Враг
Шрифт:
— Мы уже почти пришли. Почему бы вам не провести ментальную проверку там, в моей комнате. Хватать человека в коридоре, ворошить его мысли в поисках чего-либо припрятанного — это не украшает цивилизованного человека.
— Пусть будет по-вашему, — любезно согласился Ремилард.
Хватка ослабла, и они двинулись дальше.
— Чем вы занимаетесь на Черной Скале, уважаемый борец с сатаной? — спросил гость.
— Я являюсь исповедником миссис Элизабет Орм, — иронически улыбнулся брат Анатолий. — Но, к сожалению, она ни разу не воспользовалась моими услугами, правда, и отсюда меня пока еще не попросили. Я уже две с половиной недели сижу у дверей детской с двадцати одного до трех часов ночи. По ее, учтите, просьбе… Долго
Марк от души рассмеялся.
— Через несколько минут у вас появится отличная возможность заняться изгнанием злых духов.
По узкой лестнице они взобрались под самую крышу.
— Значит, вы вдвоем собираетесь пользовать маленького Брендана? Как считаете, поможет нашему малышу интенсивный курс?
— В любом случае надо попытаться.
Монах, запыхавшись, тронул ручку двери, потом повернулся к Марку, следовавшему за ним.
— Вам-то что за дело?
Марк не ответил.
— Решили использовать малыша в качестве подопытного кролика?
Марк и на этот раз промолчал.
Они наконец вошли в просторную светлую комнату. Окна располагались с одной стороны — они были прорублены в скате крыши. Когда дверь захлопнулась, Ремилард коротко мысленно бросил:
«Пора!»
Брат Анатолий стиснул зубы и застыл как вкопанный. Глаза закрылись…
— Только давайте быстрее, черт вас возьми!..
В следующее мгновение он почувствовал, как нежный, чуть теплый мысленный щуп проник в его мозг. Зазвенело в ушах, огоньки побежали по обоим полушариям, потом он потерял сознание. Очнувшись, монах обнаружил, что по-прежнему стоит посредине комнаты. Из ванной доносились звуки брызжущей воды, там кто-то с удовольствием насвистывал куплеты Мефистофеля. Нетвердо ступая, Анатолий Северинович направился к гардеробу и вытащил замечательный, алого цвета парчовый халат, старые штаны и повесил их на ручку двери ванной. Затем прошел на балкон и обратился к Всевышнему с мольбой укрепить его дух. Воззвать-то он воззвал, однако навязчивое видение не оставляло его. Не помогла и самодисциплина… Гефсиманский сад… Кровавый пот, выступивший на лбу… А что, если он рискнет спросить Марка?.. Ведь все Ремиларды были католиками. Может быть, что-нибудь и получится? ЗНАЕТ ЛИ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК, ЧТО ТАКОЕ ГРЕХ?
— Что греховного в бунте угнетенных против своих угнетателей, Анатолий Северинович? — раздался голос за спиной, потом Ремилард мысленно сказал:
«Это не грех, а неудача. Даже если после нашего исчезновения — если хотите, бегства — войска восставших потерпели поражение, все равно попытка
— уже сама по себе награда. Право на дерзость само по себе великая честь».
Монах вернулся в комнату и лицом к лицу столкнулся с бывшим претендентом на мировое господство, причесывающим гребешком сырые волосы.
— Вот что любопытно, — продолжал Марк. — Сорок два года вы состоите в святом ордене и на поисках греховного собаку съели. Ну, а об ангелах вы что-нибудь слышали? Как у вас насчет проблемы ангелизма?.. Они теперь чрезвычайная редкость — я имею в виду специалистов по этой теме. Вас, знатоков греха, хоть пруд пруди, а вот кто может пролепетать что-нибудь внятное об ангелах?
Брат Анатолий посмотрел на сеточку шрамов, избороздивших грудь покорителя Галактики.
— А это, значит, еще одна награда за участие в таком грандиозном мероприятии, как вселенский бунт?
— Нет, всего лишь печальные следы, оставшиеся после некоего несчастного случая. Через несколько месяцев они исчезнут. Мое тело самоомолаживается.
