Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Дедушка верил, что подлинные таланты передаются через поколение - от деда к внуку. Этим он объяснял бездарность своего сына и блестящее будущее, которое неприменно ждёт Кимитакэ, его братика и сестру.

– Плодоносное дерево узнаётся уже цветам, великий человек проявляется уже в ранней юности. Кто же унаследовал мои таланты - ты, сестра или твой брат Тиюки? Хотел бы я разглядеть.

В качестве доказательства он приводил своего славного предка, который приходился Кимитакэ пра-прадедом. Ещё при сёгунах этого неназванного героя судили за браконьерство.

Дедушкин отец занимался торговлей соленьями и неплохо разбогател

на волне реформ и спекуляций после реставрации Мэйдзи. Появилась большая регулярная армия, её нужно было кормить чем-то, что нескоро испортится. А ещё появились первые университеты, ещё дешёвые и достаточно непопулярные, чтобы даже дети из такой семьи могли там учиться.

У Садатаро был старший брат, который выбрал военную карьеру и куда-то пропал. Но прежде успел внушить младшему решительное презрение ко всему, что связано с армией и флотом. А также уверенность, что именно он, Садатаро, а не тупоголовый старший брат, унаследовал от деда подлинную решительность и амбициозность.

Сначала Садатаро поступил на простые курсы учителей, где выбрал специализацией каллиграфию. А уже оттуда - на юридический факультет Токийского университета.

Только что основанный университет помещался тогда в одном двухэтажнам здании. А дипломы выдавались, как в старину - в виде свитка с каллиграфической записью.

– Уже тогда мало кто понимал, как важна каллиграфия,- гордо говорил дед,- Подлинность диплома подтверждали всего-то качество исполнения и печать ректора. А сам диплом открывал многие двери…

Только годам к четырнадцати Кимитакэ начал догадываться, на что намекал старый греховодник. Но разъяснить свои подозрения напрямую так и не успел.

А тогда, когда он был ещё маленьким, Кимитакэ просто спросил:

– Каллиграфией пишут только документы от государства?

– Писать каллиграфией можно что угодно,- заверил дедушка,- но лучше стихи. В древности только стихи считались достойными того, чтобы записывать их хорошо.

– А как отличить хорошие стихи от плохих?- осмелился спросить маленький Кимитакэ.

– Разбираться в чужих стихах не обязательно. Следить надо за своими стихами. Это верно и для иноземной поэзии. Мне французский консул как-то говорил, что у Рэмбо все стихи хорошие, а вот у Верлена много плохих - но к счастью, никто их не помнит.

– А иноземные стихи тоже можно писать каллиграфией?

– Можно, но бесполезно. В них не будет силы, а только пустая красивость, как у безделушки. Между тем каллиграфия важна для воспитания именно национального духа! Но чтобы достичь в ней мастерства, надо много упражняться. Причём ты ничего не достигнешь, если будешь повторять движения механически и писать что попало. Надо стараться, чтобы каждое стихотворение было лучше предыдущего. Только так мастерство будет расти. Со временем молодой поэт достигнет определённого мастерства, его вкус сделается изощрённым и он начнёт наконец понимать, что его стихи - ни на что не пригодны. И только тогда можно сказать, что он что-то понял в поэзии и каллиграфии.

Сложно сказать, разбирался ли старый Садатаро в поэзии. Но он определённо умел выводить иероглифы, выполнять самые опасные поручения и пробивать себе дорогу в жизни, пусть даже и с разрушительными последствиями.

Молодому государству остро не хватало чиновников с университетским образованием. Он успел послужить в Министерстве Внутренних Дел: советником, инспектором сельских кооперативов,

вырос до начальника полиции префектуры. И завёл достаточно полезных знакомств, чтобы вступить в Партию защитников конституции. А эта партия была в большой силе. И сам Такаси Хара, который возглавлял партию, очень ценил молодого чиновника.

В сорок три года Садатаро стал губернатором провинции Фукусима - достижение, которым уже можо гордиться. А в сорок пять его перекинули переводят на управление только что присоединёнными северными территориями - дело настолько сложное, что этот была пока не губерния, а директорство Агентства Карафуто.

Неясно, почему он согласился управлять этой каторжной землёй. Возможно, партия была заинтересована в субсидиях, которые шли на освоение новой колонии и попросила настырного парвеню об услуги, которую он не мог не отказать.

Примерно тогда же и по той же причине он женился.

Его избранницей стала девица из весьма примечательной семьи. И отец, и мать которой были пусть и дети аристократов, но не от законных жён. Это обеспечило отца семейства местом, достаточным, чтобы обеспечить двенадцать детей, но двери высшего общества остались для них закрыты.

В те времена считалось неправильным, если дочери выходят замуж не по порядку. Поэтому чиновному выскочке сравнительно легко удалось заполучить престижную жену, которая считала себя знатной дамой. Старшая дочь со странностями закрывала путь к браку всем остальным, словно половину пробки, застрявшая в винной бутылки.

Именно тогда семья приобрела этот большой дом, где на них трудились шестеро слуг. Из них четыре были подчинены лично жене, а двумя другими она просто командовала.

С женой неугомонному Садарат было очень непросто. С ней было невозможно даже выйти в общество. Тяжёлая, рано располневшая, склочная и мнительная женщина обожала устраивать скандалы и постоянно возмущалась, что у кого-то из её сестёр больше детей или ещё чего-нибудь.

Получается, неугомонный Садатаро был вынужден сражаться на два фронта. И проблем с провинцией было не меньше, чем с женой.

Проблемы на бывшем каторжном острове было полно. Всё население губернии, после эвакуации русских, сократилось до двадцати тысяч рыбаков. Промышленности не было. Сельское хозяйство - затруднено или невозможно.

Не хватало даже японского населения. Большая часть этих рыбаков были айну, а к малым народностям Садатаро относился с характерным презрением. Внук браконьера был ярым сторонником евгеники и модной в те годы расовой реконструкции. Поэтому переселенцев селили отдельно, чтобы не допустить смешивания “упадочной породы айну” с бедными, но чистопородными переселенцами из Ямато.

Даже добираться до этой провинции было непросто. Север главного острова был едва освоен, там только пробивали просеки для железных дорог, а от от Сендая до Аомори добирались морем. Дальше был Хоккайдо, присоединённый только полвека назад, с редкими поселенцами и нетронутыми лесами. И только потом начиналась его вотчина.

Тем удивительнее, что Садатаро преуспел и развернулся. Его губернаторство было самым долгим и плодотворным за всю историю провинции. Именно он пробил сделку с торговой группой Мицуи начёт контрактов по рыбной и крабовой ловле и построил первую древообрабатывающую фабрику в истории имперских колоний. Среди сопок и камней появились священные ворота-тории и пролегли японские узкоколейки.

Поделиться с друзьями: