Врата Мёртвого Дома (Малазан - 2)

На огромном расстоянии, которое охватывал взгляд, не было видно ни одной лодки; внезапно Фелисин поймала себя на мысли, что на этот берег, возможно, еще ни разу не ступала нога человека. Лес, прибитый к берегу, и кучи выброшенных на него морских водорослей выстилали линию прилива. По пляжу сновало огромное количество небольших песчаных крабов.

– Что ж, - произнес Гебориец, приблизившись к девушке.
– По крайней мере, мы сможем поесть, если эти твари окажутся съедобными. Жаль только, что проверить это обстоятельство можно только одним способом.

Старик вытащил из рюкзака большую мешковину и двинулся вниз к воде.

– Посмотри на их клешни, - крикнула Фелисин вслед.
– Я бы не хотела оставить в них свои пальцы.

Бывший священник засмеялся, продолжив спуск. Сейчас его можно было увидеть только благодаря одежде; кожа старика стала абсолютно черной, а рисунок был различим только с очень близкого расстояния и при дневном свете. Видимые изменения внешности произошли и в других, менее заметных чертах.

– Теперь ты не сможешь причинить ему боль, - послышался голос Баудина с того места, где он разбирал свою поклажу.
– И неважно, что ты думаешь по этому поводу.

– В таком случае нет никакого смысла держать рот закрытым, - ответила девушка.

У них оставалось воды на один, максимум два дня. Бурые облака, которые повисли над проливом, обещали дождь, однако Фелисин знала, что в их ситуации любое обещание могло оказаться ложью. Она вновь осмотрелась по сторонам. "Вот то место, в котором будут покоиться наши кости в виде небольших песчаных холмов. Хотя со временем исчезнут и они. Мы достигли берега, где ожидает только Худ, и никого больше нет. Путешествие духа и путешествие плоти... Я приветствую конец того и другого".

Баудин растянул палатки и принялся набирать ветви для костра. Гебориец вернулся с огромным кулем мешковины, зажатым между обрубками рук: через небольшие отверстия в ткани торчало множество клешней.

– Это блюдо либо убьет нас, либо заставит ужасно хотеть пить. И я даже не знаю, что на самом деле является более ужасным.

Последний раз источник с пресной водой они видели одиннадцать часов назад - небольшой влажный участок земли в неглубокой котловине. Прокопав глину на глубину размаха рук, они обнаружили воду, которая оказалась солоноватой и с привкусом железа.

– Неужели ты думаешь, что Антилопа до сих пор ходит под парусом взад-вперед у побережья, в течение пяти дней?

Гебориец присел, опустив мешок на землю.

– Он не публиковал свои книги уже в течение нескольких лет, так чем же ему еще заниматься?

– Ты полагаешь, что легкомыслие - это самый верный путь к Худу?

– Мне никогда не приходило на ум размышлять о самом верном пути, девушка. Даже если бы я был уверен, что смерть неизбежна, хотя сейчас я так не думаю, то, по моему мнению, каждый должен пройти эту дорогу самостоятельно. В конце концов, даже священники Худа не знают своей последней участи, того времени, когда им суждено встретиться лицом к лицу со смертью.

– Если бы я знала, что ты собираешься читать лекции, то держала бы свой рот лучше закрытым.

– Начинаешь говорить языком взрослых, не так ли? Угрюмый вид девушки развеселил старика.

"Любимые шутки Геборийца выглядят совсем непреднамеренно. Насмешка легкое свидетельство ненависти, а смех говорит о крайней злобе". У девушки просто не было сил продолжать эту перепалку. "Но хорошо смеется тот, кто смеется последним, и это будешь, Гебориец, уж точно не ты. Скоро сам все поймешь. Вы оба с Баудином все поймете".

Они приготовили крабов на тлеющих углях, подгоняя их палочками в костер до тех пор, пока те не прекратили двигаться. Белое мясо оказалось довольно вкусным, однако очень соленым - щедрый пир мог обернуться через какое-то время страшной бедой.

После обеда Баудин решил собрать еще немного прибитых к берегу деревьев, чтобы соорудить сигнальный огонь, который будет указывать их местонахождение ночью. А пока тьма не опустилась на побережье, он принялся заполнять костер влажными водорослями, с удовлетворением наблюдая за бурыми клубами дыма, поднимающимися высоко в воздух.

– Ты собираешься заниматься этим весь день?
– спросила Фелисин. "А как же сон? Ты нужен мне спящим, Баудин".

– И сейчас, и потом, - ответил громила.

– Не вижу в этом смысла: видишь, облака сгущаются...

– Но ведь они до сих пор так и не собрались, правда? В любом случае, их сносит в сторону материка.

Фелисин посмотрела, как он работает над огнем. Экономия движений пропала - сейчас было ясно заметно, что он, достигнув этого побережья, находился в крайней степени усталости. Они потеряли контроль над своей собственной судьбой. "Баудин верил только Баудину, и больше никому другому. Однако, подобно нам, сейчас он всецело надеялся на других людей. И скорее всего, надеялся напрасно. Вероятно, отправившись в Досин Пали, мы не вытянули счастливый билет".

Крабовое мясо дало о себе знать: Фелисин начали терзать приступы невыносимой жажды, за которыми последовали острые судороги переполненного желудка.

Гебориец пропал внутри палатки, страдая, очевидно, от тех же симптомов. В течение следующих двадцати минут Фелисин абсолютно не могла ничего делать. Борясь с волнами боли, она просто смотрела на Баудина, страстно желая, чтобы его организм начал испытывать такие же муки. По крайней мере, если громила что-то и чувствовал, то он не подавал виду; от этого страх девушки еще более усилился.

Через некоторое время болезненные спазмы живота прекратились, однако жажда осталась. Облака над проливом рассеялись, и вновь поднялась нестерпимая жара.

Баудин подбросил в огонь последнюю кучу водорослей, а затем тоже приготовился идти к своей палатке.

– Возьми меня с собой, - произнесла Фелисин. Голова громилы дернулась от удивления, а глаза сузились.
– Я присоединюсь к тебе через несколько минут, - добавила она.

Баудин до сих пор смотрел на нее ничего не понимающими глазами. Почему нет?
– поспешно затрещала она.
– Чем тут еще заниматься? Если, конечно, ты не принял обет...

Громила вновь незаметно вздрогнул.

А Фелисин продолжала:

– ... поклявшись какому-нибудь Всевышнему, который ненавидит плотские утехи. Кто же это мог быть? Худ? Я бы не удивилась! В любовной игре всегда есть что-то от смерти...

– Как ты это называешь?
– пробормотал Баудин.
– Любовная игра?

Девушка пожала плечами.

– Я не давал обетов никакому богу, - закончил он.

– Ты уже говорил так и раньше. Но заметь: тебе еще ни разу так и не удалось мною воспользоваться, Баудин. Может быть, ты предпочитаешь мужчин? Мальчиков? Что ж, в таком случае, брось меня на живот, и ты не почувствуешь никакой разницы.