Врата Мертвого Дома
Шрифт:
А ведь ублюдок прав. Экономика, этика, игры богов — всё в одном этом трагическом утверждении. Я тебя процитирую, солдат. Не сомневайся. Старый меч, зазубренный, затупившийся, погнутый, но бьёт в самое сердце.
— Ты меня пристыдил, капитан.
Сон фыркнул и передал Дукеру бурдюк с водой.
— Пару глотков. Не спеши, а то захлебнёшься.
Дукер криво улыбнулся.
— Я так понимаю, — продолжил капитан, — ты всё ещё ведёшь этот свой Список павших?
— Нет, я… к сожалению, несколько сбился в последнее время.
Сон коротко кивнул.
— Как
— Громят нас. Сильно. Каждый день до двадцати убитых, вдвое больше раненых. Как гадюки в пыли — появляются из ниоткуда, летят стрелы, солдат умирает. Мы посылаем в погоню отряд виканцев, они попадают в засаду. Мы посылаем второй, в итоге ввязываемся в крупную драку и обнажаем оба фланга. Беженцев убивают, погонщиков протыкают копьями, и мы теряем коров — если, конечно, рядом нет виканских собак. Злобные твари. Но учти, их тоже становится всё меньше.
— Иными словами, долго не протянем.
Сон ухмыльнулся, его зубы блеснули белым на фоне подёрнутой проседью рыжей бороды.
— Вот поэтому нам и нужна голова этого вождя. Когда доберёмся до реки П’аты, снова будет полномасштабная битва. И его мы туда не хотим приглашать.
— Опять сложная переправа будет?
— Нет, речка глубиной по колено, а к середине лета только мельчает. Скорее, на другой стороне — там придётся петлять по сложной местности. Там нас и ждёт беда. В любом случае, либо мы сейчас выбьем себе возможность отдышаться, либо станем сизым мясом на солнце и это всё вообще не важно.
Завыли рога виканцев.
— Ага, на сегодня всё, — сказал Сон. — Отдохни, дед — найдём себе местечко в лагере Дурных Псов. Я тебя разбужу через пару часов, когда выдадут еду.
— Ну, тогда веди, капитан.
Свора виканских собак, которая дралась за что-то невидимое в высокой траве, отвлеклась от своего занятия, когда Дукер и Сон проходили шагах в двадцати от них. Историк нахмурился, глядя на жилистых, пятнистых псов.
— В глаза им лучше не смотри, — предупредил Сон. — Ты — не виканец, и они это знают.
— Интересно, что они там едят?
— Лучше тебе этого не знать.
— Ходили слухи о разрытых детских могилках…
— Повторяю, тебе лучше этого не знать, историк.
— Между прочим, кое-кто из крепких грязнокровок за плату вызвался охранять эти могилы…
— Если кроме грязи в их жилах нет виканской крови, они об этом пожалеют.
Когда мужчины прошли мимо, собаки снова начали шумно драться.
В лагере горели костры. Последняя линия защитников охраняла периметр. У круглых кожаных шатров старики и дети смотрели на пришедших с тем же мрачным, немного угрожающим вниманием, что и собаки.
— Что-то мне кажется, — пробормотал Дукер, — желание защищать беженцев в этих людях гаснет…
Капитан поморщился, но промолчал.
Они зашагали дальше, петляя среди шатров. В воздухе висел густой дым, запах конской мочи и варёных костей — едкий, но странно сладковатый. Дукер задержался, когда спутники оказались рядом со старухой, которая возилась с одним из железных котлов с костями. То, что в нём кипело, явно состояло не только из воды. Плоской деревянной лопаткой женщина собирала густой жир и костный
мозг с поверхности и запихивала в кишку, которую затем перекрутят и превратят в сосиски.Старуха заметила историка и протянула деревянную лопатку — будто предлагала несмышлёному малышу дочиста её вылизать. В жире виднелись кусочки полыни — эту приправу Дукер когда-то любил, но теперь возненавидел, поскольку, кроме неё, в одане почти ничего не росло. Он улыбнулся и покачал головой.
Когда он догнал капитана, Сон пробормотал:
— Тебя тут знают, дед. Говорят, ты ходишь в мире духов. Та старая лошадница не предложила бы еду кому попало — мне уж точно нет.
Мир духов. Да, я там бывал. Однажды. Больше не хочу.
— Если дед в лохмотья одет…
— Значит, богами отмечен дед, да. Но лучше не смейся над ними, когда-нибудь это может спасти тебе жизнь.
Костёр Нихила отличался от всех остальных тем, что над ним не висел котёл и не вялилось на распорках мясо. В небольшом очаге из камней горел голубоватым бездымным огнём кизяк. У костра сидел юный колдун, его руки ловко свивали из полосок кожи что-то вроде плётки.
Неподалёку сидели на корточках четверо из морпехов Сна, которые в последний раз проверяли своё оружие и доспехи. Штурмовые арбалеты наново зачернили, а затем обсыпали жирной пылью, чтобы не блестели.
С первого взгляда Дукеру стало ясно, что это закалённые солдаты, ветераны многих кампаний: экономные движения, профессиональная подготовка. И мужчине, и трём женщинам было уже за тридцать, ни один не заговорил и не поднял взгляда, когда подошёл их капитан.
Нихил кивнул Дукеру, когда историк присел напротив него.
— Ночь обещает быть холодной, — сказал мальчик.
— Ты узнал, где находится этот вождь?
— Не слишком точно. Но приблизительно знаю. Возможно, он использует слабые маскирующие чары — когда подойдём ближе, они ему не помогут.
— Как же можно найти человека, который нам известен только своим умением, Нихил?
Юный колдун пожал плечами.
— Он оставил… и другие знаки. Мы его найдём, это наверняка. А потом — дело за ними… — Нихил кивнул в сторону морпехов. — За последние месяцы на этой равнине я кое-что понял, историк.
— Что же?
— Малазанский профессиональный солдат — самое смертоносное оружие, какое мне доводилось видеть. Если бы у Колтейна было три армии, а не три пятых одной, он бы покончил с этим восстанием ещё до конца года. И настолько исчерпывающе, что Семь Городов никогда бы не взбунтовались вновь. Он мог бы разгромить Камиста Релоя даже сейчас… если бы не беженцы, которых мы поклялись защищать.
Дукер кивнул. В этих словах было много правды.
В звуках лагеря звучала приглушённая иллюзия обыденности, она окружала историка со всех сторон и выводила его из равновесия. Дукер с горечью осознал, что теряет способность расслабляться. Он подобрал небольшую ветку и бросил в костёр.
Рука Нихила подхватила деревяшку в воздухе.
— Не этот, — сказал он.
Подошёл другой юный колдун, его тонкие, костистые руки были покрыты крестовидными шрамами от запястий до плеч. Он присел рядом с Нихилом и сплюнул в огонь.