Время для жизни 2
Шрифт:
Настя хмыкнула, оценивающе посмотрела на кровать, как будто впервые ее увидев:
— Ну-у-у… привыкла уже. Да и куда мне большую кровать ставить-то? Сам видишь — комната совсем небольшая.
Косов впервые с момента вторжения спокойно осмотрелся.
«М-да… только названия — отдельная квартира! Комната… ну три на четыре, не больше. Даже, скорее всего — меньше!».
Кроме обсуждаемого предмета мебели, в комнате стоял платяной шкаф; тумбовый письменный стол у окна; пара стульев и этажерка. Видны были книжные полки по одной из стен.
— Ты не права! Нормальная, пусть
Женщина весело хмыкнула:
— Выгонишь тебя, как же! Вон — на чай напросился, а что вышло? Наглец, ты, Ваня, все-таки! Наглец и хам!
Косов, решив подурачиться:
— А вот это, мадам, я сейчас постараюсь исправить! Искупить вину, так сказать! Лаской и нежностью…
— Ну-у… что уж теперь? Попробуй искупить! — засмеялась подруга.
Косов — старался. Очень старался! Но вот результат… его несколько обескураживал. Женщина вполне принимала его ласки, не возражала против смены поз, но… Но кроме постанываний и учащенного дыхания, ему ничего не удалось добиться. Очень уж… результат был — неочевидный! Настя все время казалось отстраненной от происходящего, только на пиках активности партнера выказывала хоть какие-то видимые и слышимые эмоции.
«Вот не хотелось бы, но… так и вертится на языке не хорошее такое определение — «бревно». Ну, где эмоции, где возбуждение, а? Где страсть, я вас спрашиваю! Вроде бы уже все что умел, то и перепробовал. А она лишь — «ах», да «ох»! И все! Абидна, панимаш! И все время она — как будто прислушивается. К себе, может быть? К своим ощущениям? Сколько же она была одна, как бы это потактичнее узнать?».
Второй раз отдыхая после трудов… угу… Косов, лежал, оперевшись на локоть, и разглядывал подругу, лежавшую рядом на боку.
«Но ведь — хороша! И ножки стройные, ровные. И попа — крепкая, правда — небольшая. И талия четко выраженная! И даже грудки… ну — возраст уже не девичий, но все равно — ровная красивая, пусть и небольшая, грудь нерожавшей женщины. Правда вот вся она — бледная совсем. Точнее — кожа матово белая. Хотя вот лицо и руки — чуть смуглее. Вообще не загорает летом, что ли? Но почему же так… втуне пропали все мои усилия?».
— Насть…
— М-м-м? — она открыла глаза.
Смотрела чуть удивленно, но с улыбкой. И уже — не стеснялась его. Ну, почти не стеснялась — простыней все же попыталась укрыть хотя бы попу, чему воспротивился Косов.
— Ты меня извини, может я чего лишнего спрошу…
Женщина насторожилась, тоже подняла голову на локоть. И снова:
— М-м-м?
— Вот как спросить… Послушай! Тебе… было — плохо? Может — неприятно, или там… больно?
Сейчас она явно удивилась:
— С чего ты взял? Почему решил, что мне было неприятно или больно?
Косов пожал плечами:
— Ну… не знаю. Может — показалось так.
Женщина села, уперевшись спиной о кровать. Простынь потянула на себя и закуталась в нее.
— Ты глупый! Вовсе мне не было ни неприятно, ни — больно! Мне было
хорошо! Даже — очень хорошо! Ты… разве не понял это?«Ага! Поймешь тут! Как тут понять-то?».
Подруга сидела, молча разглядывая Косова.
— Вань… Мне правда было очень хорошо. Правда! Просто… Просто у меня уже очень давно никого не было. Понимаешь? Очень давно и вообще никого! Я вообще… даже удивлена, что мне… так хорошо было!
В этот момент у Косова самым предательским образом заурчало в животе. Да громко так! От неожиданной такой вот подлости своего же желудка, Косов самым глупым образом отреагировал, попытавшись скрыть это, поджав ноги и вообще — свернувшись калачом.
Настя удивленно замолчала, а потом — расхохоталась, запрокинув голову.
— Ты что — есть хочешь, да? — спросила она, чуть успокоившись.
Потом, не дождавшись ответа от обескураженного Ивана, женщина прислушалась к себе и тряхнув головой, заявила:
— А я ведь тоже есть хочу! Только сейчас почувствовала. Пойдем, я все же чай поставлю. Да и Анька там тебе чего-то же вручила. Точно там что-то из съестного должно быть. Она, хоть и ветреная особа, но вот в жизни как-то лучше понимает, что мужчинам нужно.
Косов встал, и протянул Насте руку, намереваясь помочь подняться. Та, сначала взяв его за руку и потянувшись, замерла.
«Чего это она? А-а-а… ну да — я же прикрываться ничем не стал. Вот еще — прикрываться! Да и… да и пусть рассматривает. Чувствовать-то она уже почувствовала, а вот видеть — не видела!».
— Ты чего, Насть? — с улыбкой спросил он женщину.
Та чуть помолчала, завороженно глядя ему… в пах, потом подняла голову, посмотрела в глаза:
— А ты и правда — нахал! Бесстыжий нахал! Но ведь… я еще подумала… что-то не то. А теперь вижу — не ошиблась, все так и есть! Даже страшно вдруг стало — это что же… вот «это» — во мне было?!
Она все же поднялась, опираясь на его руку, но продолжая вслух размышлять:
— Очуметь! Нет… как медик я все это знаю и понимаю. Как оно бывает. Но… вот, правда… ты меня не перестаешь поражать, Косов.
— Насть! Да брось ты! Или это ты мне сейчас так комплимент сделала? — засмеялся Иван.
«Ага! Это что же ей за японцы или корейцы раньше попадались? Вполне средний экземпляр, не более! Взять того же Ильичева, к примеру. Там — да, богато природа наградила!».
— Какой комплимент, Ваня? Мне даже и сейчас… б-р-р-р… может чаю попьем и поспим, а? Что-то мне страшновато… продолжать с тобой знакомство.
— Ну вот уж нет! Не умею я спать с красавицами! Меня же потом совесть живьем съест! — придурошно возмутился Иван.
— Это не совесть тебя съест, Косов! А похоть твоя! — бормотала Настя, пытаясь что-то найти, и судорожно придерживая простынь, — Ну-ка, отвернись, бесстыжий! Дай я… вон хоть нижнюю рубаху накину. Не в простыне же мне на кухню идти, как в бане!
— Да в общем-то и голыми можно пойти! Чего тут такого-то? — пожал плечами Косов.
Ответом ему стал полный возмущения взгляд женщины:
— Ты совсем уже, а? Сбрендил, похотливый сириусянин? Отворачивайся, говорю! На кухню… за столом — голыми сидеть?! Вот же… придумал что!