Вперед в прошлое 11

— Да пошла ты в жопу! — заорала Наташка, направив злость на мать. — Я не проститутка! Я его… его люблю! А любовь — это не за деньги.

— Наташа! Разве можно так с матерью? — пристыдил ее отчим, покашлял в кулак.

Из спальни выглянул напуганный Боря, но ничего спрашивать не стал. Я заговорил про ремонт «КАМАЗа», уводя отчима от конфликта, пока он не уперся рогом и не попёр на Наташку. Мама же растерянно хлопала ресницами, не понимая, чего она такого сказала, всего-то дала дочери совет, как жить правильно. Если бы отчим был посмекалистее, он бы мог сделать выводы, что будущая жена у него — корыстная сволочь, но его развитие сводилось к «дети должны уважать своих родителей».

Наташка рванула на кухню, забилась на свой диванчик и подвывала, раскачиваясь из стороны в сторону. Мама сковородку, где подогревался мой ужин, выключила. Горелую гречку я сдвинул, забрал уцелевшую и котлету, которая лишь подрумянилась, и благополучно поглотил.

Меня душило негодование. Никогда не понимал людей, которые предпочитают отдать все грабителям, лишь бы не напрягаться. Если бы отжали только московскую квартиру, может, Андрей ручки и сложил бы. Но квартира, где он жил — его единственное жилье. Что он будет делать? Пойдет бомжевать? Поселится в каморке театра? Или все-таки обратится в суд?

Чего гадать — время покажет. Только я закончил с ужином, как зазвонил телефон — это были прерывистые сигналы межгорода. Наташка слетела с диванчика и метнулась к нему, сняла трубку. Домочадцы снова вокруг нее столпились, и отчим вылез, и Борис, которого это не касалось.

— Наташа, — проговорил Андрей бодрым голосом. — Я еду домой, жди меня там.

Похоже, товарищ в неадеквате.

Закусив губу, сестра напомнила:

— Часть твоей квартиры мать переписала на другого человека. Там чужие люди, они меня выгнали. Оставайся в Москве и подавай в суд! Оспаривай завещание. Иначе останешься бомжом.

— Какой суд! Все равно бесполезно. — Голос Андрея зазвучал будто бы издалека. — Откуда у меня столько денег? Я потрачу больше, чем получу. Да мы на те суды только и работать будем!

— Напоминаю, что твоей квартиры больше нет…

Наташка слушала его, и ее взгляд наливался свинцом, плечи расправлялись, лицо бледнело. Дослушав, она припечатала:

— Знаешь, что… Делай, что хочешь. Я с бомжом встречаться не буду.

Андрей ненадолго замолчал, а потом как выдал:

— Знаешь что… Не указывай, что мне делать! Влезла уже в наши отношения с мамой — и вот! Если бы не ты, этого ничего не было бы! Она от горя умерла и чувствовала себя брошенной…

— Да пошел ты!

Теперь она повесила трубку, причем, положила так, чтобы никто не мог дозвониться. Не то чтобы она вняла советам нашей мамы — просто устала. Капля камень точит — видимо, таки сточила. А может, это порыв, пройдет время, и они помирятся.

Или, может, мне нужно встретиться с Андреем, когда он вернется, и внушить, что нельзя быть таким размазней? Внушить, что надо бороться за свое имущество, свою женщину. Но что с ним станет после этого? Хуже, конечно, вряд ли будет, но так я лишу его пути. Ведь, если верить всяким эзотерическим учениям, прелесть нашего мира — свобода воли каждого. Мы вольны выбирать, кому служить — свету или тьме, Богу или Мамоне, а так, получается, я сделаю выбор за него.

