Врата Войны

— Товарищ старший лейтенант, — с некоторой обидой ответил я, забыв на мгновение, что передо мной чужак, «марсианин», — я выхожу из вражеского окружения в составе своей части. В нашей группе, между прочим, находится не только раненый командир нашего полка, майор Маркин, но и боевое знамя части, которое мы сохранили, несмотря на все опасности. Когда немцы начали свое наступление, наш полк по численности был не больше батальона, а сейчас в нем едва наберется бойцов на сводный взвод. Майор Маркин тяжело ранен, и сейчас тем, что осталось от полка, командую я. Мы дрались на назначенном нам рубеже сколько хватало сил, но немцев оказалось в несколько раз больше, и нас буквально задавили количеством. У моих бойцов патронов осталось по обойме на винтовку и один неполный диск для «Дегтяря». Один короткий бой — и мы безоружны.

Услышав мои слова, старший лейтенант «марсиан» резко подобрел.

— Да, парни, — сказал он, — тяжело вам пришлось. Но ничего, мы уже здесь, а, значит, кисло теперь станет уже фрицам. Полетят теперь по воздуху кувырком их рваные жопы, любо-дорого будет смотреть!

— А кто это «вы», товарищ старший лейтенант? — осторожно спросил я.

Старший лейтенант «марсиан» моментально стал донельзя серьезным.

— А ты, лейтенант, действительно хочешь это знать? — жестко спросил он. — Знаешь о том, что во многих знаниях многие печали, и о том, что в целях сохранения военной тайны я могу тебе банально соврать?

— Знаю, товарищ старший лейтенант, — ответил я, — но если вы скажете, что вы секретные войска НКВД, то все равно не поверю. Уж слишком вы другие.

— Вот именно что другие, — хмыкнул мой собеседник. — Настолько другие, что тебе, лейтенант, даже и не снилось. Впрочем, как говорит наш комбат, майор Потапов, под ковром можно спрятать только маленькую серенькую мышку, а не большого красного слона. Одним словом, Витя, мы из будущего. Тут вот недавно образовалась такая дыра, через которую можно шляться туда-сюда как по проспекту. Сперва через эту дыру к нам сунулись немцы во главе со своим знаменитым генералом Моделем. Но мы их в темпе вальса напинали так, что от того Моделя осталась только рваная шинель, а потом пришли сюда — посмотреть, не нужна ли кому наша помощь. Так что не обессудь — то, что можно было тебе рассказать в общих чертах, я уже рассказал, а сейчас что же мы это как нерусские — разговоры разговариваем, а гости, наверное, голодные… Парни, обед в студию, товарищам красноармейцам! Вы уж не обессудьте, тылы у нас еще не подошли, так что питаемся мы пока сухими пайками.

Я был настолько ошарашен всем услышанным и был так голоден, что ел, не чувствуя вкуса еды, хотя стоило бы. Сухие пайки у потомков вкусные, и их не сравнить с нашими сухарями и тушенкой в измазанной солидолом жестяной банке. Прямо не сухпай, а какой-то походный ресторанный обед. Самое главное, что в моей голове все встало на свои места. «Марсиане» оказались «потомками» — и это принципиально меняло все. Не чужие, чай, люди, договоримся. Правда, оружия нам пока не вернули, но думаю, что этот разговор у нас впереди. И самое главное — требуется выяснить, что теперь будет с моими товарищами и с нашим раненым командиром майором Маркиным.

— Товарищ старший лейтенант, — сказал я, торопливо доев сухой паек потомков и облизав ложку из странного легкого материала, — скажите, а что будет с нами и с нашими товарищами, которые остались в лесу? Нашего командира полка майора Маркина требуется срочно отправить в госпиталь… У него серьезное ранение в ногу, и в скором времени может начаться гангрена.

Старший лейтенант Голубцов пожал плечами и хмыкнул.

— В лесу вам точно оставаться не стоит, — сказал он, махнув рукой в северном направлении, — наши сейчас там давят немецкую кавалерийскую дивизию, но всех они не раздавят, только понадкусают, а немецкие кавалеристы — это донельзя настырные твари, без мыла залезут в любую щелку. Если бы тут не было нас, то они просто проследовали бы колоннами мимо к назначенному рубежу, но теперь в попытке обойти наши фланги они рассыплются на местности, так что вам от них стоит ждать неприятностей. Если на вас наткнется их дозор, то попадете как кур в ощип.

