Враг для самого себя

Каждый холст был искусно разделён надвое резкой чертой, разграничивающей два совершенно противоположных мира. С одной стороны, изображались безмятежные сельские ландшафты с буколистическими мотивами – солнечные лучи струились сквозь ветви деревьев, по зелёным лугам рассыпались яркие цветочные поляны, вдали виднелись живописные холмы и перелески. Настоящий земной рай!

Но стоило перевести взгляд на вторую половину полотен, как душу охватывал ужас. Здесь царил апокалиптический мир – ядовито-багровые небеса с клубами чёрного едкого дыма, земля выжжена, поросшая остроконечными уродливыми обломками былых строений.

На некоторых полотнах вместо пейзажа были портреты, но та же зияющая грань разделяла их личности надвое. В одной части изображались люди, сияющие радостью и безмятежным счастьем, но параллельно с ними присутствовали двойники, лица которых были исковерканы безумием, гримасами боли и отчаяния.

Невероятные произведения искусства, граничащие с безумием, порядком удивили детектива, поэтому, он ещё раз запустил руку в потайную полку в надежде отыскать что-то ещё. И он не прогадал. Его пальцы нащупали нечто твердое и прямоугольное. Томсон подумал, что там во тьме спрятана ещё одна картина, однако, ошибся. Вытащив находку на свет, детектив с изумлением уставился на толстый блокнот, завёрнутый в твёрдый переплёт. На обложке отсутствовали какие-либо надписи, да и сам он выглядел простецки. Брайан открыл его. На первых десяти страницах наблюдались неровные и очень уродливые каракули. Перевернув ещё пару страниц, он наткнулся на несуразный рисунок собачки. Стиль в нём отсутствовал напрочь. Каждая линия была небрежная и неровная. На следующем листке кто-то изобразил человека (наверное, человечка, детектив не был точно уверен в этом, так как рисунок мог принадлежать какому-нибудь ребёнку пяти лет, только что взявшему в руки карандаш). Присмотревшись получше, сыщик увидел в левом верхнем углу надпись: «Лиана. 10 лет». Наш герой понятие не имел о ком идёт речь, ведь юную художницу звали София, а других детей у семейства не было.

– Очень интересно, – ели слышно сказал он, засунув блокнот в карман пальто.

Дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился Чёппи. Он тяжело дышал после быстрого подъёма по лестнице, волосы были всклокочены, а на лбу выступили капельки пота.

– И что ты там завис, сейчас сюда придут криминалисты? – проговорил Чёппи. Его взгляд наткнулся на открытый потайной шкаф и разбросанные по полу жуткие картины.

– У каждой картины должен быть свой зритель, я не мог пропустить ни одного шедевра, – с издевательской ухмылкой проговорил Томсон. – Сомневаюсь, что ты сможешь оценить подобные произведения искусства.

Чёппи недовольно хмыкнул.

– Мне оно и не нужно. У меня своя работа.

Чёппи подошёл к картинам.

– О, так ты об этом? – шумно фыркнул он, склонившись над одной из работ. – Потайная полочка. Неудивительно, что их спрятали. Такой безвкусицы от гения кисти никто не должен видеть.

Он брезгливо щёлкнул пальцем по холсту, на котором был изображён контраст цветущего луга и выжженной радиоактивной пустоши.

– Я считаю, что если художник не смог определиться с фоном или как это там называется…

– Композиция, «мой дорогой друг», – поправил его Томсон, сдерживая ехидный смешок.

– Кхм, – кашлянул детектив, продолжая мысль. – Так вот, этот человек обычный любитель. – Чёппи по-хозяйски опёрся рукой о стену, чуть не опрокинув стоящую рядом вазу с кистями. – Хе-хе, даже у великих бывают провалы.

Брайан лишь молча покачал головой, не разделяя легкомысленного отношения напарника к этим зловещим и в то же время прекрасным полотнам. Что-то в глубине его детективной интуиции подсказывало, что за этими жуткими картинами кроется нечто большее, чем просто творческие поиски художника.

В комнату вошёл Марли.

