Вперед в прошлое 2
Шрифт:
Бабушка обреченно кивнула.
— Как раз да. Белая и красная.
— Сколько будет?
— Ящиков семь. Килограммов сорок.
— Круто! Абрикосы я готов у армян за свои семь штук купить. Что еще у нас есть?
— Это бы дотащить, — вздохнула бабушка. — Стоянка поезда в Москве — всего семь часов. Мы не успеем.
— Это у того, на котором тетя Ира. А у резервного?
Бабушка пожала плечами.
— Надо спросить.
— Вот и спроси, поедем-то мы на нем, иначе через границу не прорвемся. Если не будем успевать, переночуем в отцепных вагонах, это недорого. И сядем на
— Двести-триста…
— Пффф, копейки. Допустим, там по пятьсот…
— А если нет? — недоверчиво прищурилась бабушка. — Если прогорим?
— Сто пудов все будет отлично! Но если нет, мы свои деньги все равно вернем. Ну, потеряем три дня, зато убедимся, что схема не работает. Но она — работает! Так вот, если черешня там по пятьсот… Считаем: сорок на пятьсот — двадцать тысяч! Плюс за абрикосы десяточка, минус затраты — пятерик. Двадцать пять в самом худшем случае! За эти деньги люди месяц работают! В месяц мы можем сделать шесть-семь ходок. Умножаем. Сто тридцать тысяч!
— Фантазер… — грустно вздохнула бабушка.
— Это реальность! Я еще по минимуму считаю. Зато какой шанс появится у мамы!
Похоже, поверила, глаза, вон, заблестели. Я продолжил:
— Но нам нужно сорок тысяч на лекарства, и уже скоро. Так что придется занимать. Отдадим через две недели, когда прокрутим стартовый капитал. У тебя есть на примете человек, который одолжит денег?
Бабушка сжала виски.
— Вот дура! Зачем на видик Ирке отдала? Были бы! И на лекарства были бы!
— Пусть теперь помогает! С проводниками договаривается, чтобы было где груз разместить. — Уловив ее сомнения, я привел самый мощный аргумент: — Ба, ты фрицев била, зимой в окопах сидела, жизнью рисковала. Сейчас — мирное время, что тебе какая-то Москва?
Бабушка засмеялась.
— Твоя правда! Как сейчас говорят — в натуре?
Потом будут говорить «реально» — не суть. Одни слова заменяют другие, суть остается неизменной.
— Ба, мне нужно уезжать, поговорить с людьми, занять денег. И ты попытайся. Но главное — договорись с тетей Ирой. Я знаю, у тебя получится.
Я попытался встать, но бабушка схватила за руку и вернула на место.
— Так. Стой. Этот мальчик выглядит неблагополучным… Он точно ничего не украдет?
— Не должен, я его проверял. К тому же он тебя боится до… до икоты. Так что помягче с ним. Но к труду — приучай. Сделай из Юрки человека!
— Ладно. Сделаем. А у кого ты займешь? И неужели одолжат?
— Очень на это надеюсь. — Встав, я не спешил уходить, пытался вспомнить, что еще хотел сказать.
Бабушка окончательно сбила с мысли:
— Ты успокой мальчика, чтобы не шарахался от меня. Напугал его, наверное.
— Не. Он сам, все сам… — И вдруг я вспомнил, чего хотел, и спросил: — Ба, а у нас есть кто-нибудь из родственников в Москве? Очень пригодились бы.
Бабушка потерла подбородок, задумалась, качнула головой.
— По нашей линии нет, а вот по вашей — твой дед Шевкет.
Вот так номер!
— Ты его знала? — сделал стойку я.
— Постольку-поскольку. Он давным-давно в Москву укатил
с молодой женой, и там его след затерялся.— А фамилия у него какая? Отец-то на другой.
— Кажется, Джемалдинов… Что-то такое. Он татарин, правда, не знаю, какой — крымский или казанский. У Оли спроси, она должна быть в курсе.
— Это вряд ли. Вряд ли она знает больше, чем отец. Но я спрошу, конечно.
Из дома мы направились в летнюю кухню, где на табуретке за столом замер Каюк, прижимающий к груди пожитки. Над ним бормотало починенное мной радио. Я уселся рядом с парнем, бабушка выставила тарелку с блинами и варенье, определила чайник на газ.
— Дети, вы не голодны? — И уставилась на Юрку.
Он втянул голову в плечи и помотал головой, жадно косясь на блинчики.
— Нет, спасибо, мы поели.
— А придется, — сказала она с нажимом.
Видно было, как Каюку хочется блинов, но он терпел, ждал чай. Тогда я взял один, мокнул в варенье и кивнул на тарелку. Юрка цапнул лакомство и принялся медленно есть. Молодец, не совсем он дикий, а вполне обучаемый. Может, и будет из него толк.
А я думал о том, как найти деда в огромной Москве, ведь, чтобы выяснить номер его телефона в справочной, нужны фамилия и адрес, которого я не знал. И вообще представления не имел, что делать, чтобы восстановить цепочку, которая к нему приведет.
Ладно, подумаю об этом позже. Сейчас мне предстоит неприятный разговор номер два и визит к папаше. Хотелось просто отрезать память о нем, выбросить и больше никогда его не видеть. Но увы, придется еще с ним не просто встречаться, но и проблемы решать, и не только эту.
Выпив чаю и распрощавшись с бабушкой и повеселевшим Юркой, который убедился, что его не съедят, а если кто и будет что-то есть, то он, и всякое вкусное, я отправился на остановку.
Здравствуй, отец. Давно не виделись. О деде я у него спрашивать не буду, чтобы не вызвать приступ гнева, разве что потом, но деньги… Вот и посмотрим, осталось ли в нем что-то человеческое.
К общежитию я приехал затемно, почти в десять вечера, обошел его, глянул в окно. Отец ложился рано и мог уже спать, но нет: в комнате горел свет. Ага, значит, молодые бодрствуют, и можно их осчастливить своим визитом. На успех я особо не рассчитывал, просто обязан был использовать все возможности, и, если отец даст от ворот поворот… Ну, нет, значит нет.
Уже знакомая щербатая дверь. Алкаши на пороге, среди которых — опухшая женщина с фигурой лягушки, в синих замызганных лосинах. Заплеванный коридор с исписанными стенами и облупившейся краской. Некоторые надписи такие старые, что, наверное, их авторы — в числе тех алкашей.
Скрипучий деревянный пол коридора. Прогорклый запах стряпни. Из-за каждой двери доносилось бормотание телека.
А вот и нужная дверь. Я постучал, не зная, что говорить. Сориентируюсь по ходу дела, от папаши можно ожидать чего угодно, вплоть до пинка под зад. В комнате завозились, что-то сказала мыша Аня. Щелкнул замок. Дверь приоткрылась, и на меня уставился отец через разделяющую нас цепочку.
Ага, внутрь меня он звать не собирается.
— Тебе чего? — спросил он раздраженно. — Еще позже не мог припереться?