Вперед в прошлое 2
Шрифт:
Когда мы наконец подошли к калитке ее дома, я сказал Каюку:
— Тут живет моя бабушка. Подожди полчаса, поговорю с ней о тебе.
Сунув руку в прореху между досками забора, я открыл щеколду и вошел во двор. Гавкнув для приличия, ко мне кинулся Боцман, я принялся его чесать. На его гав из летней кухни вышла бабушка с трубкой в руках.
— Павлик, что случилось? С матерью поссорился?
Я мотнул головой.
— Ты покури. Новости серьезные. Одна плохая, вторая нейтральная.
Бабушка вмиг будто бы прибавила лет десять, но торопить меня не стала,
— Начинай с нейтральной.
Я покосился на калитку.
— У моего соседа Юрки родители сильно пьют. Прямо конченые алкаши. А он не хочет таким быть. — Я привалился к стене рядом с ней и дальше говорил шепотом: — Хороший парень. Если его не поддержать, погибнет. Жалко. Я тут подумал… Ему жить негде, а тебе нужна помощь по хозяйству. В общем, приюти его, пожалуйста. Он готов делать что угодно. Большой уже, тринадцать лет. Научишь — помощник будет. А нет… может, кто другой его возьмет? Он же к бомжам пойдет.
Бабушка выпустила очередное кольцо дыма, пожевала губами, подумала, вскинула голову и позвала:
— Юра! Заходи!
— Как ты узнала, что он здесь? — удивился я.
Она кивнула вперед.
— Боцман уж очень заинтересованно смотрит за забор. И ты оглядываешься.
Юрка распахнул калитку и оторопел при виде огромного пса.
— Его зовут Боцман, он не тронет, — уверил я.
— Здрасьте! — Юрка кивнул так рьяно, что показалось, его тонкая шейка вот-вот переломится.
Бабушка свела брови у переносицы, оценивая помощника цыплячьей комплекции.
— Проходи пока в кухню. — Она жестом указала направление.
Каюк протопал мимо нас, жалобно заглядывая мне в глаза, на его лице читалось: «Не отдавай меня этой страшной женщине! Пожалуйста, не отдавай!»
— Нам с Павликом поговорить надо. Скоро будем.
Подождав, когда он закроет за собой дверь, бабушка тяжело вздохнула, привалилась спиной к стене дома и уперлась в нее затылком.
— У Оли рак?
Значит, мама ей все-таки рассказала про визит в онкодиспансер. Я ничего не ответил, замер неприкаянно. Потому что не надо ничего отвечать. Бабушка зажмурилась, потерла веки.
— Начальная стадия, — попытался ее утешить я. — Она лечится, но нужны деньги. Много денег.
Бабушка будто окаменела, забыв о трубке. Отмерла внезапно и потащила меня в дом, где, мечась по комнате туда-сюда, материлась, как тот боцман, вставляя в ругань гневные реплики, что, дура, отдала все деньги Ирке на видик и новый телевизор, когда могла бы придержать, и теперь нет ничего.
Замолчав, она достала из шкафа графин с самогонкой, плеснула в рюмку, опрокинула ее в рот, потом — еще одну. Уперлась в стол руками и задумалась. А я все искал момент, чтобы напомнить про Москву и понимал, что еще не время.
— Так… можно продать корову, забить бычка. Жаль, поросята маленькие… — помолчав немного, она вскинула голову и сказала обреченно: — Машину.
«Победу», память о любимом муже, ей точно продавать нельзя!
— И сколько за нее дадут? Пятьсот баксов? На такие машины мало покупателей, не все еще поняли, как они ценны. И все равно не хватит.
Даже не думай! Нет, бабушка, мы будем продавать не это. — Я сделал паузу.— А что? Что у тебя еще есть? Квартиру заложим? Дом?
Я коснулся пальцем виска.
— Соображалка и чутье, вот что у меня есть. Мы поедем в Москву с фруктами. А ты убедишь тетю Иру, чтобы помогла нам с проездом.
— На границе ссадят!
— Мы поедем на резервном поезда, — настаивал я, — но тетино участие не помешает.
Бабушка села, сжала голову руками. Она то бросала быстрый взгляд на меня, то смотрела в точку на стене — думала, взвешивала шансы и возможности. Ну же, бабушка! Ты же мудрая женщина! Прими правильное решение!
Глава 6
Ты ничего не знаешь!
Хотелось убеждать бабушку, доказывать свою правоту, ведь схема рабочая! Я столько о ней слышал от человека, который прошел этот путь и две квартиры купил! Да, в Крыму они тогда стоили вдвое дешевле, чем у нас, но сам факт! Наконец бабушка сказала:
— Как ты себе это представляешь?
— Очень просто. На юге есть черешни и абрикосы, в Москве их нет. Берем здесь, везем туда, продаем там. А тетя Ира поможет провезти ящики.
— Очень просто! — уронила она с язвительным смешком. — Ты ж в большом городе ни разу не был! Ты там просто потеряешься — вот это просто. Тебя подкараулят и обворуют! Да и абрикосы будут только в июле.
— Они уже есть. Армянские на рынке. Купим оптом и перепродадим.
— Где продадим? Ты ж метро ни разу не видел, как будешь перемещаться по Москве! Ищи тебя потом с собаками!
— Сориентируюсь на месте. На Таганке, слышал, есть рынок, вот где…
— А потащит кто? Мы ж много не унесем.
— В этом главная проблема, — вздохнул я, и она расхохоталась.
— Главная! Проблема! Ты собрался ехать в чужой город, где непонятно что творится! Не зная, что почем. Без какого бы то ни было плана! В наши неспокойный времена!
Откуда ей знать, что некоторое время я жил в Измайлово? Правда, Черкизона тогда уже не было. И что мой приятель прошел этот путь и поделился нюансами так красочно, что я на всю жизнь запомнил. Вот же как бывает: не угадаешь, какая информация пригодится и какое зерно деяния даст всходы. Виталины рассказы я всегда воспринимал, как забавную трескотню без какой бы то ни было практической ценности.
— Первый выезд будет пробным, с небольшой партией товара, — возразил я. — Заодно и пристреляюсь. Ну что ты теряешь? Что мы теряем?
— Ты что — один туда собрался? — Бабушка уставилась на меня, как на смертника.
— Могу и один, — пожал плечами я, — но лучше, конечно, вдвоем. У нас. Нет. Выхода.
Бабушка замолчала, налила себе еще рюмку, выпила, не поморщившись, и прошептала:
— Павлик, ты хоть понимаешь, что предлагаешь?
— В том-то и дело, что понимаю и готов ответить за свои слова. Не бойся рискнуть. Я привел тебе помощника, научи его обращаться со скотиной, дед Василий подстрахует. Уже через три дня можно погнать в Москву. Черешня поспела?