Врачебные связи
Шрифт:
– Знаете, – смеясь, говорил он, когда мы сидели в ресторане после спектакля, – мне иногда кажется, что лучше бы я хуже владел русским, ведь тогда я не понимал бы многих обидных вещей и, как это… сберег себе кучу нервов, так?
Я находилась в состоянии эйфории и, как ни пыталась бороться с этим ощущением, ничего не выходило. Меня пригласил на свидание симпатичный, интеллигентный мужчина – на настоящее свидание, а не просто дружеские посиделки за бокалом вина. Программа была насыщенной – сначала балет, потом ресторан и приятная беседа. Генрих вел себя безупречно и не скрывал, что я ему
– А как там ваш молодой друг – тот, который в тюрьме? – неожиданно поинтересовался Генрих, когда подали десерт.
Только я собиралась рассказать ему, что успела выяснить о деле Толика, как затрезвонил телефон. У меня было искушение проигнорировать его, но звонок мог оказаться важным. Высветился Дашкин номер, и я удивилась, ведь мы недавно общались.
– Мам, ты не поверишь, что на этой записи!
– Погоди, ты о чем?
Мое состояние после спектакля и еды было до того расслабленным, что мозг отказывался логически мыслить, а память превратилась в бабушкино решето.
– Ну, та запись, которую мне обещали достать у следователя, помнишь? – нетерпеливо пояснила дочь. – Ты дома? Я еду!
– Даша, нет… Понимаешь, я не дома.
– А где?
– В… ресторане.
На другом конце трубки повисло молчание.
– В каком?
Зачем Дашке знать, где я ужинаю? Тем не менее пришлось ответить – в конце концов, почему я должна это скрывать, ведь мне давно уже не пятнадцать, а Дарья мне не мать, а дочь!
Она повесила трубку.
– Неприятности? – участливо спросил Генрих.
– Нет, это моя младшая… Дочка звонила.
– Значит, это у нее неприятности?
– Нет-нет, на самом деле это касается Толика…
И я рассказала ему о последних событиях.
– Так вот он, твой таинственный мужчина! – раздался над нами Дашкин веселый голос. Вздернув голову, я затравленно посмотрела на дочь, стоявшую рядом с нашим столиком, уперев руки в бока. Генрих тут же поднялся. – Меня зовут Даша, – протянула она руку.
– Я бы и так не ошибся, увидев вас, – улыбнулся он Дарье. – У вас с мамой практически одно лицо!
– А он – очень даже! – одобрительно заметила дочь, и я почувствовала, что краснею, как восьмиклассница. – Надо же, – продолжала она, озираясь по сторонам, – никогда здесь не бывала! Хорошая кухня?
– Присаживайтесь, – галантно предложил Генрих, отодвигая для нее стул. – Сейчас принесут меню.
– Не надо меню, – отмахнулась Даша, усаживаясь. – Я обычно не ужинаю, но кофе выпью… И, пожалуй, с коньяком.
– А что, есть повод? – нахмурилась я.
– Ага. Я посмотрела запись.
– И?
– Знаешь, кто на ней?
– Ты же понимаешь, что я все равно не догадаюсь!
– Это точно, потому что на записи – Марина!
– Сестра Толика?
– Вот именно, можешь себе представить?
– Она… убила Илью Митрохина?!
– Это вряд ли. Ты себе представляешь, что хрупкая девушка, больная, практически умирающая, могла такое сотворить?
– Чтобы нажать на спусковой крючок большой силы не требуется, – задумчиво вставил Генрих. Даша посмотрела на него с удивлением.
–
Он что, в курсе?– Всего, – кивнула я.
– Ясно. Но на записи ничего такого нет – в смысле, убийства.
– А что же тогда есть?
– Марина, идущая по коридору к кабинету Митрохина.
– А потом?
– Ты помнишь, что в самом кабинете камер нет?
– Ну да…
– Марина входит, а потом выходит – и все.
– И что это доказывает?
– Смотря как на это посмотреть, – вздохнула Даша. – А смотреть будет прокурор, так что… На записи, в углу, стоит время, которое примерно соответствует времени смерти Митрохина, и это – большая проблема. Зато теперь очевидно, почему Толик сознался: если ему показали запись, где сестрица входит к человеку, из-за которого она, в сущности, пострадала, немудрено, что он на все согласился! Получается, что именно Марина видела Илью последней, а это, в свою очередь, доказывает ее причастность.
– Погоди, что ты пытаешься мне сказать? Что Марина пошла к Митрохину, украв пистолет у брата, застрелила его, а потом подбросила оружие Толику, чтобы его подставить?!
– Действительно, – хмыкнула Даша, – ерунда получается…
– А с Мариной ты говорила?
– Обязательно поговорю – завтра же с утра. Ума не приложу, что она могла делать у Митрохина!
– Да уж, вопрос… И почему нам ничего не сказала – знает же, как важна каждая мелочь!
– Завтра все выясню. А потом поеду и устрою Толику «темную» – гаденыш, что удумал, не посоветовавшись со мной!
– А почему следователь отказался показывать вам запись?
Голос Генриха вновь прозвучал неожиданно для нас обеих.
– Разве следователь не обязан предоставлять стороне защиты все материалы по делу? – добавил он.
– Тот же вопрос задала и я, – кивнула я. – И Даша предположила, что у следователя должна быть причина, по которой он поступил так.
– Вы думаете, ему выгодно, чтобы Анатолий сел за убийство Митрохина?
– А он молодец! – восхитилась Дарья. В ее устах это звучало огромным комплиментом: обычно моя младшенькая скупа на похвалы. – И еще мне пришла одна мыслишка… Мам, Толик упоминал какого-то паренька из группы, который вроде делал записи для них, обрабатывал и выкладывал в Интернет?
– Это подружка Толика о нем упоминала, но лично мы не знакомы. А что?
– Если этот паренек действительно такой гениальный, может, он сумел бы проверить эту запись, как думаешь?
– Ты считаешь, что она может быть подделкой?
– Чем черт не шутит?
Мы еще немного посидели, но разговор не клеился, и Генрих оказался достаточно понятливым, чтобы попросить счет. Так как со мной была Даша, ему не требовалось меня подвозить, и мы простились на стоянке.
– Где ты его подцепила, ма? – спросила дочь, как только мы отъехали. – Он умный, симпатичный, интеллигентный и явно небедный – такие шикарные мужики на дороге не валяются!
– Ну, я его не на дороге и нашла, – буркнула я в ответ, пытаясь придумать правдоподобное объяснение. Как рассказать дочери о нашем с Генрихом знакомстве, не упоминая авантюру с «Либе Фрау»? – Мы… на парковке познакомились.
– На парковке?
– Я выезжала и… чуть не задела его автомобиль, – на ходу сочиняла я.
– А он у него роскошный! – рассмеялась Даша. – Повезло тебе, что этот Генрих глаз на тебя положил, а то попала бы ты, мамуль, на крутые бабки!