Враг моего отца

— Большие, Кристина. На старт хватило, потом я вышел из общих дел и уехал в Европу… — Не хотел вдаваться в подробности, но оно и понятно. — И увез младшего брата.

— У тебя есть брат?

— Саша. Учится сейчас в Риме…

— То есть, ты взял на себя заботу о брате, — заключила я.

— Больше некому, — пожал он равнодушно плечами и отвернулся в сторону залива, который было хорошо видно из окна кафе.

— А с Марикой как познакомился?

Я думала — переведу тему на более легкую.

— На какой-то тусовке в Амстердаме, — усмехнулся он. — Сто лет назад было — плохо помню.

Ага, как же!

— Она начинала двигать кони от передозировки какой-то дряни… — Я снова раскрыла от удивления глаза. — А всем было плевать вокруг. Ну я и вытащил ее оттуда. Потом клиника, мандарины с яблоками… и долгая реабилитация.

Я подперла щеку рукой, чтобы не ронять так откровенно челюсть. Слава просто специализировался на спасении разного рода утопающих!

— А в кино ты у нее снялся с какой целью?

Он медленно расплылся в чертовски сексуальной улыбке:

— Без цели. Она просила… Тебе дали посмотреть?

Я смущенно кивнула.

— Но я не смотрела, — добавила быстро.

— Почему?

— Зависть, Слава, — закатила я глаза. — Ты можешь сниматься в откровенных фильмах, а я — нет. Боюсь умереть от приступа…

— Хохота?

Под аккомпанемент его насмешливого взгляда нам принесли заказ.

— Тогда бы точно посмотрела — поржать над тобой мне бы не помешало.

Боже, от его взгляда хотелось спрятаться под стол! Перестал усмехаться, только от этого стало не легче. Смотрел на меня, как… никогда никто не смотрел!

— Не хочешь Инстаграм свой порадовать? — спросил вдруг.

— Что ты все за него переживаешь? — примерялась я ножом и вилкой к сандвичу. Как же эту заразу изящно поглотить в присутствии этой порно звезды?

— Я может и не переживаю вовсе. Хочу примазаться к твоей славе.

— Ага, конечно, — попыталась проткнуть гастрономическую бомбу вилкой, на что Багратов шумно вздохнул:

— Кристин, ешь руками, не беси, обещаю не снимать тебя в процессе…

Я прыснула:

— Ты — само великодушие!

Изящно съесть эту заразу не вышло — я вытирала щеки от соуса после каждого укуса, а Багратов все это конечно же снимал на свой телефон.

— Извращенец, — ворчала я, облизываясь.

— Тут ты права, — убрал он довольный камеру.

— Правда?

— Наверное. Я же говорил — никогда не хотел таких, как ты…

Я провела языком по зубам, контролируя их безупречность, и привлекая внимание мужчины.

— А каких ты хотел?

— Доступных, простых и согласных на все, — обыденно признался он.

— Все?

— Люблю пожестче.

Я рассмеялась.

— Что смешного? — улыбнулся он.

— Ты вроде бы не беременный, чтобы хотеть таких странных вещей, как девочка с гаптофобией…

— Это необъяснимо, как и то, что мне нравится, как ты ешь…

Тут мне оставалось только улыбнуться — заслужил. Багратов, в отличие от меня, все же актером не был. И это чувствовалось во всем. Он искренне недоумевал, какого ж черта со мной носится, но не скрывал удовольствие. А такой мужчина, как он, мог позволить себе делать только то, что хочет. Вернее, он принципиально делал только то, что считал нужным. Он один, как целый фильм. В него хотелось всматриваться, разглядывать мелкие детали, эмоции…

— Пойдем, — взял он меня за руку, когда мы вышли на солнечную улицу. Лиссабон гармонично вписывался в этот день — такой же неожиданный, тесный, запутанный, простой, как печеные каштаны, которые тут продавали на каждом углу, и шумный, как продуктовый рынок с ресторанчиками. Слава держал меня за руку и утаскивал куда-то вверх, по узким каменным мостовым, через обзорные площадки в самое сердце старинного города. Когда мы выбрались на террасу какого-то замка — солнце уже пекло вовсю. Вид на крыши из красной черепицы умиротворял, захотелось уподобиться многочисленным котам и растянуться тут же на теплой каменной стене. Вдалеке блестело море, голубое небо привычно прорезали время от времени разноцветные самолеты, оповещая о своем скором появлении громким гулом.

Я уселась на толстое каменное ограждение, вдохнула полной грудью и посмотрела на Багратова:

— Ты бросил курить?

— Забываю. — А вот теперь явно врал. — Да и не хочется.

А еще он знал, что я знаю, что он врет.

=29

— Кури, я переживу.

— Не хочу, буду потом вонять табаком, — отмахнулся он.

— Так ты что, бросать надумал?

— Нет, сделать перерыв.

Справедливо. Он же несерьезно насчет меня, поэтому все правильно — делаем перерыв в наших жизнях на какое-то безумие, но оно вряд ли будет настолько прочным, чтобы удержаться в реальности. Поэтому все правильно. Перерыв.

— Крис, ты от меня уже чего-то ждешь? — уселся он рядом.

— Совсем нет. И не надо ничего менять. Думаю, это главный секрет нашего с тобой успеха.

— Мне мало наших успехов, — он вдруг сцапал меня, усадил рывком на колени и тут же убрал руки. Ноги свесились за ограду и повисли над пустотой, и я сама отшатнулась к нему:

— Твою мать! Держи меня!

— Как скажешь, — с готовностью оплел мою талию и прижал к себе.

— Слава, ты… ты, блин… Я высоты боюсь!

— Это прекрасно! — зашептал он мне на ухо. — Значит, ее ты боишься больше, чем моих рук?

— Сейчас — да!

— Отлично, пометим это место крестиком — тут и будем обниматься! — И он прихватил губами мочку уха.

— Ты серьезно?

— Тш, — шикнул он на меня, пощекотав дыханием шею, от чего побежали мурашки по всему телу, — сиди и слушай… Там — обрыв. Тут — я.

Губы сами растянулись в улыбку: все же Багратов — это нечто. Солнце пекло, вышибало слезы из глаз, ветер упруго бился в щеку, заматывая пряди волос вокруг головы, наверняка забрасывая добрую их порцию в лицо мужчине, и от этого становилось только смешно. Нет, так меня еще никто не лечил. Я регулярно посещала психотерапевта, групповые тренинги, йогу, ходила на танцы, правда, меняла их постоянно. Где-то прибегала к компромиссам, как в случае с дублерами. Но на съемочной площадке всегда напряженная атмосфера, которую я навсегда пометила как зону повышенной опасности. Я лучше останусь с дублером, чем обнадежу режиссера на свою игру и не смогу. Давно не пробовала сыграть сама…

Тут же я и правда ничего не ждала и не хотела от Багратова. Каждая секунда — сюрприз. Но вот беда — я чувствовала, что могу на него положиться. Он не уронит, не причинит боли, не сдастся, не преступит границы… Да, дергает их и расшатывает, но не переходит. И здесь возможна только одна проблема — наш стихийный эффект доступа может вызвать привыкание. Но… чем я рискую? Меня уже бросил мужчина, на которого возлагала надежды. Путь теперь будет этот, на которого у меня нет никаких прав ничего возложить.