Вперед в прошлое 11

— Так, давай сначала. Срок у нее какой?

— Шестой месяц. С половиной. Ра-ано! Умрет ребеночек.

Я вдохнул, выдохнул, взвесил все «за» и «против» и сказал:

— Одевайся, едем в больницу. Не волнуйся раньше времени. Ей могли неправильно посчитать срок. Ну, ошибиться в датах, и ребенку может быть семь месяцев, а такие нормально выживают, если их выхаживать.

А чтобы выходили, нужны дорогие лекарства, нужно акушеркам, медсестрам и врачам пакеты с продуктами таскать. Ничего, на пару сотен баксов не обеднею. Это ж в некотором смысле мой сын или моя дочь — если бы не моя деятельность, Лялина не забеременела бы. А если б это и случилось, не решилась бы оставить малыша.

— Не волнуйся, выходим нашего брата, — уверил я Лялину и прикрикнул на нее: — Собирайся и погнали! Я только за мопедом сбегаю, он тут недалеко.

Друзья! В блоге раздача промокодов на книгу Ланцова. Следите за обновлениями

Глава 31 Диана Романовна

Как я и думал, впускать нас с Ликой в роддом отказались категорически, и не помогла истерика, которую устроила сводная сестра с топаньем ногами и воплями. Это не роддом будущего, где практиковалось присутствие мужа на родах, сейчас же тут муштра покруче, чем в женской тюрьме. Видимо, чтобы отбить желание у женщин снова сюда попадать.

В итоге у меня на руках — трясущаяся девушка, повторяющая: «Мамочка, мамочка» — за которой нужен присмотр, потому что она то бледнеет, то зеленеет, то за стенку хватается, уверенная, что Анна умерла, потому нам и боятся говорить правду. А если не Анна, то кто-то точно умер.

Немного успокоив Лику, я оставил ее на кушетке в коридоре, а сам юркнул в приемный покой, потому что у меня было кое-что. Ключ универсальный, гарантия — десять лет, с 1991 по 2001. Гарантированно открывает любые двери. Называется он — бабло.

Только на меня собралась вызвериться толстая краснощекая медсестра, как я положил две тысячные на стол, накрыл их ладонью и пробормотал:

— Помогите, пожалуйста! У меня мама по скорой попала в отделение. Шесть месяцев беременность, а она рожает. И никто ничего не говорит, не знаю, что и думать. Знаю только, что дети умирают часто такие маленькие.

Тетка глядела на деньги, и на ее лице стыд боролся с жадностью. Ни тени сочувствия к подростку, который, возможно, потерял мать или братика или сестричку.

Наконец жаба погнала медсестру в пучину взяточничества, она забрала деньги, бросила в ящик стола и пробормотала:

— Вообще-то, я не имею права этого делать. Но как тут не помочь?

Она подвинула к себе телефон и принялась крутить диск — нарочито медленно, будто издеваясь. Ну что за сволочь? Нервов никаких не хватает! Лика, бедолага, там уже десятый раз мать похоронила. Хотя, если все было бы хорошо, никто нас не мариновал бы и сказал бы хоть что-то. Слушая протяжные гудки, медсестра спросила:

— ФИО пациентки. Когда поступила?

— Лялина… Ой, Мартынова, она замуж вышла. Анна Мартынова.

Медсестра оценивающе меня осмотрела и проворчала:

— Ну конечно. Рожают, понимаешь, на старости лет! И чем думают… ясно чем. Но рожать-то зачем?

Вот же дура старая! Когда я поносил шкуру сорокашестилетнего, тридцать пять лет кажутся очень юным возрастом. Лучшим возрастом, когда хочешь, можешь, соображаешь, и есть силы реализовать задуманное.

Наконец на том конце провода ответили, и красномордая сказала:

— К вам Мартынову привозили? Да? И чего с ней? — Покосившись на меня, медсестра тряхнула щеками. — Угроза жизни есть? Чего-чего… Надо мне. Сказать, что ли, сложно? Ага, понятно. А ребенок живой?.. Угу, бывает. Ленка-то? Нормально все, помирились.

Кулаки невольно сжались. Она издевается? Почему те, кого надо в клетке держать, а не к людям пускать, именно с людьми работают? Но мне надо было получить информацию, потому я терпел и ждал, вспоминая Каналью, как он говорил, что все тетки — девушки-красавицы. Ага, сидит, вон, красавица, как бронтозавр в болоте.

— Что? Ну и ладно, и пусть, — продолжала болтать медсестра, напрочь забыв обо мне и о моей проблеме. — Да не бери ты в голову, угомонится… Спасибо. Пока.

Уф-ф, ну наконец-то! Казалось бы, кто мне Анна Лялина, женщина, холодная, как рыба? А волнуюсь за нее, как за родную. Об отце так не переживал, когда его подстрелили.

— Живая твоя мамка, — соблаговолила снизойти красномордая. — У нее была угроза, что матка разорвется, ну, ее прооперировали, спит теперь.

— А ребенок?

— Живой. В инкубаторе. И не на шесть месяцев он, а почти на восемь. Безголовые и безрукие насчитали черт знает что. Тридцать четыре сантиметра девица, почти полтора килограмма. Это не то что семь, это почти восемь месяцев! Угрозы для жизни нет ни у матери, ни у ребенка. Иди домой. Завтра приходи с часу до трех, все равно раньше никто не пустит.

Камень с плеч скатился, стало легко-легко. Я вышел, как на пружинах, навстречу мне бросилась Лика, схватила за руку.

— Что?

— Все живы. У нас сестра. Успокойся, ну?

Лика закрыла лицо руками и рассмеялась. Обняла меня, как родного, и пролепетала:

— Спасибо, Пашка! Если бы не ты, я с ума сошла бы!

По дороге эйфория сходила на нет и появлялись вопросы. Когда жена была беременная, то делилась со мной переживаниями, и я очень много знал про беременность и роды. Разрыв матки — редкая патология. У здоровых женщин ее не бывает. Она появляется после кесарева и в результате травмы. Может ли такое быть, что отец ударил Лялину? Если так, то он мне больше не отец. Знать ничего о нем не желаю.

— Сестра, — проговорила Лика на улице, стоя возле моего мопеда и ежась. — Мама так и думала, что девочка, а дракон сына хотел. Думала Дианой назвать.

— Ты говорила, что они накануне поругались, — сказал я. — Я прямо спрошу: они дрались? Мог ли он ее ударить?

Лика испуганно на меня глянула.

— Я не видела. Он просто орал, всегда орал, а мать спокойно отвечала. Нет, вряд ли. Я-то не спокойно отвечала, огрызалась, вот он и набрасывался. А когда перестала, то и он отстал. Не думаю, что там прям настолько все паршиво. Ну… что он гуляет, это мы знаем. Я точно уверена, а мать не хочет замечать.