Времени нет

Я снова подскочил.

— Ваша честь, разрешите задать ответчику вопрос.

Судья закрыл глаза. Я расценил это как согласие.

— Уважаемый ответчик, есть ли у вас какие-то не названные на этом судебном заседании причины хотеть того, чтобы в Ад отправился именно я?

Я приблизился к Саатче на расстояние шага. Он стойко выдержал мой напор.

— У меня не может быть других мотивов, кроме как получить душу человека.

— Спасибо. Итак, вам неважно, какая душа отправится в Ад: моя или другая. Но одну душу вы бы в любом случае получили. Даже если упомянутый вами Последний Суд решил бы, что я достоин Рая, то президент, умерший без покаяния и еще с намерением совершить массовое убийство — он бы точно был вашим клиентом. Поэтому аргумент о том, что вы могли потерять душу — слаб. Напротив, вместо одного вы могли получить два.

Дама-присяжная вытащила из складок своего нарядного платья зеркальце и принялась рассматривать себя — наши реплики мало ее беспокоили. Это не укрылось от внимания присяжной в мужской рубашке. Ее глаза сузились до толщины нити, и она бросила реплику старому присяжному. Тот, выражая солидарность с услышанным, положил ладонь на ее колено, а убрать забыл.

— А количество жертв теракта? — парировал в это время Саатчи. — Ведь их души тоже могли оказаться в нашем царстве. Поэтому, останавливая теракт, истец тоже лишил меня выгоды.

— Ваша честь здесь не обойтись без дополнительной статистической информации. Я мог бы подать такой запрос? — я растерялся, поскольку даже не представлял, к кому следует обратиться, если судья одобрит мою просьбу. — Меня интересует, какое количество душ в среднем попадает в Рай и Ад в Киеве в наши дни в случае смерти. Прошу учесть также обстоятельства гибели и возрастные данные возможных жертв: теракт должен был состояться на концерте в фан-зоне — это место скопления молодежи, то есть людей, которые вряд ли успели нагрешить.

Судья кивнул, потер пальцами, и в его руке оказался лист бумаги. Такая скорость получения данных удивляла не меньше самого факта моего присутствия на Высшем суде. Озвучить данные судья решил сам.

— Если верить статистике, а на Земле говорят, что это особый вид лжи, то в случае теракта в Раю оказалось бы примерно шестьдесят процентов погибших. Стороны могут продлить.

Вера в людей меня не подвела.

— По-моему, эти цифры — лучшее доказательство того, что Ад в случае теракта больше теряло, чем получало, — сказал я.

Присяжный с явной алкогольной зависимостью облизал сухие губы в поисках стакана воды и, не найдя, сменил позу на не менее унылую.

Саатчи резко вытянул руку, обнажая запястье, и на нем появились часы. Подросток с ножом удивленно заморгал, потом попытался повторить такой фокус со своим запястьем. Не добившись успеха, он яростно воткнул нож в парту. Судья пригрозил ему пальцем, призывая к тишине.

— Время! — Саатчи поднял руку с часами. — Если истец не будет вмешиваться в естественный ход событий, Ад получит эти сорок процентов душ сейчас. Мои коллеги сэкономят то время, которое могли бы потратить на совращение избежавших гибели, и посвятят его охоте на новые души. И, возможно, будет немалый успех.

— Вот это большое «возможно»! — я воспользовался промахом Саатчи. — А что на этот счет говорит статистика?

— Статистика здесь бессмысленна: надо учесть множество факторов, и сумма их погрешностей окажется слишком большой.

Я так и думал.

— Если нет, то и зря. В таком случае призываю Высший справедливый суд признать слабым аргумент о том, что истец остановил меня из-за опасений срыва договоренностей и упущенной выгоды.

Судья взялся за ручку молоточка, словно собираясь ударить. Но потом передумал и аккуратно опустил его на подставку.

— Признаем аргумент об упущенной выгоде слабым. Ответчику, ваш ход.

Саатчи сделал круг перед трибуной и остановился у присяжных. Он снял с руки часы и положил их перед бабушкой-божьей-летушкой. Но мгновенно прижала рукой ремешок, чтобы никто другой не завладел хронометром.

— И снова время. Истец меня обвиняет в том, что я не дал ему остаться в чужом теле на пять минут дольше. Он хочет, чтобы несчастные пять минут стали поводом разорвать контракт продолжительностью в четыре дня. Пять минут — это всего 0,08 % от общего срока, который истец должен провести в чужих телах. Не слишком справедливо, правда? А ведь мы с вами сейчас в Высшем справедливом суде.

Саатчи оперся на трибуну присяжных, показывая, что доволен собой, и призывая меня парировать. Впрочем, мой ответ был кратким.

— Что будет, если нагреть воду до 99,2 градуса? Горячая вода. Но она так и не закипит. Что будет, если охладить воду до 0,08? Верно, ничего. Она не станет льдом. Восемь сотых процента — это отнюдь не мелочь. Доказано не мной, а законами физики.

Недоволен Саатчи отскочил от присяжных и стал у судьи.

— Ваша честь, — усердно начал он, — я хотел бы показать недавний фрагмент из жизни истца. В ней он высказывается о ценности времени. Этот фрагмент — важное доказательство, которое я хочу предоставить Высшему суду.

Я говорил о ценности времени? Саатче удалось меня заинтриговать.

— Такое требование нарушает баланс сил, — ответил судья. — У вас как у джина и наблюдателя со стороны есть возможность задокументировать жизнь человека и вынуть подходящий фрагмент в нужный момент. А все, что есть у человека — это собственная память, а он очень ненадежный инструмент. Вы в неравных условиях. Поэтому я могу пойти на такую уступку, только если истец согласится на это. Взамен у него появится возможность получить от суда одобрение на равносильную уступку.

Саатчи смотрел на меня с насмешкой, пытаясь сыграть на моем честолюбии. Но нет, я не мальчишка, которого можно взять на слабо.

— Вперед, — сказал я. Мне требовалась уступка, о которой оппонент не догадывался.

Судья кивнул, и Саатчи превратился в настоящую динамомашину. Он поднял руки, как атлант, готовый подхватить Земной шар, и над его головой появилось облако тумана. Вскоре в ней начали проступать четкие очертания, и наконец я увидел музыканта Олеся Крепкого и мальчика с веткой рядом с ним. Присяжные оживились. Рука бабушки снова зажила своей жизнью и спрятала часы Саатчи в сумку.

— Запись сделана два дня назад, в эту среду. Истец был в одном из подобий, которое получил по условиям нашего контракта. Дальше смотрите сами.

Картинка задвигалась.

Мальчик сунул в рот кончик ветки и стал сосать. «Здлатуйте!» — поздоровался он с Крепким, не сразу увидев ребенка. «Здравствуй!» — ответил я устами Крепкого и наклонился к нему. «Пять минут это скики?» — спросил мальчик.

Даже теперь я не мог вспомнить, что же тогда ответил я-крепкий. Судья был прав: мы оказались с джином в неравных условиях. Неужели ему удалось загнать меня в ловушку?