Врачеватель. Олигархическая сказка

Они выпили, на этот раз не чокаясь.

– Господин Президент, – продолжил Пал Палыч, – мне бы не хотелось на этом заострять внимание, тем более, что взрывают меня не коллеги по бизнесу, и я к вам приехал не жаловаться на свою судьбу. Я просил о встрече, чтобы, во-первых, предупредить вас: Скрипченко – враг. И враг опасный. У меня были прямые доказательства, но так получилось, что их больше нет. И второе: развал «ЕвроСиба» государству Российскому пользы не принесет. С Трояновым всегда можно было разговаривать. Среди нас есть куда более одиозные персонажи. А вот Скрипченко – враг. Он и иже с ним и затеяли эту компанию. Если бы они еще что-то в этом понимали, а так ведь все прахом. Одна жадность да зависть.

– Налить вам еще коньяку? – после некоторой паузы возобновил разговор президент. – Мне-то лично достаточно.

– Нет, благодарю. Я больше водку люблю.

Поднявшись с кресла, президент подошел к рабочему столу и, не поворачиваясь к Пал Палычу, произнес:

– Да даже если бы я этого не знал, все равно бы вам поверил. Ну а если я вызываю доверие у вас, тогда вы сможете понять, что я вам сейчас скажу. Порой и сам до конца не понимаю этого стечения обстоятельств, но так уж получилось, что я президент этой страны, а, значит, обязан обдумывать каждый свой шаг и отвечать за каждое свое действие. А наследство-то, как понимаете, – не сундуки с золотом. И уж если нужны компромиссы, то я на них пойду. Главное, знать во имя чего. А я знаю. Если тот же Скрипченко «энд компани» пока барахтаются, значит, еще не время. Да этот холуй и не так опасен. Опасны те, кто иже с ним. Понимаете? А вот мы тем временем, скрипя зубами, но обязаны… Вопреки всему обязаны быстрее становиться сильными. И вот во имя этого я готов идти на компромиссы, потому что с открытым забралом здесь не получится. Только вот при этом еще и дело надо делать. Надо! Никуда не денешься. Испокон веков мы всегда всех раздражали нашими богатствами и территорией. Сильными этому миру мы не нужны, но и слабыми нам быть нельзя. Просто недопустимо. Им только крикни: «Ату их! Они уже лежачие!..»

Президент повернулся к неподвижно сидевшему в кресле Пал Палычу, который застывшим взглядом уставился на бокал: по стенке тонкой маслянистой струйкой стекал на дно отменного качества коньяк.

– Пал Палыч, пойдем, что ли, на балкон выйдем. Хоть воздухом подышим. Вечер-то какой замечательный. Ни о какой чертовой политике даже и думать не хочется.

Стоя на балконе, оба с наслаждением вдыхали удивительную свежесть вечернего воздуха, отдыхавшего от дневного зноя. Пропитанного ароматами подмосковной сосны, неповторимого воздуха теплого лета. Лета две тысячи четвертого от Рождества Христова.

– Знаете, Пал Палыч, – первым продолжил разговор президент, – вроде старая, как мир, истина, но я, наверное, человек консервативный и давно уже не верю словам. Верю только поступкам. Я слышал, вы в Баторинске собираетесь наладить производство инсулина?

– Не только. Вообще у нас по проекту будет пять линий. Бог даст, к концу ноября торжественно, так сказать, но без «помпы» запустим две. Думаю, к тому времени разберемся и с дорогами. Только бы не мешали и не вставляли палки в колеса, а так ведь все лежит под боком, да вот беда – мертвым грузом. А надо сделать так, чтобы работало. Экономика и, соответственно, инфраструктура, как тот же взрыв, должны иметь отправную точку. А у нас она пока одна – вечный Кремль. И то в зависимости от направления ветра. Да и пособия по экономике – вместе с букварем, кстати – умникам нашим рекомендовал бы почитать исключительно на русском языке… Хотя бы потому, что так понятнее.

Вдыхая вечернюю прохладу, какое-то время они стояли молча, глядя на чистое, усеянное звездами безоблачное небо. И очень бы хотелось надеяться, что в этот момент эти двое не думали о политике, коррупции, человеческом факторе, горячих точках, европейском парламенте и прочем из того, что так мешает безмятежно смотреть на чистое, усеянное звездами безоблачное небо этого фантастического по красоте и невероятно обаятельного, но до поры до времени всепрощающего мира.

– Ученые головы говорят, что человеческая душа весит всего два грамма, – задумчиво произнес обитатель государственной загородной резиденции. – Правда, некоторые утверждают, что она на порядок тяжелее… А там, наверное, все строго пропорционально содеянному здесь. Да?

– Именно. Богом на этой земле стать очень просто. Труд невелик, – Пал Палыч улыбнулся. – А вот там куда сложнее. Там есть «Планета глупцов», на орбите которой висят вниз головой все земные боги и в отсутствии мечты и фантазий мучительно бьются над неразрешимой задачей, ежесекундно задавая себе один и тот же вопрос: «Если Бог не я, то кто же? Если Бог не я, то кто же? Ну если Бог не я, то кто же?!!» Ад – это безумие души.

