Время для жизни 2
Шрифт:
— Вот, Степа! — Косов покрутил пуговку на груди сержанта, — Вот помнишь ты про женщину рассказывал… Ну — про учительницу, жену «лейтехи»? Ну так вот… Вот я не заметил тогда, чтобы ты так вот… по-жеребяче относился.
— Ну так… там же… там женщина была. А Катька…, - попытался возразить приятель.
— Нет, Степа… к любой женщине нужно относится по-человечески, к любой!
— Да будет тебе! Пусти, пуговицу открутишь! Понял я тебя, понял!
— Хорошо, если понял… Да, вот еще… Там это… Юрка перебрал немного. Его тоже нужно прикрыть, ага?
— О как? А где он
— Никуда не спрятал. Он там, в санчасти останется, выспится, утром придет. К подъему.
— А как это… Он чего там… один останется? А ну как… набедокурит чего? Этот телепень может!
— Не один он там будет… Медсестричка там одна…
— О как вы устроились хорошо! А про меня, Ваня, про друга, ты забыл, да? — обиделся сержант.
— Не забыл! Только ты, Степа, сам забыл — что меня туда пригласили! Пригласили, понял?! И там… не бордель с гетерами! Так получилось просто… Глаз на Юрку положила одна… Вот!
— Да ладно… Понял я. Все сделаю! Поверку сам проводить буду, вас — пропущу. Или лучше… Алешину скажу — он из строя вякнет, что в наряде вы… Кто там в роте знает, кто в наряде, а кто — нет. А Амбарцумяну придется сказать…, - размышлял Степан, — Чтобы вопросов меньше было. Только уж и вы — к подъему — как штык! То есть, как — штыки!
Сержант опять заржал:
— Только к подъему штыки из вас будут херовые… мягкие, нетвердые совсем… И это… сам больше не пей, и этому… «обмороку», как ты говоришь, пить не давай!
— Лады… договорились! Держи «пять»! И… Степ! С меня причитается! Как других дам найдешь — «поляна» с меня! А других, потому как… тебя, Глашу и Катьку вместе сводить, думаю, не стоит! Развалил ты, мудень, такую компанию!
Ильичев удивился:
— Ты, паря, совсем, со своей врачихой, рехнулся? Какую компанию я развалил, если мы с тобой в воскресенье к Глаше приглашены, праздник отмечать!
Косов хлопнул себя по лбу:
— Совсем из головы вылетело! Признаю… с памятью у меня что-то! А ты как… подарки-то купил?
Косов и впрямь забыл со всеми этими подготовками, песнями, концертами, что выделил Ильичеву деньги на подарки женщинам.
— Х-х-а-а! Я — не ты! Я все помню, и все сделал! Да… там и делать-то особо ничего не пришлось. Зашел в нашу «швальню», поговорил с мужиками-портными… В общем, для Глаши платок шикарный, весь в цветах и с кистями принесли! Она такие любит — я уже знаю! А Катюхе мужики отрез ткани шерстяной достали — на юбку!
— Чего-то… Глаше — платок шикарный, а Кате — только отрез! Не поровну вроде? Не? — засомневался Косов.
— Ты дурень, что ли? Портные сказали, что ткань эта — высший сорт! Сносу не будет, и красивая! Да она как бы не дороже платка вышла!
— Ну все, все! Понял! Молодец! Говорю же — с меня «поляна»! Все… я побежал! И это, Степа… Ночью на наши «шконки» организуй куклы… ну — шинели под одеяла ткни, что ли! На всякий случай! А то припрется дежурный ночью, да еще «по головам» вздумает пересчитывать!
— Не учи ученого, поешь говна толченного! — снова заржал Ильичев, — Мал ты еще, Ванька, Ильичева такому учить! Все будет нормально… Иди уже… не вводи в
грех зависти ко ближнему моему!Косов быстрым шагом направился к лестнице, но услышал, как сержант окликнул его, повернулся.
— Ты там, Ванька, не оплошай! Не осрами, так сказать! — и снова конское ржание сержанта.
«Вот же… конь стоялый! Дикарь, мля… Никакой деликатности и такта! Дитя природы, блин! А еще… еще как-то «за базаром» надо следить, ага! А то уже не раз слышал от Ильичева… да и от других во взводе! Словечки разные, здесь и сейчас не применяемые!»
Глава 15
Аккуратно, стараясь не привлекать внимания, Косов сбежал по лестнице к двери в санчасть. Здесь постоял, прислушиваясь, не идет ли кто следом — многие курсанты частенько выбегали перед поверкой вниз, во двор, покурить. Тишина. И он несильно постучал в двери, чуть подождал, и снова постучал. Наконец скрипнул засов и двери приоткрылись.
— Тебя только за смертью посылать! — отодвинув его в сторону, Настя закрыла двери снова, — Чего так долго-то?
— Ну… пока договорился…
Иван посмотрел в сторону дверей в палату. В самом коридоре было темновато, и лишь из помещения, где проходило празднование, сюда падал свет. Оттуда доносился негромкий бубнеж и тихий женский смех.
Косов выдохнул и потянувшись, обнял женщину за талию, притянул к себе, потянулся к ее губам.
— Ты чего? Сдурел, что ли? Вот еще… что надумал! Пошли… ловелас! — Настя отстранилась, но без возмущения, и потянула его за руку по коридору, — Но мы хоть успели твоего дружка в чувство привести…
— Это как это? — пытаясь придержать ее, переспросил Косов.
— Ну как, как? Головой под струю холодной воды, конечно же! Немного протрезвел! — Настя отвела в сторону его «загребущие» ручонки, — Пошли чай пить!
«М-да… а не «обломайтис» ли Вас ожидает, товарищ курсант?».
За столом сидели и пили чай Юрка и Анечка. Гиршиц был взъерошен, почти трезв и немного смущен.
— Садись, пей чай! — скомандовала Анастасия, наливая Косову кружку крепкого, почти черного чая.
— А может по рюмочке? — посмотрела на Ивана и свою начальницу медсестра.
Гиршиц замотал головой:
— Если что — то я не буду!
— Анастасия Ивановна! Вы как, не против рюмочку коньячка принять? — с улыбкой уставился на предмет вожделения Косов.
Та чуть задумалась, и, улыбнувшись, ответила:
— Ну, если только рюмочку…
После выпитого, Иван снова потянулся за гитарой:
— Так сказать — «на посошок»!
«Вот зарекался же! Но… как-то нужно вернуть Насте тот «романтик». А то и впрямь… могу — «как фанера над Парижем»!
— Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно.
Живешь в заколдованном этом лесу,
Откуда уйти невозможно.
Гиршиц слушал, уставившись стеклянным взглядом куда-то в угол комнаты. Анечка, чуть улыбаясь, ушла в себя. И только Настя, опять зарумянившись, коротко поглядывала на Ивана вновь заблестевшими глазами.