Нельзя. Одно дело, когда человек нежилец, тут вопрос встает — жить или не жить этому индивиду. Или, когда кто-то творит зло, как та троица, которая захватила квартиру…

Или и это меня не оправдывает? Можно, конечно, той наследнице Томилиной внушение сделать, чтобы отказалась от чужой квартиры…

Разогревая еще одну котлету, я поглядывал на Наташку и думал, что наша жизнь напоминает игрушку, когда бросаешь кости, то есть совершаешь поступок, а потом делаешь определенное количество шагов вперед или назад, выбираешь, куда свернуть. А я лишаю людей выбора и права быть собой…

И тут вспомнилось кое-что важное, связанное с планами на лето. Вроде еще не поздно, нет и девяти, так что звонок Лексу-крепышу не будет бестактным. Уничтожив вторую котлету, я направился в прихожую, прихватив ежедневник с его телефоном.

Набрал оператора, попросил соединить с Москвой и получил стандартное «ожидайте». Вернувшись в кухню, посмотрел на Наташку, которая превратилась в бледный безэмоциональный манекен. Нужно ее как-то утешить, переключить ее внимание, но как? Закрыв дверь, чтобы нас никто не слышал, я сказал:

— Когда у вас «Фауст» планируется?

— На майские, — безразлично ответила Наташка. — Я говорю, чтобы перенесли, потому что все на шашлыках будут, но реж уверен, что все правильно. Будем играть перед пустым залом, эх…

— Не будете, — уверил ее я.

Сестра немного оживилась.

— Караванов так Фауста клево играет, что я его аж ненавижу.

— Завидуешь? — спросил я первое, что пришло в голову.

— Сам персонаж бесит, — ответила она и стала рассказывать про коллектив, что обычно это серпентарий тот еще, а у них все позитивные, помогают друг другу.

— Так ты поступать передумала, что ли? — осторожно уточнил я.

Наташка вскинула подбородок.

— Были такие мысли. Но теперь точно поступлю. Убьюсь, но поступлю.

Она достала из-под дивана учебник по русскому, тетрадь, и углубилась в изучение предмета. Было бы неплохо, если бы она эти четыре месяца, плюс июнь, посвятила учебе. Вдруг повезет, и она поступит бесплатно? Маловероятно, конечно, но вдруг повезет?

Прозвенел межгород, и я бросился отвечать, и снова все домочадцы высунулись в прихожую, но быстро разошлись по своим местам, потому что меня соединили с Лексом.

— Привет, Лекс, это Павел.

— Ух ты! — обрадовался парень. — Какими судьбами?

— Дело есть. Кажется, я придумал, как тебе провести лето на море, ничего не заплатив.

— Ха! Заманчиво. Никак в гости зовешь? Но у меня же поступление. Если смогу, только в августе.

— Твой отец же — директор школы? — уточнил я. — И увольняться не собирается?

— Нет.

— Тогда слушай, какой у меня план…

Через пять минут я уже разговаривал с Владимиром Олеговичем, отцом Лекса. Он пока слушал, потом пошли наводящие вопросы, на которые я ответил, что за деталями — к нашему директору, ему план понравился, он вроде бы готов участвовать и уже просчитывает нюансы.

В начале разговора голос собеседника был осторожным, под конец беседы директор школы воодушевился, расспрашивал, какие у нас условия, какое море, когда прогревается, какие есть развлечения. Естественно, он разрешил дать его телефон нашему дрэку, в то время как номер дрэка я без согласования оставлять ему не решался.

Потом я позвонил деду, а то давно не общались, не просто по нему — по голосу его соскучился. Как жаль, что дед жил далеко, когда я был маленьким!

Дед просил больше товара, жаловался на скудный ассортимент, хвалил Влада и сказал, что моих денег накопилось сто тридцать долларов — он исправно меняет рубли на баксы и откладывает, и уже есть на что закупить запчасти. Я сказал, что овощи и фрукты в холодильниках заканчиваются, и можно переходить на орехи, консервы и сладости, ту же пахлаву, чурчхелу, консервированные абрикосы, сок виноградный, вино, опять же. Правда, все это хрупкое и тяжелое. Но дед уверил, что ничего страшного, у него-то машина. А вот бабушке справляться будет сложно, будет нужен грузчик. Еще дед посоветовал присмотреться к поставщикам мандаринов, сезон в той же Грузии заканчивается аж в марте, а так — довольно ходовой товар.