Вредители

– С масками тоже всё непросто,- заметил Кимитакэ,- Если бы ты изучила этот вопрос получше…

– Я думаю, ты это можешь рассказать мне по дороге,- заявила девочка, разворачиваясь на каблуках. И зашлёпала прочь, куда-то вверх по склону.

Кимитакэ поспешил следом. Он не очень понимал, зачем это делает. Может, он всё ещё надеялся отобрать блокнот и тетрадь, что пропали в её безразмерном портфеле.

– Куда мы идём?- спросил он, когда догнал девочку.

– К трамвайной остановке.

– Зачем?

– По домам поедем. Ты, похоже, не заметил, что твоё стояние под мостом уже потеряло всякий смысл. А сейчас по дороге ты мне всё расскажешь.

Кимитакэ ничего не оставалось, как продолжать нести свет просвещения.

– Всё дело в том,- говорил он, почти задыхаясь,- что мы до сих пор наследники культуры древнего Китая. А Небо не всегда говорило с древними китайцами, медиумы - это вообще тема южных племён, вроде Сычуаня. Небо вместо разговоров дарило им внеземные письмена, посылало знаки. Слово «письменность» в китайском языке произносится как «вэнь» и это не только литература. Вэнь - это узор звёздного неба, форма древесных листьев, зловещая игра пятен на боках хищного леопарда. Также есть человеческий вэнь, и это весь декорум культуры. Можно сказать, что есть небесные письмена - это солнце, луна и звёзды, есть письмена земные – это пять гор и Четыре моря, и, наконец, есть человеческие письмена - это и иероглифы, и ритуалы, но самое сложные - это устройство городов и распорядок дворцового быта. Потому что города растут словно сами собой, а дворец должен управлять всей страной, не покидая своих границ. Поэтому в таких делах не обойтись без магии и без письменности. Так мы приходим к иероглифам.

– Это ты ловко заметил!

– Это не я заметил, а каллиграф Чжан Хуайгуань. Он жил во времена династии Тан.

– Да, может быть он это и заметил. Но ты - заметил его. Это тоже что-то значит.

– На самом деле, самые базовые вещи,- пробормотал Кимитакэ и замолк, словно его накрыла смертная тень.

Они уже подошли к остановке. Трамвая пока не было - в военное время они ходили редко.

Ёко развернулась к старшему мальчику, чуть не задев его голову краем зонтика и обдавая промозглыми каплями. Тот терпел с самурайской невозмутимостью. Он подумал, что сейчас она наконец-то отдаст ему блокнот и тетрадку - но вместо этого она помахала той самой чёрной книжечкой.

– Я тебе успела сказать, что у меня здесь?

– Нет,- ответил Кимитакэ,- но думаю, что-то интересненькое.

– А ты тоже всем интересуешься?

– Всем, что имеет отношение к каллиграфии.

Внезапно подкатил трамвай, забитый серой пролетарской публикой. Пришлось забираться, орудуя плечами и зонтиками. Когда двери закрылись и трамвай пополз через тот самый мост, теснота стала такой, что не было, казалось, даже места, чтобы открыть ту самую чёрную книжечку.

– Ты не делаешь магической каллиграфии,- прошептала Ёко,- потому что боишься или потому что заказов просто нет?

– Я не делаю невозможного.

– У одного знакомого учителя музыки есть для тебя заказ.

– Ты и музыке учишься!..

– Я не сказала У МОЕГО. Я сказала У МОЕГО ЗНАКОМОГО учителя музыки. Ему надо кое-что написать.

– В провинции полно бедствующих каллиграфов.

– Но у меня нет их образцов,- напомнила девочка,- А твоих - целый блокнот и тетрадка.

Кимитакэ уже готовился возразить - но тут двери снова открылись. Ёко оттолкнула его в сторону и выкатилась прочь, в дождливую дымку.

А Кимитакэ потащило, дальше, домой, в район Ёцуя.

И всю дорогу не мог отделаться от вопроса: “А всё-таки, интересно, что она записывает в чёрную книжечку?”

…Вот так и вышло, что Кимитакэ и Ёко познакомились друг с другом - чтобы пережить немало приключений и совершить немало подвигов.

Но они смогли взяться за дело только через месяц - когда они познакомились с третьим героем этой таинственной истории.

2. Дознание

Похоже, что знакомство с Ёко Атами сильно впечатлило юного каллиграфа. Не просто так уже на следующую ночь после их знакомства ему приснился такой интересный и неожиданный сон, что он с трудом проснулся, неохотно завтракал и чуть не опоздал в школу. Сон надо было записать, пока не забылся, так что Кимитакэ взял с собой дневник и царапал карандашом прямо в трамвае, так, что получился десяток страниц едва читаемой скорописи.

Сам день был по-весеннему сонный и солнечный. Уроков было не много и на них не случилось ничего примечательного.

Поэтому после уроков Кимитакэ решил пойти в библиотеку и немного позаниматься любимой каллиграфией. После потери блокнота и тетради он вдруг ощутил себя словно освободившимся. Словно он очутился перед чистым листом превосходной бумаги.

В библиотеке - всё те же лакированные полки из старого дерева, заполненные превосходными многотомными изданиями каких-то энциклопедий и юридических сборников. Что-то подсказывало, что к ним не притрагивались ни разу. Да и стояли они не для чтения, а чтобы внушить уважение к школе. Ведь её ученики - князья, бароны, будущие министры… Им это читать не обязательно, но когда-нибудь в этих книгах напишут и про них.

Кимитакэ всегда старался сесть в самом дальнем углу, под книгами по истории. Во-первых, какими-нибудь “Материалами по истории русско-японской войны” очень удобно обкладываться, сооружая целую крепость. Он не любил самой идеи, что кто-то может заглянуть на лист, когда он работает.

Во-вторых, была одна тема, которая его интересовала. И всё чаще в последние недели бумага перед ним оставалась почти нетронутой - настолько он погружался в путешествия по энциклопедиям, от одной статьи до другой.

Конечно, там можно было отыскать статьи про знаменитых каллиграфов прошлого и забытых стилях каллиграфии. И чем старше была энциклопедия, тем свободнее чувствовали себя её составители и тем больше безумных слухов включала соответствующая статья. Кимитакэ до сих пор не отделался от восхищения давней статьёй про Мацуо Басё. Неизвестный автор объединил общедоступные факты про великого поэта: его рождение в провинции Ига, великое мастерство в поэзии, каллиграфии и тайнописи, скрытную жизнь в столице на средства неизвестных поклонников, его путешествия по стране, от которых остались так до конца и не расшифрованные дневники, завидную для человека с настолько слабым здоровьем ловкость, с которой он ускользал от пожаров и природных катастроф - и пришёл к выводу, что Мацуо Басё был на самом деле великий ниндзя, хранитель тайных практик Синоби, а его школа поэзии была школой секретных боевых искусств.

Ведь не просто так его влияние на поэзию огромно, а между тем имена учеников его школы так и не установлены…

Всё это было написано настолько серьёзно и обстоятельно, что, когда прочитаешь, невольно заглянешь под стол - не притаился ли там ниндзя из числа учеников великого поэта?

Поразмыслив получше, Кимитакэ решил, что, как ни странно, автор статьи может быть прав. Конечно, Мацуо Басё знаменит как поэт и совершенно неизвестен как мастер боевых искусств или шпион, - но подлинный ниндзя как раз и должен разведать всё, что надо, не поднимая ни малейшего шума, и не возбудив ни малейших подозрений. Прославленный ниндзя, чьё имя осталось в веках - либо обманщик, либо просто не владеет маскировкой.