Немного подумав, старший лейтенант добавил:

— Значит, сделаем так, товарищ лейтенант. Для эвакуации ваших раненых и военного имущества я выделю один взвод на БМП. Твой боец покажет им дорогу и отвезет донесение вашему раненому командиру, чтобы он сдуру не подумал, что мы пришли брать его в плен. С этим взводом пойдет наш санинструктор, который окажет раненым первую помощь. Ты останешься здесь — у меня с тобой будет серьезный разговор. Расскажешь, как вы там дрались и много ли еще таких окруженцев вроде вас шарахается по лесам. Договорились?

Я подумал и согласился, мне было о чем рассказать. Только я попросил, чтобы меня не отправляли в тыл, а оставили воевать на передовой. Счет у меня к немцам просто преогромный, и лучше бы им на моем пути не попадаться. Думаю, что и мои товарищи из числа тех, которые не имеют серьезных ранений, тоже попросят об этом. Воевать, когда за твоей спиной танки и эти — как их там — БМП, не только можно, но и нужно. Бить этих гадов надо! Бить, бить и бить до тех пор, пока мы вместе с потомками не вобьем их в землю по самую макушку!

На это старший лейтенант ответил, что он не Господь Бог, а всего лишь ротный командир, и вопрос о том, оставаться ли мне и моим бойцам на передовой или убыть в тыл, должны решать их старшие начальники совместно с нашими. Но все равно я не мог об этом ему не сказать, и старший лейтенант Голубцов понял.

20 августа 1941 года. 15:25. Брянская область, райцентр Сураж.

Учительница немецкого языка и дворянка Варвара Ивановна Истрицкая.

Неожиданно меня вызвали в штаб пришельцев из будущей России, который временно разместился в школе № 2, той самой, которая расположена напротив райсовета. В большой светлой комнате (бывшей учительской) меня ожидали трое. Командир полка, суровый дядька средних лет во вполне старорежимных подполковничьих* погонах, осмотрел меня с ног до головы, и сказал, что меня измерили, взвесили и признали годной, а посему мне предлагается заключить краткосрочный временный контракт на службу вольнонаемным переводчиком в разведотделе штаба дивизии. Мол, к войне с Германией они не готовились, а посему вот-вот косяком повалят важные пленные, а все специалисты соответствующего профиля у них в штабе дивизии не немецко-, а англоязычны.

С удивлением я узнала, что в плен к передовым частям русской армии уже успели попасть такие важные персоны, как командующий 24-м моторизованным корпусом генерал танковых войск Гейр фон Швеппенбург со всем своим штабом. Ехали они сюда в Сураж, а приехали прямо в объятия устроенной на них засады. Скоро этих деятелей доставят сюда — и тогда у меня не будет времени даже на то, чтобы просто поспать, ибо я тут пока одна, а жирных немецких штабных крыс, которых требуется допросить, будет много.

Историческая справка: * До 1917 года двухпросветные погоны с тремя большими звездочками соответствовали званию подполковника, званию полковника соответствовал чистый двухпросветный погон без звездочек.

После того как я выслушала это предложение (от которого мне категорически нельзя было отказаться), встал еще один офицер в звании майора и зачитал мне справку о том, что советская подпольщица Варвара Истрицкая в январе 1942 года была до смерти замучена в Суражском ГФП*, но никого при этом не выдала. Вечная мне слава и такая же память.

Историческая справка: * ГФП — тайная полевая полиция в гитлеровской Германии. На самом деле вопреки широко распространенному заблуждению, гестапо действовало только на землях самой Германии, а на оккупированных территориях его функции выполняла ГФП.

Услышав эти слова, я, честно сказать, расплакалась. Не так-то легко узнавать о том, что совсем недавно меня ждала такая скорая и такая ужасная смерть. О том, что немцы умеют мучить, так что не захочешь и жить, я знала уже давно. Был у нас тут в Сураже один человек, бывший в немецком плену еще в ту войну — он рассказывал, как это бывает, когда утром еще был человек, а вечером это уже просто кусок отбитого мяса. А ведь я девушка, причем достаточно привлекательная, значит меня, скорее всего, не просто били, но еще и насиловали! Ужас! Ужас! Ужас! Конечно, это парадоксальная реакция, ведь все это случилось не со мной, а с другой Варварой Истрицкой, которая жила и умерла в том, другом мире, но все равно мне было как-то не по себе, будто мне сообщили о ужасной смерти моей любимой сестры или близкой подруги.