Время делать ставки

При виде этого мужчины вальяжный кот Благовещенский вдруг посерьезнел, побледнел и весь подобрался. Он медленно приблизился к столу, но тут сидящий за ним мужчина, опустив глаза к столешнице, выговорил словно бы с усилием:

— Стой, где стоишь. Чего тебе?

— Мне нужна Полина Львовна, — сказал Геннадий.

— А ты… а ты кто такой?

— Я Геннадий Благовещенский, работаю…

— A-а, не трещи… погоди, — перебил его мужчина, срывая с носа очки и вертя их в руках. — Ага… та-ак, — он прикрыл глаза. — Ну… а это кто-о с тобой?

— Кандидатка, — ответил Благовещенский, еще больше вытягиваясь и бледнея, — она… она — на вакансию, которая после… в общем…

— А-а, — вновь перебил его сидящий за столом, — ты, значит… чего тебе?..

— Я же говорил, — терпеливо повторил Геннадий, — мне нужна Полина Львовна, директор.

— Поли-ина… та-ак… Льво-овна, — протянул тот, совсем закрывая глаза и откидываясь на спинку кресла, а руками упруго упираясь в столешницу. Создавалось впечатление, что он наслаждается звуками собственного голоса. Или — еще чем-то… ну… черт побери, как же я сразу не расслышала!

— Но… — начал было снова Геннадий, но тут мужчина за столом изогнулся, схватился рукой за собственный подбородок и запрокинулся назад. Геннадий испугался и рванулся было к столу, но я успела схватить его за руку и остановить свистящим шепотом: «Да ты куда? Стой… а то — уволят!» Он испуганно глянул на меня, и тут сидящий вдруг заорал:

— По-о-ой, ласточка, пой, ка-а-а-ак люблю-у голос тво-о-о… о-о-о!!!

Мужчина вдруг швырнул об стену очки и широко открыл рот, запрокидываясь назад до упора. Его тело несколько раз содрогнулось, а потом он опустил руку и начал гладить… собственное колено, что ли.

Нет. Не колено, и уж тем более не собственное. Потому что колено не могло бы вынырнуть из-под стола, обернуться черноволосой, аккуратной женской головкой, а потом повернуться к нам лицом. Невозмутимо вытереть губы ребром ладони, а потом поглядеться в зеркальце, проверяя макияж, в особенности губную помаду, и произнести как ни в чем не бывало звонким, мелодичным голосом:

— Геннадий? Это вы? А с вами — на вакансию? Сейчас я буду. Приведу себя в порядок. Ждите.

И она упорхнула в боковой кабинет. Господин поднялся из-за стола и, подойдя к Геннадию, похлопал его по щеке, а потом повернулся ко мне и сказал:

— Вы очень красивы, леди. Благодарю вас, что вы не пустили его ко мне. У меня наконец-то получилось. Всего вам наилучшего.

— У вас… — пролепетал Геннадий.

— Что? — недовольно повернулся к нему господин, снова вытирая со лба пот.

— У вас… ширинка расстегнута.

— А? A-а. Ну спасибо, Геннадий. Бывай.

— До свиданья, Филипп Юрьич, — проговорил Благовещенский, зябко ежась на диванчике для посетителей.

«Филипп Юрьевич? — ударило в голове. — Стоп! Уж не Каморин ли это? Но что делает директор «Фаворита» в ночном клубе «Эдельвейс», да еще днем, да еще принимает интимные оральные услуги от Полины Львовны, которая сама тут не последний человек? Что за… черт?»

Мои размышления были прерваны мягким толчком в бок и голосом Геннадия:

— А… а как ты догадалась, что ему не плохо, а просто… у него… член сосут, в общем?!

Я повернулась и, на мгновение оставив наигранную наивность a la Елена Тарасовна Кривошлык, прелестная днепропетровчанка, грубо проговорила:

— Она чавкала!

— Ну и дела… — выдохнул Геннадий. — Конечно, он крут, но чтобы так… вот этак… ну, карусель!

— А кто это? — тихо спросила я. — Кто это был?

