Время для жизни 2
Шрифт:
— Анастасия Ивановна! А у нас все готово, можно садиться! — обратилась одна из них к врачу.
— Ну вот… экскурсия закончена, благодарю за внимание! — улыбнулась Настя.
— Спасибо! Мы — сейчас, за инструментами! — кивнул Иван.
В кабинете Косов внимательно посмотрел на Гиршица:
«А ничего! Зарумянился и вроде бы успокоился! Вид, пусть и не боевой, но уже и не убитый!».
Когда они зашли в палату, женщины уже сидели за столами. К ним сразу же подскочила все та же медсестра, которая прибегала «лечить» Юрку.
«Ага… а Настя сидит во главе, тык-скыть… ну — это понятно! Руководитель, чё! А мне, значит, место назначили — рядом с
— Извините, дорогие женщины! Но мы пока присаживаться — погодим! Вам — отдыхать, нам — работать, так сказать! И вот что я вам скажу — играть и петь — лучше всего стоя! И если играть сидя — еще можно. То вот петь… если не русские народные и за столом, да после пары-тройки рюмок… то петь лучше стоя! И легкие лучше работают, диафрагмы там разные… ну — вам лучше знать, вы же — медики!
Парочка молодых девушек по центру стола переглянулись и со смехом заявили:
— А мы не медики! Мы — из канцелярии!
— М-да? Но все одно — петь нужно стоя! — продолжил объяснять Косов.
— Так, а как же… ну — поздравить, выпить в честь праздника? — немного растерянно спросила медсестричка.
— Конечно же! Конечно же и выпьем, и поздравим! Но! Стоя! Тем более — за дам и принято пить стоя и только так! — радостно поддержал Иван.
— Да? Ну… тогда так! — женщина налила им по рюмке водки, поднесла поближе несколько блюд — закусь на выбор, так сказать!
— Вот! Так будет — правильно! — кивнул Косов, и поднял рюмку, скорчив «морду» Гиршицу, который, судя по всему, что-то пытался вякнуть про — «Пить больше не буду!».
Потом Косов задвинул тост — длинный, витиеватый, но красивый! Аж самому понравилось! Залихватски хряпнул рюмаху, покосился — как там аккомпаниатор? Тот, к радости, не подвел! Не торопясь, закусил:
«А смачные огурчики! Уже весна — а они такие — хрусткие! Да еще и остренькие… С хреном солены, что ли?».
— Дорогие дамы, милые наши женщины! Вы отдыхайте, выпивайте, закусывайте… А мы постараемся скрасить ваше застолье песнями! — Косов, что говорится, поймал кураж!
— Первая песня, конечно же — о любви! Маэстро! — кивнул он Гиршицу, и тот заиграл вступление…
— Мохнатый шмель — на душистый хмель!
Цапля серая — в камыши!
«Интересно… старше Насти тут только одна женщина! Явно ей больше пятидесяти. Остальные — все младше. Но… вот даже эта — бойкая медсестра, что так сейчас пялится на Юрку… и эти две девчонки из канцелярии… при всей их молодости! Они внешне явно проигрывают товарищу Анастасии Ивановне! Остальные… ну — милые, да… Вон та даже фигуристая, вроде бы! Но все одно — Настя здесь — Королева!».
— Так вперед за цыганской звездой кочевой!
На закат, где дрожат паруса!
Косов заливался соловьем, матерым цыганом подергивал плечами, только лишь в присядку не шел…
«Фух! Первый блин… и вроде бы — не комом!».
Одна из девчонок-канцеляристов, повизгивая, приговаривала:
— Как я люблю эту песню! Как она мне нравится! По осени к нам в Омск ансамбль приезжал, из Красно-Сибирска! Там такой солист, девочки! Обалдеть! Игорь Калошин… Как он пел
эту песню! Я прямо замирала вся! А сам он какой! Такой мужчина-а-а!«О как! Оказывается, Калошин со своей бандой приезжал в Омск? Интересно… а как я такое пропустил? Хотя… м-да… тут все пропустишь, с этой учебой, нарядами и прочим! Да и внешние новости в училище доходят не враз! Омичей — не так уж много, а курсантам ближе и интереснее — что внутри училища творится, чем все — что снаружи! А Игорек-то, оказывается приобретает популярность уже и за пределами Красно-Сибирска!».
Они чуть перевели дух, и…
— К долгожданной гитаре я тихо прильну!
Осторожно и трепетно трону струну!
И Гиршиц, зараза такая! Как здорово ему удаются все эти проигрыши!
И она отзовется, призывно звеня!
Добротою наполнит тебя и меня!
«Ишь как развеселились! Прямо за столом им не усидеть!».
— А почему бы вам не станцевать, милые дамы?! — в очередном проигрыше громко обратился к присутствующим Косов.
— От зари до зари! От темна до темна!
О любви говори, пой гитарная струна!
Женщины плясали самозабвенно. Переглянувшись с Юркой, они пару лишних раз повторили заводной припев!
Рассевшись по местам, народ был явно оживлен и весел!
— А сейчас… чтобы вы немного передохнули, успокоились…, - Косов старался вести вечер, не только петь.
— Эти глаза напротив — калейдоскоп огней!
Эти глаза напротив ярче и все теплей!
«Только вот здесь взгляд женский ловить… хотя нет — ловить можно и нужно, но — не задерживаться больше одного куплета! А то… не поймут меня здесь! И ее взгляд — тоже не держать долго! Зачем разговоры присутствующих, догадки всякие… Хотя разговоры и догадки, конечно, будут, но потом… если все сойдется как надо! А пока — нет… преждевременно!».
Самому Косову было сложно судить, как у него получалось петь. Он понимал, что не Калошин, и уж тем более — не Ободзинский… тут и сравнивать глупо. Но… судя по всему — неплохо получается. Вон как дамочки поплыли! А у Насти — щечки зарумянились!
«Ф-у-у-х-х… небольшой перекур! Все-таки одному все отыгрывать… тяжко!».
Иван чувствовал, как к спине начинает прилипать нижняя рубаха.
— Девочки! Это же все песни из репертуара Игоря… ну — Калошина! Я же вам только что говорила! — продолжала восторженно верещать все та же девчуля, — Я же все-все их помню! Потом даже в песенник записала, ну… что вспомнить точно смогла! Я даже программку сохранила! Почти наизусть ее выучила, вот! Там и авторы песен были напечатаны. Да их и на самом концерте объявляли! Стихи — Ивана Косова, музыка — Ильи Кучкова, вот! — гордо закончила девушка.
За столом как-то притихли, соображая. А Настя перевела удивленный взгляд на Ивана.
«Блядь такая! Ну кто ее за язык-то тянул, а! Вот так и «палятся» разные… «Штирлицы»!».
— Девочки и женщины! А где у вас можно покурить и дух перевести? — попытался сменить тему Косов.
Настя, не сводя с него взгляда, поднялась:
— Пойдем, я покажу!
Когда они зашли в санпропускник, она включила вытяжную вентиляцию, которая негромко зашумела.
— И как это понимать, Иван? Это действительно твои песни? Или песни этого… Игоря Калошина? — не сводила она с него взгляда.