Время «Ч», или Хроника сбитого предпринимателя

Так и прошли мимо всех окон. Но совсем не так прошли, как в картинной галерее или в зоопарке… Там любопытство, тайный или явный восторг, и уважение… Уж это обязательно! А здесь… Сташевские даже растерялись вначале в своих моральных оценках. Как тот незащищённый магнитный компас, попав в аномалию. На душе царил некоторый хаос, а на лицах сохранялось видимое спокойствие. Ну это понятно: с лицом-то всегда было проще.

Не впечатлило потом и катание на речном трамвае по амстердамским каналам. К тому же, на русском языке не было записи гида-информатора.

Поехали в Леварден.

Слева долго тянулся мол — высокая искусственная насыпь, предохраняющая жителей от частых, в прошлом, наводнений, — справа всё те же картинно красивые коровки, мельницы, домики… Приятный, успокаивающий, сельский ландшафт, яркими красками празднично раскрашенный.

Поздно вечером, уже при включенных фарах, въехали в Леварден. Решили где-нибудь поужинать. Шульц недолго и выбирал ресторан. Их здесь много. Большие, вместительные, красивые. В живых цветах, ярко расцвеченные рекламами, высвеченные огромными окнами, шикарными широкими подъездами к ним, специальными, гостевыми дорожками к дверям, фонарями указывающими путь, ярко освещёнными стоянками… А какие машины на стоянках шикарные… и «Порше», и «Бентли», и «Ягуары», не говоря уже о каких-то «Мерседесах», «Пежо» и прочих.

Старшая, Эля, шла сама, а младшая в дороге уснула, и её, сонную, пересадили в коляску, и так с ней, с коляской, и въехали в ресторан. В большом просторном вестибюле их радушно встретил администратор, взрослый дядя, с красивым холёным лицом, седой шкиперской бородкой, шикарном смокинге, с бабочкой, предложил, как поняли гости, любой этаж… Огляделись.

Вокруг всё в зеркалах. В корзинах и вазах живые цветы. Тонко пахнет цветочным мёдом, духами. Первый этаж, партер, весь заполнен столиками, но есть и свободные. На занятых столиках горят свечи в подсвечниках, видны цветы, посуда, что-то ещё, в неярком свете просматриваются и лица посетителей. Второй, третий и четвёртые этажи выстроены в балконном стиле. Огибают сверху партер, как лоджии, по всей окружности, там тоже на столиках цветы и свечи. В центре всего пространства, сверху, как ось, огненным сверкающим драгоценным сталактитом, будто застывшим водопадом, зависла огромная хрустальная люстра, с лампочками в виде свеч. Внутри ресторана, рядом с вестибюлем, и слева, и справа, на всю высоту этажей бесшумно скользят две стеклянные капсулы лифтов. Всё сияет приглушенным светом, респектабельностью, культурой и достатком…

Известив о своём приходе тонким мелодическим звоном, стеклянные створки лифта плавно раздвинулись, вместе с коляской гости свободно вошли в лифт… Поехали. Множество светлячков, целая поляна, уменьшаясь в размерах, поплыли куда-то вниз, в сужающуюся геометрию пространства, в тёмную мерцающую приглушенными красками глубину… Сверху, расширяясь, наплывали яркие декорации из таких же столиков с такими же свечами, и так же, искривляясь, плавно уходили вниз. В центре сказочной композиции таинственно мерцала всё та же люстра.

На третьем этаже гости вышли, прошли по балкону, выбрали столик. Разместились. Как из-под земли возник официант, поставил для ребёнка специальный высокий стул. Эля, с гордым видом оглядывала зал, все ли её сейчас видят, уселась удобно на стульчике, со специальной для неё столешницей, как в самолёте. Младшую вовсе не стали будить. Она, свободно развалясь, сладко спала в своей коляске, рядом со взрослыми, со столом. Молодой официант в белом смокинге мгновенно принёс карточки меню, и Эльзе коробку цветных карандашей с фирменной символикой ресторана и такой же фирменный символикой альбом-раскраску. Щёлкнув специальной, на длинной ручке, зажигалкой, зажёг на столе свечи. Сразу стало необычайно празднично и уютно. Эля немедленно принялась раскрашивать понравившиеся ей картинки, а взрослые раскрыли солидных размеров карточки-меню. Тексты были выполнены на четырёх языках: голландском, немецком, английском и французском… Для русских гостей всё был не понятно, и, к сожалению, незнакомо. Тая это поняла. Сказала, что они закажут сами, если гости не возражают… Гости не возражали. Внимательно полистав страницы этой книги, переговорив с Шульцем и Эльзой, Тая сделала заказ.

В ожидании заказа оглядывали зал, немногочисленных посетителей.

— Музыки нет. — Обращаясь к жене, с удивлением заметил СанСаныч. Внимательно оглядел первый этаж, балконы, не нашёл привычных очертаний. — Нет даже места для оркестра, и танцплощадки тоже. Почему?

— У нас в ресторанах нет оркестров. Не принято это. — Пояснила Тая. — Сюда люди отдыхать приходят, поговорить…

— В ресторанах нет оркестров?

— Нет, в некоторых всё же появились, в последнее время…

Почти рядом с ними, через один столик, за большим праздничным столом расположилась голландская семья, большая семья. Две супружеские пары пожилых людей, очень хорошо одетых, видимо дедушки с бабушками, с ними двое молодых людей, супругов, муж с женой, и видимо их дочь, девочка лет пяти-шести. Ровесница Эльзы, может чуть старше. Внешний вид отдыхающих, их лица, костюмы и платья, дорогие, мерцающие, украшения на женщинах, их причёски, а, главное, праздничный вид самой девочки: белое лёгкое, почти воздушное, как у принцессы из сказки, её платье, свободно рассыпавшиеся, длинные, тонко вьющиеся светлые волосы, с несколькими тонкими косичками, украшенные вплетённой яркой цветной лентой, и празднично накрытые столы, у взрослых свой, у девочки свой, и ещё один дополнительный — он полностью был завален объёмными подарками, говорили о причине торжества. Пришли они видимо давно. Уже и торт потерял свой объём и формы, и свечи давно на нём были погашены… Взрослые пили вино, кофе. Развалившись в мягких креслах, негромко между собой разговаривали, любуясь своей наследницей. А она в одиночестве скучала… Её ровесников здесь не было.