– Пал Палыч, а известно ли вам, что мы с вами, уважаемый, почти уж как тридцать лет знакомы? – после некоторого молчания неожиданным вопросом возобновил диалог собеседник. – Когда Куранов мне сказал, что вы хотите со мной встретиться, я, видимо, так обрадовался, что, по-моему, в немалой степени озадачил этим обстоятельством Андрея Алексеевича, – он рассмеялся. – Да вижу, и вас тоже. Между тем наше давнее знакомство – это факт. Если помните, еще в прошлом веке, а именно в семьдесят шестом году в Питере, тогда еще в одной из квартир состоялся совместный сейшн «Машины времени» и «Аквариума». Ну, акустика, естественно… Тусовка, помню, удалась на все сто. Отрывались по полной. Ну вот и вы тогда прикатили в наше «захолустье» с группой продвинутых товарищей. И, судя по всему, в качестве лидера.

– Да, точно, было. Семьдесят шестой год. Десятый класс.

– Вот видите. Значит, не вру. А после концерта, как водится, под парами доброго портвейна «Алыбашлы» – схлестнулись. Причины, естественно, были до безобразия банальны: кто круче «Led Zeppelin» или «Deep Purple» – и кому быть столицей: Питеру или Москве. Ну мы, конечно же, не могли стерпеть этот неприкрытый снобизм заезжих из столицы баловней судьбы, – пусть внешне он и казался спокойным, но чувствовалось, что рассказывая об этом, испытывал, что называется, веселое, но великое томление души, вспоминая о времени, которого вернуть нельзя, какой бы властью ты не обладал, – а в результате, Пал Палыч, вы, между прочим, своему будущему главе государства расквасили губу, да так, что он потом неделю пребывал в припухшем состоянии души.

– Едрена мать! – всплеснул руками монополист. – Ну то-то я затылком чувствую что-то до боли знакомое, а вспомнить не могу.

– Так я вам и напомнил. Зато в старости будете рассказывать своими внукам, каким злопамятным был президент в их юные годы. Тридцать лет помнил.

– Да, но у меня их нет пока еще, к сожалению.

– Да у меня пока тоже. Ну и что? Ничего страшного. Со временем все равно появятся. Не это главное. Главное, когда появятся, суметь дотянуть их до пенсии.

Женщины, как известно, создания космические, и было бы трудно представить между ними подобного рода диалог. Еще более невозможно представить, что эти неземные, общающиеся с космосом существа, что-либо обсудив, могли бы вот так просто, в сущности, ни с того ни с сего, подойдя друг к другу, с размаху синхронно ударить ладонью о ладонь собеседника, испытывая при этом какую-то непонятную радость, заливаясь, мягко говоря, неадекватным смехом и потрепывая друг друга по плечу. Определенно: особи противоположного пола, то бишь мужского – существа предельно приземленные и несколько примитивные, неспособные, в отличие от женщин, ощущать тонкую природу полутонов.

– А вот телегу на меня строчить не советую, так как за давностью… – ей-Богу, словно юродивый, улыбался один из собеседников. – У меня очень солидные адвокаты. О, кстати, имею полные основания подать ответный иск. Я тогда, между прочим, вернулся в родную столицу с солидным бланшем под глазом и светился почти две недели. Есть разница?

– Только в том, что один смеется, а другой дразнится.

Существо, общающееся с космосом, не в состоянии понять истинную причину нового взрыва смеха, вызванного небезызвестной и к тому же не совсем точно произнесенной шуткой. Воистину, мужчины – странное творение природы.

– Паша, а давай еще по коньячку? Но только в качестве аперитива.

– А давай.

– Надеюсь, на ужин-то останешься? Заодно и с семейством познакомлю.

Женечкина свадьба удалась. Все прошло как по маслу: зал бракосочетания; свадебный кортеж с остановкой и распитием шампанского сначала на «Поклонке», а затем и на Воробьевых горах; приезд в Жуковку; богатое праздничное застолье на участке с обилием тостов и душевных речей в адрес новобрачных; замечательное, безоблачное июньское небо и теплый, не разродившийся дождем вечер; уставший, но счастливый гармонист; веселые лица собравшихся гостей (некоторые из присутствовавших, правда, уже успели изрядно подзабыть о причине, по которой они оказались на этом празднике жизни); неумолкающе громкий и раскатистый смех отца жениха, добродушно реагировавшего на любое изречение соседа и, наконец, лимузин, ожидающий своего часа отправления, чтобы доставить молодоженов в «Шереметьево-2», где по заранее купленным билетам, они должны будут отправится в свадебное путешествие не иначе как куда-нибудь на Маврикий.

Женечкина свадьба удалась. Ну и слава Богу!

Попрощавшись с сопровождающими, перед тем как сесть в машину, Женя подошла к Пал Палычу и крепко обняла его:

– Спасибо вам, сударь. Это самый счастливый день в моей жизни.

– Спасибо, Пал Палыч, – сказал ее молодой супруг, пожимая руку Остроголову и сосредоточенно глядя в землю. – Вы только не думайте, я все отработаю.

– Ай-ай-ай. Неправильный глагол, Паша, – улыбаясь, спокойно ответил ему Пал Палыч. – Ты заработаешь. Вот вернешься и заработаешь. Для себя и для семьи. Только помни, о чем мы с тобой говорили. Я на тебя очень рассчитываю.