Враги друг друга не предают

Этот маньяк от бога сменил тактику и теперь играет в симпатию, разрывая мне мозг? Надо с этим кончать!

Перехватив руку, приводящую в порядок мою одежду, смахнула с ресниц снежинки, летящие от входа, пустой манжетой искалеченной руки и прохрипела:

— Леон, что происходит? Что на тебя нашло? То ты срываешься, убить готов, то нежнее мамаши к новорожденному младенцу. Ты уж объяснись…

— Разве это не очевидно? — нехотя проговорил мужчина, надеясь избежать неприятного разговора.

— Мне — нет!

Повисла тишина, я сверлила взглядом недовольного наемника, ожидая объяснений. Он разглядывал кружащий у входа легкий снежный вихрь, собравший в танце хоровод снежинок, собираясь с мыслями.

— Лекса, я охотник. Обычно, такие как я — одиночки, не заводят семей, не создают пар. И меня это устраивало. Отношения случайные, без обязательств. Но тут появилась ты… — мужчина недовольно глянул в мою сторону.

— Что я?! Я тебя не нанимала, — возмутилась обвинением, явственно прозвучавшим в интонации.

— Ты не нанимала. По старой дружбе Фикса рассказала о выгодном деле: довести до Трехснежья двух девчонок. Шельма посулила такие деньги, за которые можно вас туда-сюда трижды провести. Я сейчас на мели и сразу согласился. План поймать шурхов пришел в голову, когда увидел тебя спящей. А когда раздел там, на берегу…

Голос прервался, мужчина рвано выдохнул, сжав крепче обнимающие меня объятия. Из губ вырвалось и тут же растворилось в стылом воздухе облачко пара.

— Раздеть тебя была плохая идея. Ты кричала от страха, и я понял, что убью ящера, если он прикоснется к тебе. Убью любого, кто будет угрожать тебе.

— Странно, от тебя перепадало в основном только мне, — скептически вскинула бровь, не веря признанию.

— Я боролся с собой, — Леон словно в забывчивости поглаживал большим пальцем ладонь. — Мне не шестнадцать, чтобы западать на первую же смазливую девчонку. А тут как-то все сразу и полно. Странная зависимость и страх.

— Страх?

— Чувства делают нас уязвимыми… — Леон глянул на меня с непонятной надеждой.

Мужчина замолчал, отгородился, натянув на лицо непроницаемую маску, наверняка жалел, что открылся и не получил в ответ ожидаемое признание во взаимности.

Какое признание, если я не верю ему ни на грош?!

Я верила в сильные чувства, но не здесь и не у Леона. Очередная блажь не привыкшего ни в чем себе отказывать охотника. Он же совсем ничего обо мне не знает, и не стремиться. Придумал свою историю, решив, что я местная и Дин — моя дочь и верит в нее, не желая знать правду. А когда его иллюзии разобьются — я же останусь виноватой. Что бы там ни было, лучше пресечь сразу и навсегда самым негуманным способом.

Леон, кажется, не заметил, как я поднялась, оправляя одежду. Коснувшись пустой манжеты, я заголила руку с безобразным рубцом вместо кисти и потрясла перед носом наемника.

— Тебя это привлекло там, на пляже? Тебе нравятся калеки?

К удивлению мужчина не отшатнулся, не скривился брезгливо. В неярком утреннем свете, багрово-синие спайки и белесые рваные рубцы, некрасиво стянувшие кожу, особенно выделялись на побледневшей от холода коже.

В лабиринте не было врачей, но мне повезло попасть в зал с горящим смоляным озером, когда, истекая кровью, сообразила пережать артерии. Среди груды раздробленных костей, обрывков одежды нашла обломок лезвия ножа, прижгла рану и кое-как стянула кожу, надеясь, что не будет заражения.

Я отвернулась, представляя, насколько все это отталкивающе выглядит для мужчины. Видеть, как его перекосит от отвращения, совсем не хотелось.

