Вперед в прошлое 11

— Павлик! А я думала, Юра, он как раз из школы должен прийти. Проходи, будешь борщик… Господи, какой ты грязный! Что случилось?

— Да просто сыро, ехал…

Она налетела на меня, помогла снять дождевик, тронула руку.

— Ледяная! И ноги, небось, промокли, а ну бегом в дом, я печь растопила. Сейчас горячую воду сделаю ноги парить…

Я не узнавал ее. Из суровой леди она превратилась в квохчущую наседку.

— Бабушка, нормально все, сухой я, просто встречный ветер, а перчатки забыл.

Тогда она сгребла меня в охапку и прижала к себе. Я тоже ее обнял и сказал, что горжусь ею, она у меня лучшая бабушка на свете, еще что-то говорил — слова сами лились и лились. Бабушка гладила меня по голове, словно она вырвала меня из лап смертельной опасности.

— Как там Боря?

— Почти выздоровел. Василий заболел, мама держится. Сделаешь чай? Так хочется твоего малинового чаю, нигде такого нет.

Бабушка засуетилась, приговаривая, что малиновый — от простуды хорошо, и Боре обязательно такой надо, она сушеных ягод мне с собой отсыплет, и листьев еще.

Пока чай заваривался, я высыпал конфеты на блюдце — «белочку» и «коровку» — и рассказал, как мы поломались. Про лопнувшее колесо и то, что мы чуть не перевернулись, промолчал — незачем ее лишний раз нервировать. Просто ей важно сейчас участвовать в наших делах, быть нужной, понимать, что ею интересуются, с нею делятся. Надо будет Боре это объяснить и Юрке. Наташка вряд ли к бабушке поедет — боится из-за Андрея.

Бабушка аж расцвела после нашей беседы. Пришел Юрка, я отвел его в сторону и объяснил, что надо делать, он пообещал не подвести и закивал. Вот теперь со спокойной душой можно ехать домой, разговаривать с отчимом.

Я передал на хранение конверт с долларами. Мы с бабушкой обнялись, я пообещал себя беречь, присматривать за Борей и Наташкой и укатил домой еще засветло. Наверное, и к директору заглянуть будет не поздно, поговорить насчет детского лагеря. Но сперва — самое важное: разговор с отчимом.

Как он отреагирует? Я настолько плохо его понимал, что было возможно все, что угодно, от предложения компенсировать эвакуатор и арендованный грузовик, до истерики с оскорблениями. Что ж, очередная проверка адекватности.

А разговор построю, как в анекдоте, когда старшеклассница с каменным лицом пришла к отцу каяться: «Пап, мне нужно кое-что тебе сказать…» Отец напрягся. «Помнишь, я к экзаменам готовилась по математике, ко мне еще Ваня приходил». Отец сжал челюсти и кулаки. «Допоздна оставался по будням». «Ну-у-у?» — спросил отец, готовясь к худшему. Дочь, бледнея и потупившись: «Ну и вот… не сдала экзамены. Двойка».

Домой я пришел с дурным предчувствием. Если день не задался, лучше не совершать резких телодвижений. Но сейчас-то что? Единственное, что могло случиться скверного — истерика отчима с обвинениями. Ерунда на фоне угрозы, нависшей над миром, но мелкие неприятности меня сегодня немного расшатали.

Тянуть кота за хвост я не собирался. Раздевшись и сняв ботинки, я заглянул в зал, где Василий смотрел телевизор. А где Боря, интересно?

— Добрый день, — поздоровался я с отчимом. — Как здоровье?

— Пока температура не поднималась, — отчитался он. — Но слабость. Шо ты так рано? Все продали уже? Но почему я не слышал двигатель КАМАЗа, я его узнаю за километры.

— У нас неприятности, — проговорил я заупокойным голосом.

Округлив глаза, отчим вскочил в кровати.

— Менты товар отжали?! Машину арестовали? Что?!

— Слушайте не перебивая, — сказал я так же заупокойно и неторопливо. Пусть думает самое худшее, тогда правда не покажется ему ужасной. — Приехали мы на мукомольный, закупились, там все чисто было. Я «девятку» караулил. Приехали, значит, а мне сказали, что Антон Петрович умер, представляете?

Он немного успокоился.

— Так а машина где? Я завтра работать собираюсь, если температура не поднимется к вечеру.

— Вот и Антон Петрович больным работал, — проговорил я с укором и продолжил рассказ: — Едем мы, значит, деревнями, по узким дорогам, и вдруг на повороте — ба-бах! Алексей в руль вцепился, машина юзом идет, дым из-под колес валит, а там кювет… прям овраг, а не кювет…

Отчим побледнел и закусил губу.

— Но Алексей справился с управлением, схватил огнетушитель и — скорее колеса тушить. Это заклинил подшипник, который давно надо было менять. Задняя ось не крутилась, и колеса тащило по асфальту, а этого не заметно, когда едешь. Если бы колеса не были столь изношенными, пошел бы запах, мы бы заметили дым и вовремя остановились, а так…

— Не перевернулись же? — спросил он с надеждой и сразу сориентировался: — А товар как? Куда его? Так в машине и остался?

— Аренда другого грузовика — пятьдесят тысяч, — принялся загибать пальцы я. — Аренда эвакуатора — тридцать. Чеки никто не предоставил… Хотя Завирюхин выпишет, если попросить. Придется поверить мне на слово.

Отчим задумался, почесывая макушку и поглядывая на меня.

— Как ты видишь ситуацию? — спросил он меня.

— А вы? — задал я встречный вопрос.

— Оплачиваю эвакуатор, я ж ничего не заработал, грузовик был в ваших интересах.

Это да, но он сэкономил на ремонте, «КАМАЗ» бы все равно простаивал. А мы чуть жизней не лишились из-за отсутствия ремонта. Говорить этого я не стал, чтобы не будить лихо, тем более доля справедливости в его словах имелась, могло быть гораздо хуже.

— По рукам, — по возможности бодро сказал я.

— Так а шо с машиной? Когда почините? Я бы завтра поработал.

— Завтра точно нет. Нужно узнавать. Алексей только вечером скажет, что и как.

— Это прям нехорошо…

— Это вам судьба говорит, что надо отлежаться, — нашел аргумент я.

Судя по всему, убедительный: отчим отстал. Судьба — это серьезно. Нужно было посоветовать у Даромиры проверить грузовик на порчу или другую подобную оказию.

Спрашивать, где Борис, я не стал, заглянул на кухню. Он был там, рисовал за кухонным столом под «Pet Shop Boys». Интересоваться, что и как, я не стал. И так ясно, что брат ушел, чтобы не поругаться с отчимом.

— Салют! — сказал я, Боря вздрогнул, повернул голову, и тут распахнулась входная дверь — с грохотом и треском, так, словно ее выбили.

Боря вскочил. Я вылетел из кухни. Из зала выглянул отчим. В прихожей стояла красная зареванная Наташка. В зимней куртке поверх домашнего халата и тапках.

— Что стряслось? — воскликнули мы с отчимом в один голос.

Протяжно всхлипнув, она пожаловалась:

— Су… ки… Вы… вы… выгнали! Да… же вещи не дали забрать! Деньги, вещи, товар — все там! Вы… вышвырнули меня, как… как щенка!