда моим родителям было на меня плевать.

Так, собраться!

Не отходя от телефона, я позвонил Наташке. Она была у Андрея и ответила сразу же, сказала, что зятя перевели из реанимации в пульмонологию, динамика положительная, назначили антибиотики, денег пока хватает. Не хотелось бы, чтобы сестрица, которая и учится, и пашет по выходным, доедала последние запасы, и в три дня я договорился с нею, чтобы передать двадцать тысяч на лечение. Еще ж медсестрам надо дать на лапу, чтобы они относились к больному по-человечески.

Итак, в час дня — навестить Андрюшу в наркологии, перепрограммировать его. Надеюсь, хуже не будет, куда ж хуже-то? Бабушка растила его, холила и лелеяла, да перехолила и перелелеяла. Разбаловался Андрюша. Интересно, гнилушками рождаются, или червоточина появляется в человеке в течение жизни?