Врата Мертвого Дома

— Странно, что у досиев ещё остались ступни, — сказал Кальп.

Задыхаясь, она процедила:

— Кажется, я какую-то мелкую деталь упустила.

В глубине души маг не верил, что она сделает это. До потолка ещё оставались две сажени — полный человеческий рост, — а по ногам у Фелисин уже струилась кровь. Она дрожала, используя быстро тающие резервы физических сил. Но не сдавалась. Крепкая, крепкая душа. Она превосходит нас всех, снова и снова. Эта мысль напомнила ему о Бодэне — изгнанник, должно быть, находится где-то там, среди безжалостной песчаной бури. Тоже крепкий, упрямый, жёсткий человек. Как ты там, Перст?

Фелисин наконец оказалась рядом с зазубренным краем дыры. И остановилась.

Ага, и что теперь?

— Кальп! — Её голос отозвался в пещере жутковатым эхом, которое быстро унёс ветер.

— Что?

— Сколько от тебя до моих ног?

— Где-то три сажени. А что?

— Прислони Геборика к основанию колонны. Заберись ему на плечи…

— Зачем, Худа ради?

— Тебе нужно дотянуться до моих щиколоток, затем вскарабкаешься по мне — я не могу её отпустить — не осталось ничего!

О боги, я не такой крепкий, как ты, девочка…

— Давай! У нас нет выбора, будь ты проклят!

Кальп зашипел и обернулся к Геборику.

— Старик, ты меня понимаешь? Геборик!

Бывший жрец выпрямился, не переставая ухмыляться.

— Помнишь каменную руку? Палец? Прошлое — чуждый мир. Невообразимые силы. Коснуться рукой значит призвать чужие воспоминания, настолько отличные от твоих по мысли и чувству, что за ними следует безумие.

Каменная рука? Да несчастный ублюдок бредит.

— Мне нужно забраться к тебе на плечи, Геборик. Ты должен стоять крепко — когда вскарабкаемся наверх, свяжем колыбельку, чтобы поднять тебя к нам, хорошо?

— Ко мне на плечи. Каменные горы, и каждая высечена, обтёсана жизнью, давно уже ушедшей к Худу. Сколько же страстей, желаний, секретов? Куда всё уходит? Невидимая энергия мыслей жизни есть пища богов, знал ты это? Поэтому они должны — должны — быть переменчивы!

— Маг! — заорала Фелисин. — Давай же!

Кальп зашёл за спину к старику и положил руки ему на плечи.

— Теперь стой смирно…

Но вместо этого Геборик обернулся. Он свёл культи вместе так, что между ними остался промежуток, будто там были ладони.

— Наступай. Я тебя подброшу прямо к ней.

— Геборик… у тебя же нет рук, чтобы моя нога…

Ухмылка старика стала ещё шире.

— Ну, давай, ради меня.

Кальп онемел от потрясения, когда его ступня в мокасине встала в стремя из сплетённых невидимых пальцев. Он снова положил руки на плечи бывшему жрецу.

— Прямо наверх полетишь, — сказал Геборик. — Я ослеп. Направь меня, маг.

— Шаг назад, ещё чуть-чуть. Вот.

— Готов?

— Да.

Но он оказался вовсе не готов к неимоверной силе, с которой невидимые руки подняли его, безо всякого усилия подбросили прямо вверх. Кальп инстинктивно попытался уцепиться за Фелисин, промахнулся — к счастью, потому что пролетел мимо неё, прямо в дыру на потолке. И чуть не упал обратно вниз. В панике маг изогнулся и болезненно грохнулся на край провала. Камень застонал, просел.

Отчаянно цепляясь пальцами за невидимую кладку, маг выбрался на пол.

Снизу прозвучал голос Фелисин.

— Маг! Ты где?

Чувствуя, как на его лице каменеет чуть истерическая ухмылка, Кальп ответил:

— Наверху. Сейчас я тебя вытащу, девочка.

При помощи невидимых рук Геборик быстро вскарабкался по наскоро связанной из ремня и ткани верёвке, которую Кальп сбросил ему через десять минут. Сидя рядом с ним в маленькой, мрачной комнатке, Фелисин молча смотрела на старика, чувствуя, как в душе нарастает страх.

Тело мучило её болью, чувства с молчаливой яростью возвращались к стопам. Мелкая белёсая пыль покрывала кровь на лодыжках и царапины, которые оставили на запястьях острые грани колонны. Фелисин била крупная дрожь. Старик казался полумёртвым. Да что там — мёртвым. Он сгорал, но в его бреднях были не только пустые слова. В них было знание, немыслимое знание. А теперь его призрачные руки стали настоящими.

Фелисин покосилась на Кальпа. Маг хмуро смотрел на обрывки своего плаща, которые держал в руках. Затем вздохнул и перевёл пристальный взгляд на Геборика, который, казалось, вновь погрузился в лихорадочное оцепенение.

Кальп сотворил неяркое мерцание, которое осветило голые каменные стены комнаты. У одной из стен истёртая ногами лестница вела к крепкой на вид двери. У противоположной стены на полу виднелись круглые выбоины такого размера, что в них хорошо поместились бы бочонки. В дальнем конце комнаты с потолка на цепях свисали ржавые крюки. Фелисин всё казалось смазанным; то ли всё вокруг было до странности изношенным, то ли такое впечатление создавал чародейский свет.

Она потрясла головой, обхватила себя руками, чтобы унять дрожь.

— Ловко ты забралась наверх, девочка, — заметил Кальп.

Она хмыкнула.

— Только смысла в этом не было, как выяснилось.

А теперь я, скорее всего, из-за этого умру. Для того чтобы вскарабкаться сюда, мне понадобились не только мышцы и кости. Я чувствую себя… пустой, ничего не осталось, чтобы восстановить утраченное. Она рассмеялась.

— Что?

— Мы выбрали себе гробницей кладовую.

— Я ещё не готов умирать.

— Повезло тебе.

Фелисин смотрела, как маг поднимается на ноги. Затем оглядывается.

— Эта комната была когда-то затоплена. Текущей водой.

— Откуда куда?

Он пожал плечами и шаркающей походкой с трудом подошёл к лестнице.

Выглядит так, будто ему сто лет. Я себя на столько же чувствую. Вместе мы даже догоним по возрасту Геборика. Ну, я хотя бы учусь ценить иронию.

Через несколько минут Кальп наконец добрался до двери. Потрогал её рукой.

— Бронзовая обивка — чувствую удары молотка, которыми её разровняли. — Он постучал по тёмному металлу костяшками пальцев. Послышался тихий, сыплющийся шепоток. — Дерево под ней прогнило.

Щеколда сломалась у него в руках. Маг тихо выругался, а затем упёрся в дверь плечом и толкнул.

Бронза треснула и обвалилась внутрь. В следующий миг вся дверь рухнула, а Кальп вслед за ней упал в облако пыли.

— Преграды всегда не так крепки, как мы думаем, — сказал Геборик, когда улеглось эхо. Он стоял, вытянув перед собой культи. — Теперь я это понимаю. Для слепого всё это тело — призрак. Он его чувствует, но не видит. Так я поднимаю невидимые руки, переставляю невидимые ноги, набираю полную грудь невидимого воздуха. Так же я вытягиваю пальцы, затем сжимаю кулаки. Я настоящий всюду — и всегда был таким, вопреки обману, которому поддались мои собственные глаза.