Увидев увлечённо уже занятую художеством Эльзу, девочка спустилась со своего высокого стульчика, вышла из-за стола, подошла к ней, и они о чём-то легко, как старые знакомые заговорили. И эти, и те взрослые не мешали девочкам разговаривать, не обращали внимание. Но вот Эльза, прихватив свои карандаши и раскраски, сползла со стула, и легко и непринуждённо, вместе с незнакомой девочкой-именинницей, улеглась прямо на полу. Легли они на живот, плечо к плечу, голова к голове, принялись вместе раскрашивать страницы. Сташевские аж похолодели. Там же пол, проход, девочки в праздничных платьях!.. А остальные взрослые будто и не заметили поступка детей. Так же спокойно разговаривали между собой. И Тая с Шульцем коротко глянув на детей, спокойно повернулись к гостям. Сташевские недоумевали, такое в ресторанах представить было невозможно. Сейчас подойдёт официант, ну не наступит, конечно, но обязательно сделает взрослым выговор-замечание: «Это вам тут, простите, не здесь!.. Уберите, пожалуйста, из-под ног своего ребёнка!» Неприятная предполагалась ситуация. Ладно сами платьица, пол может быть всё же достаточно чистым… Но… А девочки, будто так и надо, лёжа на полу, старательно раскрашивали картинки, весело переговаривались, непринуждённо болтая ногами. А вот и официант скользит, — с замиранием сердца отметил СанСаныч, он первым его увидел, внутренне приготовился защищать детей. Напряжённо следил за его приближением.

Высоко держа серебряный поднос, официант подбежал, наклонился, улыбаясь, встал вдруг на одно колено перед расположившимися на полу девочками, и, к явному изумлению Сташевских, положил перед ними ещё одну новую раскраску, свежую. Легко поднялся, и исчез в ресторантских глубинах, будто и не было его. Девочки отреагировали только на новую раскраску, с видимым интересом переключились на неё.

Сташевские, как по-команде, выдохнули. Изумлённо смотрели друг на друга, говоря глазами: Вот это да! Вот это отношение! Татьяна повела бровью: Европа, СанСаныч, не Козлодоевка. Да уж… — успокаиваясь, согласно кивнул головой СанСаныч. — Вижу! Шульц с Таей переглянулись…

— Что-то не так? — обеспокоено спросила Тая.

— Нет-нет, — поторопился закрыть проблему СанСаныч. И обрадовано предупредил. — А вот уже и заказ нам несут.

Ох уж сколько всего!..

Названия блюд и вин они, конечно же, не запомнили, как иностранные, а вот вкус хорошо приготовленных блюд отметили: очень всё было вкусно! Очень!

Но не вкус, и не улицы красных фонарей, а вот это, раскрашивание картинок детьми лёжа на полу, в ресторане, как особо сильное впечатление и рассказывал потом, там, на Родине, всем знакомым СанСаныч. Как главное достижение Европы. Именно то, к чему и надо России стремиться.

Кстати, пол был действительно чистым. Когда именинница поднялась, платье было таким же белым. Точно! Татьяна с СанСанычем очень внимательно смотрели, даже с пристрастием. Ан, нет, белое! Удивительно! Просто удивительно!

А в остальном… Ну, страна и страна. СанСанычу, например, в Китае больше понравилось. И ближе они ему, люди, и обычаи их, и кухня, и ландшафт, и… Китай! Одно слово, Китай! Первая любовь потому что!

Всё, прошло три дня — пора домой.

Ну, пора, так, пора. Сташевким — как кушаком подпоясаться…

Встали, значит, на крыло… На Москву.

* * *

А в Москве, к тому времени, только-только московские городские власти начали убирать самодеятельный торговый балаган со всех центральных улиц… Не забыли и про подземные переходы, метро, вокзалы. Раньше-то, совсем пройти было не возможно: сплошная плотная толкучка. Не успеешь ступить на улицу, причём в любом месте, как тут же попадаешь в пёстро разноцветный, наглухо с боков запертый, словно капкан, коридор из вещей. На тебя, прохожего, опережая конкурентов, сразу набрасываются торговцы, будто таксисты в столичном аэропорту в момент прибытия пассажиров. Перекрикивая друг друга, назойливо суют под нос, трясут перед глазами всяческую одежду: и летнюю и всесезонную, и детскую и взрослую, и повседневную и праздничную, и очень маленьких размеров и просто больших, и ношенную, и в коробках, и обувь на любой вкус… Много чего ранее и не виданного, даже диковинного… Например, импортные чудо-сковороды, заморские веники, конверсионные кастрюли и пылесосы, крема от морщин и от загара, книги читанные и новые, водку, виски, мартини, сникерсы, салфетки, жевательную резинку, презервативы, колбасы хоть на пробу, хоть по прайс-листу, всевылечивающие таблетки с трудно произносимыми, незапоминающимися названиями, губную помаду россыпью и в коробках, булочки, хлеб, гигиенические прокладки, зубочистки, зеркала, ножнички, щипчики, газеты, журналы, кофемолки, шоколад, бельевые прищепки… Вся торговля в народ пошла, выплеснулась на улицу.