Вперёд в СССР!
Шрифт:
— Но дружки важнее, — ввернула Оля.
— А с армией что?
— Ну, теперь, когда ты получил паспорт… И раз с тестом всё в порядке… Наверное, придётся идти. Вроде, ты должен отметиться в военкомате через виртуальный кабинет. Подтвердить статус.
Я сражался за Союз в Афгане, потом отдавал долг Родине на секретной службе. Отсиживаться дома не мой путь. Вот только срочная служба в этом мире мне совсем не кстати. Я ведь должен найти способ вернуться… Наверное. С другой стороны, новая жизнь не тот дар, которым стоит разбрасываться. Но эмиссары…
— Если только не поступишь
В её голосе прозвучала надежда. Видимо, решила, что потерявшему память сыну не поздно взяться за ум.
Институт — это хорошо. Только надо понять, куда я могу податься. Ведь времени подготовиться к экзаменам у меня нет.
— А почему ты не на работе, мама? — спросил я, меняя тему. — Сегодня же будний день.
Вспомнилась дата на календаре.
7 июня 2050 года. Вторник.
— Так я ж отгул выпросила, — грустно улыбнулась Наталья Никаноровна. — Мне положено. За переработку.
— А кем ты работаешь?
— Уборщицей, — вздохнув, ответила женщина. — Кем ещё может устроиться жена изменника?
— Раньше мама была учителем биологии! — гордо вставила сестра.
— И… — я подбирал правильные слова, чтобы выяснить самое главное. — Хватает на жизнь? Ты ведь нас двоих тащишь. И разве я не подпадаю под закон о тунеядстве?
Про этот закон я ляпнул наугад.
Здесь другой мир, другие правила. Орки вон в милиции сидят. По обмену… И вполне может статься, что упомянутого закона не существует.
— Подпадаешь, — мать подтвердила мои опасения. — С сегодняшнего дня. Но у тебя есть четыре месяца, чтобы устроиться куда-нибудь… или подать документы на учёбу. Может, подумаешь насчёт института, сынок?
Я вспомнил, что в моём СССР закон о тунеядстве появился в «семидесятых». И правила игры были схожими. Тех, кто жил на нетрудовые доходы и уклонялся от официальной работы, маркировали аббревиатурой БОРЗ. Без определённого рода занятий. Отсюда, кстати, пошло словечко «борзой».
— Ясно, — тянусь за куском торта. Вот же вкуснятина! Не остановиться. — А что с моим отцом? Почему мы все неблагонадёжные?
Лицо матери осунулось.
— Папа твой был учёным, сынок. Работал в засекреченном НИИ, дома почти не появлялся. Сплошные командировки, разъезды… Я не знаю, что он сделал. Честно. Нам сообщили о его задержании. Потом Толю признали изменником Родины и… расстреляли.
Давние воспоминания причиняли женщине боль, но она продолжила:
— От Оленьки я всё скрывала, но потом нас стали вызывать на телепатические дознания. Хотели выяснить, что папа рассказывал о своих исследованиях.
— Выяснили?
— Нет, — мама всхлипнула и покачала головой. — Он подписку всегда соблюдал. Да и никакой он не изменник! Любил свою работу и страну любил… Не мог вредить государству, понимаешь?!
— Успокойся, мам, — я накрыл пальцы женщины своей ладонью. — Что случилось, то случилось. Мы же с тобой.
Наталья Никаноровна смахнула слёзы и робко улыбнулась. Красивая и интеллигентная женщина, но уж больно придавило её жизнью.
Мы посидели ещё некоторое время за столом.
Я узнал, что тест на лояльность не проходят все граждане поголовно. Только члены неблагонадёжных
семей, достигшие шестнадцатилетнего возраста. Тех, кому нужно получать паспорт, тестируют ежегодно, а вот маму, например, только один раз проверили — когда случилась вся эту мутная история. И уже четыре года никуда не зовут.Программа, по которой я проходил, называлась «Сын за отца не в ответе». По заветам товарища Сталина. Вот и мурыжили каждый год, стремились сделать из моего носителя полноправного гражданина. Владик, естественно, все тесты провалил — сказалась любовь к погибшему отцу. Да, мой предшественник, как и Оля, люто ненавидел систему, из-за которой лишился близкого человека. И это можно понять. Вот только с Косым и его подручными связываться не стоило…
Чтобы не травмировать женщину, я увёл разговор в другое русло. Начал расспрашивать про Олю, её успехи в школе, планы на будущее. Кажется, мелочи. Но из подобных мелочей складывается картина мира.
Так, учится моя сестрёнка в пятом классе обычной средней школы, год назад её перевели из октябрят в пионеры. Девочка умная, много читает, посещает спортивную секцию. Плавание. Мечтает поступить в институт, отучиться на красный диплом и поехать в арктическую экспедицию. Вот только тест на лояльность ей проходить тоже придётся. И не известно, какими будут результаты.
— А кто такие менторы? — задал я вопрос, мучивший меня на протяжении нескольких часов. — Можно поподробней? Ты, мам, вскользь о них упомянула.
— Ну, ты даёшь! — не выдержала сестра. — Это же опора советского строя! Одарённые, сверхлюди!
— Прямо сверх? — осторожно переспросил я.
— Они умеют использовать пси-энергию, — дала более чёткий ответ мама. — И творят… всякое.
— Что, например? — продолжал напирать я.
Сейчас мне нужны любые крупицы знаний. Прежде всего, я хочу понять, в чём радикальное отличие этого Союза от нашего. А отличие есть, невооружённым глазом видно.
— Зависит от класса, — блеснула знаниями сестра. — Правда, мама? Вождь у нас бессмертный, и он никогда не спит. А ещё есть лицедеи, физики, энергеты…
Я зацепился за знакомое словцо.
Инспектор, который меня тестировал, упомянул лицедеев. Некоторые прибегают к их помощи, чтобы попытаться пройти проверку на лояльность, — так он выразился.
Но всё это ерунда по сравнению с бессмертным неспящим вождём!
Я точно нахожусь в здравом уме? Или всё это — сон после смерти, который скоро закончится…
— Мне климатологи нравятся, — продолжала взахлёб рассказывать сестра, — они управляют погодой, представляешь? А благодаря портальщикам у нас есть врата в иные миры!
— В какие миры? — осторожно поинтересовался я.
— Разные, — уклончиво ответила мать. — К ареатам, оркам…
— Видел одного в милиции, — вспомнил я.
— По обмену, наверное, — улыбнулась мать. — Это дружественная раса. У них тоже социализм. В основном.
Разговор плавно переключился на порталы, и Оля рассказала, как их водили от школы в Музей интеронавтики. Я слушал и делал свои выводы. Когда мы доели торт, я вызвался помочь матери убрать со стола, чем заслужил удивлённые и обрадованные взгляды.