Вполне порядочный мир

– Придешь, разберемся и с твоим бессмертием.

"А Нади с Кирюшей нет! Как они там без меня в этой свистопляске? Кирюша, наверное, безумно рад. Надя, как и все, ничего не понимает, рвется домой... Господи, когда же придет определенность?"

– Знаешь, не буду я спать. Не могу, - выпалил, не глядя на Толпина. Слышишь, что творится за окном? Чего же я, здоровый мужик, буду отлеживаться?

– Не кипятись, - миролюбиво сказал Толпин.
– Можешь спуститься вниз. Только не отходи от дома.

Они расстались, и Денис остался в одиночестве. Он думал о том, что хорошо бы выпить кофе, а потом разыскать топор и присоединиться к тем, кто рубит лес, надеясь победить его. В конце концов, это так привычно - бороться с природой. Вся цивилизация выросла на этом, с молоком матери всосала уверенность в своей правоте... Нашел холодный утренний кофе, допил. После длительных поисков обнаружил под ванной старый и совершенно ржавый топор, "Ничего, добрые люди наточат..."

Он захлопнул дверь и начал спускаться вниз. Лестничные площадки казались необычно гулкими и сырыми, наверное, из-за деревьев, окружавших дом плотным кольцом. За одной из дверей надрывались комнатные собачки. Денис знал их хозяйку, высокую сухопарую старуху. Он всегда церемонно раскланивался с ней, когда та с выводком многочисленных пекинес и шицу выходила на прогулку. "Хотел бы знать, где она. Собирает ветки, или нашлось ей другое дело? Сейчас это просто - найти занятие для человека, страдающего от безделья... А потом придет день, когда мы убедимся, что деревья и травы стали прежними - покорными и немногочисленными. И построим теории, объясняющие капризы природы. А с лесом что? Чепуха! Всегда можно насадить сады, парки, лесополосы... Стоп! Чего собственно, я разошелся? Еще неизвестно, чем кончится вся заваруха, а я уже страдаю по будущим недостаткам! Проклятое бессмертие лезет из всех щелей. Подумаешь - праведник! Сейчас рублю деревья, а в будущем мыслю себя чуть ли не судьей".

Во все стороны летели щепки. И был ритм бездумной работы, когда микроцель - дорубить до той извилины на коре - заполняет собою весь мир. А пока летело время, измеряемое метрами оголенной земли, вокруг что-то изменилось.

На голову Дениса упал желтый лист. Широкий и плотный, он показался невероятно тяжелым. Листьев было много. Они медленно падали, плавно кружились в лучах красного солнца. "Завтра будет ветер, - машинально подумал Денис, поднимая один из листьев.
– Как осенью".

– Как осенью, - тихо произнесла стоящая рядом женщина.

– Начинается что-то новое, - раздалось за спиной Дениса.

Люди сгрудились в тесную молчаливую кучку и с тревогой наблюдали за листопадом. Листья желтели внезапно и, изменив цвет полностью, летели на землю. Взгляды людей скользили по грудам срубленных деревьев, по срезам свежих пней, и Денис видел, как грустнеют лица. Он наклонился за топором и, едва передвигая ноги по шуршащему желтому покрову, направился домой. "Все напрасно, - думал он, поднимаясь по лестнице.
– Кинулись на деревья, думали - достаточно расчистить от них улицы. А оно повернулось иначе..."

Он открыл дверь, аккуратно положил топор на прежнее место. Тело ныло, гудела голова. Немного посидел, усталость отступила. "Помыться бы..." - прошел в ванную, открыл кран и долго вслушивался, надеясь на чудо. Со вздохом закрутил ручки, взглянув в узкое зеркальце над раковиной, безразлично подумал, откуда взялось незнакомое лицо. Спустя какое-то время понял, что лицо должно быть его собственным. Из памяти напрочь вылетели всякие представления о собственном облике. "Чушь, - встревоженно подумал он, - такого быть не может!" Кинулся к шифоньеру, чтобы полностью рассмотреть себя в большом зеркале, узнал одежду, руки, ноги... Незнакомым было единственное - собственное лицо. Он ошарашенно отошел в сторону. "Одно к одному, одно к одному... Растут грибы становлюсь бессмертным, растут деревья - перестаю ориентироваться, падают листья - забываю лицо. Неужели паршивые пятна могут принести столько пакости?
– заметался по комнате, потом, распахнув окно, долго, до боли в глазах, всматривался в багровый краешек заходящего солнца.
– Сумасшедший мир, где утром просыпаешься бессмертным, а к вечеру обнаруживаешь, что потерял больше, чем приобрел..."

Роняя стулья, Денис бросился к выходу, скатился по лестнице, у подъезда споткнулся о пень, поднялся и побежал по обезображенной улице.

– -------------------------------------------------------------------------

– ---

Город впустил его. Не было ни пикетов, ни заграждений.

"Не эпидемия, - с облегчением думал Давыд, выбираясь на скользкий пласт гниющей рыбы.
– Куда же теперь? При нормальном росте пошел бы домой и поел. А сейчас... Самое естественное - идти к клиникам. Там хромой доктор. Можно опять поработать. Санитар-вездеход! Профессия, родившаяся сегодня..."

Идти по улицам-просекам было не легче, чем по нетронутому лесу. Торчащие пни кололи подошвы ног, и Давыд невольно вспоминал, как в детстве бегал по стерне. "Интересно, как проверить их разумность?
– думал он о деревьях, внимательно глядя под ноги.
– Ничего общего между нами, кроме места обитания Земли. Так что надежды на контакт мизерны. И они еще уменьшаются, если станем усердствовать.
– Улицы напоминали просеки, на крышах многих домов появились маленькие деревца. Они вздрагивали от малейшего порыва ветра.
– Совсем плохо, если они будут расти дальше. Дома на это не рассчитаны. Многое не рассчитано на сегодняшний день. Но он пришел, и не время рассуждать о просчетах".

– Слушай, ты, дядя Степа! Слышишь меня, а?
– Человечек еле держался на ногах.
– Выпить хочешь?
– В его руках блеснуло зеленоватое стекло.
– Чего молчишь? Думаешь, я тебя испугался? Дудки!
– Он качнулся и, зацепившись за разлом асфальта, грохнулся на землю.

"Хорошо набрался! Что ж, это тоже выход.
– Давыд перешагнул через пьяного.
– Жизнь входит в свою колею..."

Желтизну Давыд увидал издали. Она двигалась от горизонта, и было видно, что зеленое сменяется желтым, потом даль становится серой. Когда деревья у самых его ног начали менять окраску листьев и ронять их на землю, Давыд понял, что означала серость горизонта. "Доигрались! Не успели привыкнуть к лесу, вырезать его до конца, как новый сюрприз!" Он смотрел на оголяющиеся деревья, на город, все увереннее вырисовывавшийся в обнаженном лесу. На душе становилось мрачнее и мрачнее. Как будто исчезнувшая зелень унесла с собой все живое и светлое. Сквозь голые ветви стали заметны люди, прятавшиеся от него, и как раньше, Давыд почувствовал нарастание тревоги и страха. Но не перед ним, человеком-гигантом, а перед безмолвным внезапным листопадом. Тревога шла могучей плотной волной, и под ее тяжестью Давыд начал медленно опускаться на землю... Денис смутно представлял направление, в котором бежал. Нужно было скрыться от ужаса, забыть о том, что он не узнает своего облика. "Разве память о внешности так уж важна? Главное осознавать себя, а это не потеряно. Я жив, и впереди бесконечная жизнь, лучшего не придумаешь..." Под ногами шуршали опавшие листья. Они закрывали трещины в асфальте, пни. Денис спотыкался, падал лицом в пахнущую осеннюю листву и вновь поднимался. Силы его истощились, он чувствовал это, но продолжал бежать. Потом обнаружил, что люди куда-то исчезли, а в конце улицы на коленях стоит Давыд.

"Нельзя поддаваться, - думал Давыд, сжимая голову руками.
– Я должен бороться, а не страдать. В мире, породившем меня и пока еще чуждом людям, нужна моя помощь, а не страдания. Их и без того достаточно..."

– Давыд!
– Денис тяжело дышал.
– Как хорошо, что мы с тобой опять встретились, как я рад!
– Он говорил сбивчиво, глотая, путая слова, и порой великан не понимал, о чем идет речь. Тревога давила по-прежнему, но в душе рождалось и крепло внутреннее сопротивление этому давлению.

– Давыд, нужно идти в штаб. Нам с тобой больше всех досталось. Мы обязаны знать, что происходит.

"Как все просто, - думал Давыд, глядя на Дениса.
– Мы ничего не предпринимали, чтобы вызвать к жизни этот мир растущих и умирающих деревьев, бессмертных людей и великанов. Мы только копили изменения. Упорно, хотя и бессознательно. Рвали бомбы, травили химикатами, насыщали атмосферу различными физическими полями и дошли до предела, когда простое повышение солнечной активности оказалось искрой, взорвавшей прежнюю пассивность природы".

Денис смотрел на громадную ладонь, покрытую видимыми порами, на пальцы толщиной с бревно, на блестящие поверхности ногтей, и ему казалось, что он видел это всю жизнь. Пальцы качались перед глазами, отбрасывая косую далекую тень. "Как все просто, - думал он, завороженно следя за их колебаниями.
– Ты просыпаешься утром и обнаруживаешь, что бессмертен. Другой становится гигантом, вокруг вырастают деревья. Их много. Так много, что становится страшно. А виноватых нет. Нельзя взять кого-нибудь одного за шиворот, встряхнуть и заорать: "Гад, все из-за тебя, получай!" Усталость пропитала мускулы, мысли. Денис с трудом сел на подвернувшийся пень, потом понял, что лучше лечь. Сполз на землю, расслабленно вздохнул.