Чужие пальцы нежно, едва касаясь, погладили шрамы и кожу на изувеченном запястье. Не понимая, что происходит, почему он не оттолкнул, как ожидалось, я ошеломленно глянула на Леона. Охотник склонился над рукой и покрывал рубцы легкими поцелуями. Я замерла, видя в происходящем что-то гораздо более личное и интимное, чем самые откровенные поцелуи. Каждое прикосновение обжигало, оставляя бреши в ледяном панцире, сковавшим ноющее болью сердце. Казалось, он прикасался не к телу, а к чему-то глубокому, скрытому от всех, к душе измученной, уставшей, давно никому не верившей. Срывал щиты и защитные покровы, наращенные мною за эти годы, проникая туда, куда не было входа никому, даже мне самой.

Глава 29

Глава 29

— Лекса, поторопись, мне не нравиться этот гул, — Леон почти бежал, чудом угадывая дорогу среди густого мрака.

Я старательно спотыкалась рядом уже минут десять, не сбавляя темпа и стараясь не отстать. Чертыхаясь, вылезла из очередной колдобины, в которую угодила нога. Раньше мне казалось, что полы пещер относительно ровные, но на деле выходило, что наш кросс больше всего походил на забег по строительной площадке или оттаявшему по весне асфальту загородных дорог моего мира. Рискуя сломать конечности, я безуспешно вглядывалась в темноту под ногами, удивляясь, чем мог напугать охотника отдаленный грохот, от которого чуть вздрагивал пол. Неожиданно этот пол ушел из-под ног, и я вскрикнула, неловко приземлившись на поврежденное плечо.

— Лекса, дело плохо! Вставай и прибавь ходу! — дернул меня вверх наемник и, не выпуская моей руки, потянул за собой.

Поврежденная нога подвернулась, протестуя от такого обращения с собой, и я рухнула на колени. Со страхом замечая, как пол подо мной пошел алыми быстро расширяющимися трещинами. Охотник гневно рыкнул, я почувствовала, как взлетаю и жестко приземляюсь на плечо. Глядя за спину Леону, я с ужасом следила, как проседает пол, разваливаясь на части, и куски скальной породы улетают вниз, в алеющую пропасть. Грохот разрывает барабанные перепонки, оглушая. Тьма отступает перед силой красного пламени, бьющего из недр все выше. Оно лижет крошащиеся на глазах края, до этого бывшие дорогой. Губы и кожу щек опаляет зной.

Боги, это же лава! Мы в жерле вулкана что ли? Это лава поднимается?! Не замерзла — так сгорю заживо!

Трещины багровыми молниями режут черный настил, почти настигая наемника. Я ясно понимаю, что со мной ему не уйти. Мы погибнем оба. Мне с ногой не выбраться, он еще может.

— Брось меня, — дотянувшись, хриплю ему в ухо, стараясь перекрыть шум. — Уходи! Слышишь…

Мужчина тяжело дышит, но лишь сильнее стискивает мои ноги.

— Брось, идиот, и спасайся, — ору уже в голос, понимая, что все бесполезно, он не отпустит.

Здоровой рукой наощупь вытаскиваю нож и вонзаю в руку, придерживающую меня. От внезапной боли, наемник одергивает пальцы, я легко соскальзываю вперед головой прямо в разверстую огненную пропасть в объятия огня. Он нетерпелив, словно любовник, заполучивший долгожданную возлюбленную. Волосы трещат, кожу стягивает, горло становится пергаментной бумагой, наполняясь чистым жаром, мой первый и последний любовник стремится быстрее внутрь, стараясь сжечь глупую человечку.

Мягкое тепло в груди растет, торопясь навстречу испепеляющему огню. Оно укрывает, укутывает, не давая пламени добраться до тела. Падение постепенно замедляется и останавливается, чудо спасло меня, оставив в подвешенном состоянии.