Вредители

— Немец какой-то делал,— отозвался даос,— Ассистент был из наших, а делал немец. Ты у учителей поспрашивай.

— А Натася-тян дома?

— В театр увели,— ответил старик,— Она опять что-то потеряла?

— Почти. Передайте ей вот это письмо.

В холле было темно и гулко. Кудзё пошёл вправо, потом влево, но, видимо, слишком нервничал, потому что немедленно заблудился. И, что особенно обидно, на встречу не попалось ни учительниц, ни учениц. Школа словно вымерла.

А ещё за ним крались по пятам, причём с особой хитростью, так, чтобы он не услышал.

Он повернул за угол и содрогнулся. Тайкой подлости он и правда не ожидал.

На стене коридора висело несколько картин. Таких часто вешают в школах с претензией, чтобы блеснуть европейской традицией. Но место дежурных озёр и морей там были увеличенный книги с первых страниц бархатной книги.

Вот тебе и подруги!

Кудзё схватился за самую большую и потянул на себя. Картина хрустнула и осталась в руках. Кудзё пригляделся и обнаружил, что держит в руках не картину, а зеркало.

“Ладно,— он поставил зеркало на пол умывальной комнаты и сделал невинный вид,— всё равно ничего не найти. Пойду-ка отсюда...”

Он спустился в холл. Выход был на месте, но заколочен досками. По окнам бежали струи знакомого дождя. Кудзё попытался оторвать доску, но она держалась крепко.

За спиной скрипнуло. Кудзё сжал зонтик и решил дорого продать свою жизнь.

— Ты чего в чёрный ход ломишься?— пробурчал дедушка-даос,— Тут ремонт, вход с другой стороны. Пошли, покажу.

Была в дедушке какая-то умиротворённость, причём настолько глубокая, что очутившись снаружи, Кудзё немедленно понял, как искать загадочного немца.

Разбрызгивая лужи, он добежал до ближайшего фотоателье. Там ему помочь не смогли, но послали в другое. А в четвёртом не только назвали точный адрес, но и сообщили, что клиентура у немца огромная.

— Он обходительный очень,— заметила девушка за конторкой,— и как будто всё про всех знает.

А вот и оно. В фигурных окнах — темнота. Кудзё забарабанил в запертую дверь.

Спустя вечность раздались шаги. Дверь открыл тот самый делопроизводитель, который был с Натасей в парке.

— Чего тебе надо?

— Студия...

— Студия сегодня не работает!

— Я насчёт школьных фотографий. Это ведь вы делали школу N...

Кудзё изо всех сил пытался разглядеть хоть одну улику, но в помещении царил мрак. Только в дальней комнате, горела печка и тянуло дымом, алые всполохи плясали на стенах среди занавесей и манекенов, казалось, что именно там и расположено преддверие ада — а никак не на холодном Хоккайдо.

Из глубины спросили по-немецки. Делопроизводитель рыкнул что-то в ответ.

— Делаем, но не сегодня. И с письменного обращения учителей. Пошёл вон, одним словом!

И захлопнул дверь. Кудзё так и не понял, узнали его или нет.

Дождь свирепел, ветер рвал их рук зонтик. Наш герой угрюмо брёл по улице и пытался сообразить, что делать дальше.

Вокруг было столько славных людей — но кто из них может помочь? Только он. Ведь они не могут её чувствовать... Для них она просто школьница. Они не знают, что она любит жёлтые ирисы и страшно испугана. И даже он не мог угадать, что она почувствует, когда прочитает письмо. Объяснение в любви ей будет, наверное, приятно. Приглашение снова встретиться — тоже. Но как насчёт просьб не иметь дел с этими подозрительными людьми. Пойдёт ли она на это?

Прямо по курсу горели сквозь дождь огни сквера, где всё началось. Кудзё не выдержал и почти побежал.

Людей не было. Только на месте Натаси сидел под дождём тот самый человек в непромокаемом мышином пальто и сосал сигарету.

Кудзё сел рядом.

— Здравствуй, школьник,— произнёс человек,— что тебе надо?

Глаза у него были маслянистые. Может морфий, может мигрень. А может морфий от мигрени.

— Скажите, а вы осведомитель или следователь?

— Следователь. Вот, глянь,— трясущейся рукой он показал документы,— Так что тебе надо? Ты так и не сказал.

— Я знаю об одном преступлении. Но я не знаю, как сообщить. Мой друг в беде, а я не знаю, как помочь.

— Что случилось-то?

Уже в четвёртый раз надо был рассказывать, что здесь произошло — и опять что-то добавлять, а о чём-то умалчивать. Словно и не было того, что случилось с ним на самом деле — а только новые и новые варианты для каждого слушателя.

— Вот в этой фотостудии,— Кудзё написал на тетрадном листке адрес,— Снимают, наверное, порнографию. Пока наши войска героически приводят Китай к неизбежному процветанию. Причём школьниц фотографируют, понимаете?

— Школьник против порнографии,— хмыкнул следователь,— Первый раз вижу. Тебе что — девочки не нравятся?

— Слишком нравятся, господин следователь. Понимаете... они впутали в это одну... ну, подругу мою, вот. Но она не из таких, понимаете? Она просто любопытная. А они этим пользуются.

— Влюблён в ней, что-ли?

— Да. Немного.

— А как её найти?

— Не надо её трогать.

Тогда мы ничего не сможем сделать. Можно обыскать студию, конечно — но плёнки обычно не там хранят. Вот показание пострадавшей — это что-то значит.

— Я не могу! Если её арестуют — это вся школа узнает.

— Не говори глупостей. Никто её арестовывать не будет. Просто расскажет, что видела, что они её заставляли делать, устроим очную ставку. Заодно узнаем — может, они и её одноклассниц впутали.

— Она и так испугана, понимаете? Она же ещё в средней школе учится!

— Ну, тем лучше. Вот был бы выпускной класс — случай был бы посложнее. Там совсем не понятно, шестнадцать девочке, или там двадцать пять...Короче говоря, если хочешь, чтобы мы ей помогли — рассказывай, как искать. А если не хочешь, — ну, пусть на твою красавицу и дальше другие смотрят.

Карандаш хрустнул. Кудзё тупо посмотрел на половинки. Потом взял ту, что с грифелем и нацарапал название школы.

— Вы её легко найдёте. Она русская наполовину.

— Ох уж эти русские, везде лезут. Спасибо,— следователь растаял и потрепал по плечу,— Так поступают настоящие патриоты. Горжусь, правда!

* * *

На улице были тигры. Вот они — белые пятна боков и полосы. Люди идут и не замечают. Хорошо, что далеко и не может вцепиться.

— Люди, осторожно! Тигр!— кричит Кудзё. Он хочет во весь голос, но во рту сухо, а язык словно окаменел. И он продолжает шептать, чтобы хоть кто-то услышал и спасся.