— Значит, никакие нападки врагов вам не страшны. М-да, это, должно быть, самый ужасный способ обеспечения своей безопасности Впрочем, как и бесконечное одиночество в пути. Тоже несладкая штука, не правда ли? Одним словом, если во мне возникнет нужда, я буду поблизости. Я Элизабет сказал об этом и вам
говорю.Марк пожал плечами.
— Послушайте, Анатолий Северинович. Я нашел, что вы добрый и порядочный человек. Вот вам мой совет: не суйте нос в чужие дела.
— Только не говорите, пожалуйста, — повысил голос монах, — что вы зашли так далеко, что способны погубить старого больного человека только за то, что он молится о спасении вашей души.
— Молитесь лучше за спасение души Элизабет. Я в вашем духовном наставничестве не нуждаюсь. А теперь пора в детскую. — Марк первым направился к двери, Анатолий Северинович двинулся вслед за ним и уже на ходу заметил:
— Не надо трясти яйцами, сынок. Твой брат Джек никогда бы не позволил себе разговаривать со священником в подобном тоне.
Марк долго молчал — не спеша спустился по лестнице, свернул в коридор и уже здесь, в тусклом полумраке, тихо, едва слышно сказал:
— Для человека, покинувшего наше время еще до того, как о Джеке… пошла дурная молва, вы слишком хорошо осведомлены, о чем и как он думал.
— Об этом говорили и мои прихожане, — ответил монах. — Вы бы удивились, узнав, как похожи люди, решившие бежать в плиоцен. А может, и не удивитесь… Я знаю о тебе куда больше, чем ты мог бы откопать в моей памяти даже с помощью своей блядской силы, сынок. — Он ободряюще улыбнулся, заметив, что Марк обернулся и с изумлением посмотрел на него. — Например, об одиночестве. Не по этой ли причине ты зачастил к нам, на Черную Скалу? Надеешься обрести здесь соратника-метапсиха, который отнесся бы к тебе как к человеку, а не как к падшему ангелу?
— Вопрос, конечно, интересный, — сказал Марк Ремилард. — Давайте-ка оба попытаемся отыскать ответ. — Он довольно засмеялся.
3
Хвала тебе, великая Тэ, лучшего года даже и не припомнить!
Что за слизни! Ягодки, а не слизни!.. Упитанные, медового цвета с серыми пятнышками, каждый размером с банан — как раз такие, каких разводят первобытные в долине Вар-Меска. Сочные, питательные… Каждое корытце битком набито — так и прут на пиво. Да и пивко на зависть, хоть и выдохлось, а хмельной запах на сто верст разносится. Как тут в корыто не бухнуться, и сколько их ни ставь, все будут полны. Ах вы, мои жирненькие — напились пивка, теперь бай-бай? И смерть вам легкая досталась, себе такой желаю.
Да-а, смерть… Где-то она ходит, голубушка?..
Пожилой мирный карлик по имени Партсунигали Спиклбели выпрямился, отер пот со лба, глянул в чистое небо. Потом бросил взгляд на сумрачный влажный лес — в прогалах между деревьями виднелись белоснежные, искрящиеся шапки гор. Да, повезло в этом году. Большой урожай на слизней, все ловушки-корытца полны. И на засолку, и под маринад хватит, достанет ли бочонков? Соленые слизни — это такая вкуснятина! Нынче и на всю семью хватит, и на продажу останется. Когда ударит зима да прометет снежными бурями все долины в округе и дальше, в Западном Фамореле, сколько найдется охотников отведать такую еду. Только выложи товар, сразу сбегутся. Глядишь, и к столу их величеств короля Шарна и королевы Айфы попадут. Что тогда скажут их величества? Да ничего не скажут — набросятся на лакомство, а потом еще и пальчики свои королевские изволят облизать. Хорошо!..
Партсунигали даже зажмурился от удовольствия. Он-то домосед, но как приятно помечтать о том, что засоленные им слизни будут вращаться в высоких правительственных кругах. И учтите — достойно вращаться!..
Мурлыча под нос веселую песенку, он перебросил в заплечный кожаный мешок последнего слизненка, потом выплеснул остатки пива, налил свежего и осторожно прикрыл установленное на мшистом пеньке корытце крышкой из коры. Боковых отверстий в ней было достаточно, так что голубчики запросто могут забраться внутрь, чтобы отведать пивка. А потом забыться… А завтра он, Партсунигали Спиклбели, будет тут как тут… А пока можно и домой.