— Тсс! — Благовещенский приложил палец к губам. — Это — Каморин, серьезный человек! Он тут, в клубе, всем заправляет! И всеми делами заправляет, и всем девчонкам заправляет! — пошловато скаламбурил он напоследок, но не могу сказать, что шутка эта была в сильном диссонансе с только что завершившейся сценкой с участием Каморина и Полины Львовны.

В этот момент дверь бокового кабинетика открылась, и вышла Полина Львовна. Она сдержанно улыбнулась и произнесла чуть нараспев:

— Вы — Елена? Геннадий уведомил меня по телефону, что вы нам подходите. Я — управляющая клубом «Эдельвейс» Ангелова Полина Львовна.

10

Полина Львовна была миниатюрной миловидной женщиной лет около тридцати. Ничто в ее внешности не могло навести на мысль, что она способна сидеть под столом и ублажать начальника, как это делают — такова уж правда жизни! — некоторые рвущиеся сделать карьеру секретарши. Впрочем, было видно, что свой важный пост она занимает не так давно и еще не привыкла к тем привилегиям, которые он предполагает.

— Ну что же, — продолжала она, — я всецело полагаюсь на Геннадия в кадровом вопросе. Он утверждает, что вы полностью отвечаете нашим требованиям и даже сверх того.

— Я не знаю, — снова вживаясь в роль Аленочки Кривошлык, проговорила я, — он, наверное… в общем, он… я — как вы скажете.

Моя сбивчивая речь была озарена приветливой улыбкой Полины Львовны.

— Не робейте, — сказала она. — Все будет хорошо. На сегодня, я думаю, Геннадий вас больше не станет утомлять, а послезавтра с утра приступим к работе. Бумаги будут оформлены. Оставьте у нас свой паспорт и телефон, по которому вас можно найти.

— У меня нет телефона, — промолвила я.

— Не беда. Позвоните сами. Послезавтра утром, запомнили?

— Да.

— Вот и прекрасно. Вы свободны. И ты, Геннадий, тоже свободен.

— Но, Полина, я хотел узнать…

Ее брови чуть дрогнули. Лицо стало суровым.

— Свободен! — повторила она, понизив голос. — Иди, Гена. Завтра поговорим, если будет о чем.

В коридоре Гена Благовещенский разразился взрывом отборного мата. Основные его претензии сводились к тому, что Полина Львовна с неуместной для нее фамилией Ангелова — злобное, глупое, тщеславное, похотливое и продажное существо, что это существо без году неделя пробралось в начальнички, а уже вовсю дает понять своим старым друзьям, что они для нее — низший сорт. Воспользовавшись его подогретым состоянием, я спросила:

— А что, Геннадий, эта Полина — она что, недавно управляющей работает?

— Ну да! Недавно? Недавно! Да она, может, с пару месяцев как работает, а до нее Амалия была, вот та нормальная девчонка!..

— Амалия? — переспросила я.

— Ну да, Амалия! Знаешь что, Лена… хочешь выпить? У меня, честно говоря, нервное расстройство после этих… чавканий под столом! Выпьем? Только не в «Эдельвейсе», у меня на него денег не хватит! Ну — вперед?

— Ты же не любишь женщин.

— Кто сказал? А, правда — я сказал. Ну ладно. Я знаю одну забегаловочку, там недорого и прилично, пойдем, а? Там бармен хороший. Знакомый…

Я согласилась. Геннадий Благовещенский представлялся мне очень неплохим материалом для выдаивания информации. Особенно если учесть, что Каморин Филипп Юрьевич, директор «Фаворита», был обнаружен в кабинете управляющей клубом «Эдельвейс», а предшественницей Ангеловой на упомянутой должности была женщина с редким именем Амалия…

В маленьком подземном кабачке с комичным названием «Толстый Лева» с бюстом соответствующего русского классика на входе Геннадий быстро надрался водкой и пивом. Он сидел на стуле возле стойки и беседовал попеременно то со мной, то с жирным барменом, которого, как несложно догадаться, тоже звали Лева: