Время демографических перемен. Избранные статьи

Самые последние десятилетия в развитых странах ознаменовались значительным повышением возраста материнства – и в целом, и при рождении первого ребенка. Это массовое «откладывание» рождений (но не отказ от них) приводит к тому, что вначале коэффициент суммарной рождаемости падает, а затем, когда те же, что и прежде, рождения реализуются в более поздних возрастах, повышается, что отнюдь не свидетельствует о повышении собственно рождаемости.

Россия долгое время не участвовала в общем движении к более позднему материнству, но социально-политические трансформации 1990-х годов, как это можно было предвидеть, привели к сближению демографического поведения россиян и европейцев. Нарастающее сходство с Западной Европой отразилось не столько в изменении числа детей – в этом смысле между Россией и Европой давно уже не было больших различий, – сколько в изменении «календаря» рождений и среднего возраста матери при рождении ребенка. На рис. 3 ясно видны как сдвиг российской возрастной модели рождаемости в сторону европейской модели, так и то, что он еще не закончен. Но даже и того, что произошло, было достаточно, чтобы понизить коэффициент суммарной рождаемости в конце 1990-х годов, а затем, при реализации отложенных рождений, повысить его в «нулевые» годы. В этих условиях коэффициент суммарной рождаемости теряет свою информативность.

Зная эту проблему, демографы пытаются найти способы корректировки коэффициента суммарной рождаемости условного поколения с учетом изменений «календаря» (см., например: [Bongaarts, Feeney, 1998]) и, применяя эти методы, показывают, что либо предыдущее снижение, как и последующий рост рождаемости были далеко не столь значительными, как об этом говорит динамика коэффициента суммарной рождаемости, либо ни того ни другого вовсе не было. Это видно, в частности, на примере Испании (рис. 4), где падение скорректированного (adjusted) коэффициента суммарной рождаемости было существенно менее глубоким, чем не скорректированного, а последовавший затем рост – и вовсе незначительным.

Рис. 3. Возрастные коэффициенты рождаемости в России (1994, 2009 гг.) и в некоторых странах со сходным уровнем рождаемости в 2005–2007 гг., в расчете на 1000 женщин (в скобках – коэффициент суммарной рождаемости)

Источник: [Население России 2009… с. 103]. Автор раздела – С. В. Захаров.

Рис. 4. Коэффициент суммарной рождаемости условного поколения и скорректированный коэффициент суммарной рождаемости с поправкой на «эффект календаря» (левая шкала), средний возраст при рождении первого ребенка (правая шкала), Испания, 1980–2008 гг.

Источник: [European Demographic Data Sheet, 2010].

Но наиболее надежным показателем остается все же итоговая рождаемость реальных поколений, а она пока тоже не указывает на появление каких-то серьезных альтернатив. В частности, применительно к России регулярные оценки этого показателя, выполняемые в Институте демографии НИУ ВШЭ, позволяют говорить о некотором замедлении снижения итоговой рождаемости у более молодых поколений, но отнюдь не о ее росте. При этом ни одна группа поколений не демонстрирует тех супернизких уровней рождаемости, на которые указывали коэффициенты суммарной рождаемости во второй половине 1990-х годов (1,3 и даже ниже). Примерно так же обстоит дело с большинством других постиндустриальных стран. Итоговая рождаемость реальных поколений (табл. 1) снижается, никаких признаков серьезных альтернатив не просматривается.

Таблица 1. Итоговая рождаемость реальных поколений российских женщин

Источник: [Население России 2009… с. 118]. Расчеты С. В. Захарова, основанные на данных переписей населения 1979, 1989 гг. и возрастных коэффициентах рождаемости для однолетних возрастных групп в 1979–2009 гг.

Некоторое время тому назад в краткой реплике [Демография… 2011] по поводу необоснованности далеко идущих выводов, сделанных в уже упоминавшейся статье в «Эксперте» на основе традиционного коэффициента суммарной рождаемости для условных поколений, был опубликован график, на котором были сведены данные о динамике итоговой рождаемости реальных поколений 1930-го и последующих годов рождения – вплоть до 1972 г. в 29 развитых странах. Смысл этого графика не в том, чтобы на нем можно было разглядывать кривые для отдельных стран, а в том, чтобы показать общее для всех стран направление движения: все кривые идут вниз, бывают отдельные колебания, но они отнюдь не ставят под сомнение общее движение вниз и не указывают на появление каких-либо альтернатив этому движению (рис. 5).

В комментарии к этому графику говорилось: «если рассматривать не поколенческие итоги, а динамику текущих показателей для так называемых условных поколений, то можно и понервничать. Но зачем же их рассматривать, если известно, что истинную долговременную динамику рождаемости отражают только показатели для реальных поколений?» [Там же].

