Врач космического корабля

– Все стало значительно лучше. И все до сих пор на борту. Ваше чудесное лекарство действует отлично, но корабль все еще на карантине – до тех пор, пока мы не сделаем необходимые анализы и не убедимся окончательно. Самое плохое состояние – у вас. Вы напичкали себя наркотиками, перегрузили организм, и, буду откровенен, все это сейчас сказывается на вашем состоянии.

– Но я был вынужден так поступить, верно?

Врач открыл было рот, чтобы ответить, но ничего не сказал. Потом улыбнулся.

– Полагаю, да. Я рад, что на борту были именно вы, потому что сильно сомневаюсь, что смог бы проделать все это самостоятельно. А сейчас – укол.

– Секунду, пожалуйста. Насчет так называемого бунта. Что правительство собирается сделать с этими людьми? Вы должны объяснить, что их спровоцировали...

– Правительство в курсе, и сомневаюсь, чтобы кто-то, кроме генерала Бригса, конечно, предстал перед судом. Это мое личное мнение, но я знаю, что и наверху думают так же. Это был пиратский шаг. Вы – корабельный офицер и командовали судном по праву. И все еще пребываете в этом качестве, так как новый командующий пока не прибыл. Так что не знаю, называть вас врачом или капитаном... в любом случае сейчас – спать.

Дон уснул улыбаясь.

На следующее утро, после того, как он поел, сестра натерла его лицо пастой-депилятором, чтобы снять отросшую бороду, и устроила повыше с помощью дополнительных подушек.

– Зачем это? – с подозрением спросил Дон.

– У вас будут гости, и вы должны выглядеть как можно лучше.

– Какие сейчас гости? Я думал, что для официальных визитов я все еще болен. По крайней мере, именно это вы должны были мне сказать. А получается, это говорю вам я...

– Врач, который дает предписания самому себе, становится посмешищем для пациентов, – ответила сестра и выскочила из палаты. Дон улыбнулся ей вслед.

– Позвольте войти, сэр? – раздался с порога голос Курикки.

– Что? Старшина? Входите же. Но в чем дело?

Он осекся, когда увидел, что старшина одет в серый мундир. Это была форменная одежда космонавтов. Погоны были отделаны золотым шнуром, а высокий воротник врезался в шею. Дон подумал, что старшина, видимо, одолжил мундир на другом корабле, так как его собственная одежда отправилась за борт, в космос. Старшина вошел, печатая шаг, а за ним – все остальные.

Они все были в сером. Рама Кизим, помощник инженера и будущий врач.

Каптенармус Дженнет и расчетчик Бойд, Спаркс и инженер Трублевский, рефмеханик Хансен. А позади всех, тоже в форменной одежде, высоко подняв голову, шествовал, как и остальные, строевым шагом доктор Угалде. Когда все остановились и отдали честь, он приложил руку к сердцу.

– Все не смогли прийти. То есть, я хочу сказать, вся команда. Но мы их представители. И доктор Угалде здесь потому, что он сейчас представитель нашей команды.

– Несомненно, – твердо ответил Дон, вспомнив все происшедшее. И коррекцию курса, и историю с контрпереворотом.

– Мы чувствовали то же самое, и потому он сейчас здесь, когда я, то есть мы, представляем всю команду. Вашу команду, капитан.

Курикка сменил положение «смирно» на «вольно» и взглянул вниз, на Дона.

– Я знаю все надлежащие торжественные церемонии, которые есть в уставе. Не то чтобы эта церемония была не уставной – ее просто там нет. Я пытаюсь сказать вот что: карантин снимут через несколько дней. Вас хотят перевести в госпиталь Марсианского центра. Командор Доправа сейчас на базе и скоро прибудет, чтобы перегнать «Большого Кепа» в доки для капитального ремонта. Но пока он не принял командование, – капитан по-прежнему вы, – он щелкнул пальцами, и сейчас же прямо ему в руки была подана какая-то коробка.

– Этого у вас никогда не отнимут. Космонавты хорошо знают, что на корабле нет никого выше капитана. Не многие занимали этот пост. А вы – да, сэр, вы – вытащили нас, а только это и считается. – Курикка открыл коробку и вытащил оттуда форменную фуражку с золотой ракетой над козырьком.

– Это капитанская фуражка. Теперь она ваша – мы купили ее у командора орбитальной станции. Это от команды, капитан. Все мы приняли в этом участие.

Дон взял фуражку в обе руки, повернул козырьком к себе и обнаружил, что не может произнести ни слова. Моряки взяли под козырек. С никогда ранее не испытанным чувством, он козырнул в ответ.

Не существовало слов, чтобы выразить его ощущения, и астронавты поняли это по его лицу. Это был миг и их торжества, отныне их скрепляли нерасторжимые узы. Молча, по одному, члены экипажа ушли. Старшина Курикка шел последним и уже на пороге, слегка помявшись, заставил себя задать один вопрос:

– Капитан, сэр, не можете ли вы сказать мне, каковы ваши планы? Я имею в виду, после госпиталя. Большинство врачей начинают свою карьеру в космосе, но потом предают его, принимая должности на планетах, то есть переходят в разряд наземников. Я полагаю, ничто не может удержать их в пространстве. И я хотел бы знать, каковы ваши планы... я имею в виду...

Дон собирался работать на одной из планет, в этом не могло быть никаких сомнений. Однако в одно мгновение он обнаружил, что об этом даже подумать невозможно. Наземники – единственно подходящее слово. Что значили эти пыльные глобусы по сравнению с кристальной чистотой космоса? Служба на дальних лайнерах, орбитальных научных станциях – бесконечные возможности, если хоть раз задуматься над этим. Однако он ответил еще до того, как эта мысль успела оформиться.

– Не верьте старым сплетням, старшина. Мне хочется работать наземником не больше, чем, скажем, вам.

– Более определенного ответа быть не может! – широко улыбаясь, Курикка щелкнул каблуками и удалился.

Дверь закрылась, и Дон остался один.

Он развернул фуражку и провел пальцем по гладкому цилиндрику эмблемы. Он почти сожалел, что полет окончился.

Будет немного скучно снова стать просто врачом.

– Трудный полет, и я рад, что он позади, – грустно сказал он себе. – Я очень рад, что мы достигли наконец тихой гавани. Но у меня есть эта фуражка, и я помню, что она означает. Этого у меня никогда не отнимут.