– Что, улики ищите?

– Говорим о величии творческого духа, – сказал Томсон, смотря за реакцией Марли.

Квадратнолицый детектив улыбнулся и начал бесцеремонно хозяйничать в комнате юной художницы, с любопытством разглядывая отдельные работы.

– Стало интересно?

– Ну что ты, я всегда хорошо относился к изобразительному искусству, – неожиданно выдал он, пытаясь выглядеть более образованно, чем есть на самом деле. Скажем честно, этот верзила никогда бы не сказал такой глупости, но ему очень уж хотелось утереть нос Томсону и показать, что его знания ничем не хуже, чем у «товарища».

– А эта вон неплохая штука, – он ткнул пальцем в портрет девочки, одна половина лица которой сияла жизнерадостностью, а вторая была искажена болью и страданием. – Вот это я понимаю, экспрессия эмоций, двойственность человеческой натуры и всё такое…

Брайан вздохнул и принялся собирать разбросанные холсты, возвращая их на потайные полки шкафа. Что-то ему подсказывало, что данное дело будет весьма непростым.

– А где сейчас шеф? – спросил Томсон.

– А тебе какое дело? – ответил Марли, облокотившись спиной на стенку. Одна из картин пошатнулась и слетела со своего места. Позолоченная рамка шлёпнулась на голову детективу. – Чёрт! – вскричал он, держась за свою голову.

– Похоже, что искусство не очень любит тебя, – с улыбкой сказал Томсон.

– Заткнись! Лучше свали отсюда!

– Не переживай, я исчезну тут же, как только ты сообщишь мне о местонахождении шефа.

– Да внизу он, в гостиной, скоро должен будет опросить сержанта полиции, который видел преступника.

– Великолепно, значит мне уже пора, – бодро ответил он и исчез в проходе.

– Ты чего задумал, а ну стой! – закричал маленький Чёппи. Бедняга не успел догнать Томсона. Дверь перед ним закрылась и лицо детектива встретилось с плотной древесиной. – Мой нос! – взревел он, скатившись на пол.

***

В гостином зале особняка царил идеальный порядок, ничто не выдавало недавней трагедии, разыгравшейся здесь. Антикварная мебель из красного дерева была аккуратно расставлена, создавая ощущение уюта и респектабельности. На стенах висели старинные масляные полотна в массивных рамах, позади стояли шкафы из берёзы, полностью забитые книгами, рядом, на столе, стояла старая пишущая машинка, а из высоких окон с тяжёлыми шторами просачивался свет полицейских мигалок.

Посреди этого великолепия, скрючившись в огромном кожаному кресле, сидел сержант Рикорд. Он походил на потерянного ребёнка, беспомощно кутающегося в тёплое клетчатое одеяло, которым его укрыли врачи, после того, как ввели ему успокоительное. Лицо офицера было болезненно-бледным, а взгляд потерянным – пережитый им шок оказался слишком силён для крепкого служаки.

Томсон присел на корточки напротив Рикорда и принялся терпеливо ждать, когда тот придёт в себя. Снаружи с неистовой силой бушевал проливной дождь, раскаты грома сотрясали старинные стены, а в высокие окна то и дело бросались яркие отсветы мигалок полицейских машин, дежуривших у особняка. Не все зеваки разошлись по домам. Некоторые из них требовали срочно отыскать преступника и казнить на месте. Полицейские с трудом отгоняли их, пока шеф полиции старательно объяснял положение дел, уверяя, что убийца вскоре сядет за решётку.

Наконец, Рикорд заморгал и обратил остекленевший взгляд на детектива. Его голос звучал глухо и безжизненно:

– Это было ужасно… Такого кошмара я не видел давным-давно. Представьте только – я заглянул за угол, а там какой-то непонятный молитвенник. – Руки полицейского дрожали. Томсон дал ему воды. – Спасибо. Так вот, напротив него сидел мужчина. Он… Всё его тело подверглось жаркому пламени. Уж не знаю, как это произошло, но убийца постарался на славу.

Брайан кивнул, делая пометку в потрёпанном блокнотике.