Рис. 5. Итоговая рождаемость реальных поколений женщин в 29 странах, число рождений на одну женщину

Источник: [Демография… 2011].

На это замечание последовала крайне раздраженная реакция одного из авторов «Детотрясения», обращение к показателям реальных поколений объявлялось трюком, стиль комментария – «типичным для российской блогосферы» (авторы «Детотрясения» – россияне, работающие в США), содержание же ответа говорит само за себя. «В нашей статье речь идет о годах, когда рождаемость была реализована (в технических терминах – о суммарном коэффициенте рождаемости, СКР). Большинство читателей вряд ли заметят, что по оси абсцисс на графике отложен год рождения женского поколения (не вдаваясь в технические детали, потому что график показывает не СКР, а итоговую рождаемость реальных поколений). Понятно, что младенец женского пола, рожденный, например, в 1930 г., не будет немедленно размножаться, а подождет хотя бы 15 лет» [Демоскоп о «Детотрясении», 2011]. Не знаю уж, за кого держит автор этой ядовитой, но не очень грамотной реплики читателей, которые не способны, по его мнению, прочесть подписи под рисунком и на графике, но нас в данном случае больше беспокоит его собственная неспособность понять, что этот график был намеренно приведен в противовес графику коэффициента суммарной рождаемости условного поколения, на использовании которого он продолжает настаивать, несмотря на весьма ограниченные аналитические возможности этого показателя.

В отличие от авторов «Детотрясения», М. Клупт – профессиональный демограф, весьма квалифицированный, хорошо понимающий различия между показателями условного и реального поколений, и он, конечно, не станет рассуждать по поводу «младенца женского пола, который не будет немедленно размножаться». Но зато он утверждает, что «тенденцию к повышению начинают демонстрировать и когортные показатели, подводящие итог демографической биографии поколений. Так, в США, Финляндии и Дании значения СКР для когорты женщин 1965 года рождения были немного выше, чем в когорте 1950 г., а в Швеции и Норвегии практически сравнялись с ними» [Клупт, 2012, с. 68].

Таблица 2. Итоговая рождаемость поколений женщин в некоторых странах

К сожалению, здесь мы снова сталкиваемся с игнорированием разницы между неизбежными случайными колебаниями и альтернативными тенденциями. Приведем некоторые данные по упомянутым М. Клуптом странам (табл. 2). Мы видим действительно значительные различия между когортами 1930 и 1950 годов рождения, но если говорить о когортах, родившихся в 1950 г. и позднее, то здесь можно говорить лишь о весьма небольших разнонаправленных колебаниях, которые при самом большом желании нельзя выдать за признаки появления каких-то новых альтернатив.

Что возможно?

Если даже представители научного сообщества живут по принципу «что вижу, о том пою», реагируя на каждое колебание как на появление новой альтернативной тенденции, то что спрашивать с политиков и чиновников с их генетической заинтересованностью толковать любую позитивную подвижку как свою заслугу?

«В 2007 году в России родилось 1602,4 тыс. детей. В абсолютном выражении это самый высокий результат после 1991 года. Такого прироста рождений (за 2007 год составил 122,8 тыс. детей) не было последние 24 года, а темпов прироста (8,3 % за год) – 52 года. Это прямое следствие мер демографической политики, улучшения экономической ситуации и, в первую очередь, благоприятной возрастной структуры, поскольку многочисленное поколение 80-х вступило в репродуктивный возраст <…>. В определенных кругах научного сообщества распространено мнение о том, что меры семейной политики малоэффективны при всей их дороговизне и в лучшем случае приводят к сдвигу в “календаре рождений”, т. е. расходы на семейные выплаты не оправданы. Такое суждение противоречит опыту множества стран и опровергается целым рядом авторитетных исследований» [Юрьев, 2008].

Поскольку «авторитетные исследования» не названы, можно предположить, что имеется в виду так полюбившаяся некоторым российским авторам публикация в «Nature» и выполненные ими же ее многочисленные перепевы. Что же касается опыта множества стран, то, вероятно, речь идет об упоминавшемся росте коэффициента суммарной рождаемости в «нулевые» годы (в предыдущее десятилетие он преимущественно падал, так что опыт был, скорее, негативный), но об этом уже говорилось выше.

Колебания показателя итоговой рождаемости реальных поколений в постиндустриальных странах примерно в интервале от 1,5 до 2,1 ребенка на женщину, конечно, возможны, но мне не кажется, что они «столь велики», чтобы можно было увидеть в движении внутри этого довольно узкого коридора разные альтернативы. Эти колебания могут возникать по разным причинам, в том числе и под воздействием мер демографической политики, хотя переоценивать возможности этой политики я бы не стал. Решения о рождении детей принимаются женщиной или супружеской парой под воздействием многих сигналов, поступающих к ним от социального окружения, в котором они живут, меры демографической политики – один из таких сигналов, не более того.