Время и относительность
Шрифт:
– Что-то я совсем запутался, – сказал Зак. – Летающие тарелки?
– Дедушка, – сказала я, – ты должен помочь этим людям.
– Конечно, Сьюзен. Подожди, сначала я завершу с Холодом, и тогда подумаю.
– Тогда они уже умрут... вымрут!
– Да, вполне возможно. Но я в этом не виноват. Это нас не касается, Сьюзен. Ты же знаешь это не хуже меня. Мы не должны вмешиваться. Время должно идти своим чередом.
Я ощупала сознание дедушки. Его туманные пятна больше, чем мои. Многого не хватает. А приоритеты с возрастом становились всё сильнее. Может, он и был рецидивистом-нарушителем правил, но его привычки уже устоялись.
Я
– Это не справедливо, – сказала я. – Что эти люди сделали такого, чтобы заслужить вымирание?
Дедушка посмотрел на моих друзей, как на образцы.
– Ты про вот этих? Ничего такого, насколько мне известно. А вот что касается всей человеческой расы, то... посуди сама. Когда Холод был тут один, это была спокойная планета, посвящённая абстрактным мыслям, познанию и самовыражению. А с тех пор, как появились млекопитающие двуногие, тут сплошные ссоры, кровопролитие, и прочий тарарам. Для вселенной будет лучше, если наш морозный друг продолжит то, на чём когда-то остановился. Холод строил соборы из живого льда, он мог создавать скульптуры на уровне отдельных снежинок. Ты когда-нибудь видела что-нибудь столь же совершенное, как снежинка?
– Да, – сказала я и указала на Малколма.
Дедушка посмотрел на мальчика. Малколм попытался улыбнуться. У него не было передних зубов.
– Не сомневаюсь, он очень милый.
Он вернулся к своим приборам и переключателям.
– А теперь уходите все, – сказал он, – и не мешайте мне работать.
У меня в голове словно образовалась трещина, в которую хлынули воспоминания и боль. Главное правило о невмешательстве было зашито в меня так же, как и в дедушку. Это был и инстинкт, и имплантат, и традиция. Мы унаследовали поразительные таланты, возможности контролировать пространство и время, но приоритет нашей культуры – не пользоваться этими возможностями, за исключением некоторых тривиальных целей. Тот, кто не соглашается с этим, может обезуметь, или даже его разум будет стёрт.
Мы с дедушкой сбежали, нарушили все правила. Кроме одного. Мы не вмешивались. Мы наблюдали. Что бы мы ни делали, это ни на что не влияло.
Я схватилась за голову и согнулась пополам, прислоняясь к Будке.
– Что это с Сьюз? – спросил Зак.
– У неё иногда голова болит, – сказала Джиллиан. – Она иногда уходит в Сумеречную Зону.
– Она пришла из Сумеречной Зоны, – сказал Джон. – Вы что, не слушали? Она и этот старик. Они не отсюда. Они не такие, как мы. Они не люди. Вот почему лёд её пропустил, вот почему он её не тронул. Холодные рыцари убивают нас, человеческих существ. А она не человек. Они не имеют ничего против неё.
Моя голова так разболелась, что я не могла говорить.
Джиллиан стояла и думала над тем, что сказал Джон, над тем, что она видела и слышала. Среди них она быстрее всех поняла, что происходит.
Стиснув зубы, я боролась с болью.
– Сэр, – сказала Джиллиан, обращаясь к дедушке, словно он был учителем. – Можно задать вопрос?
– Задавайте. Но я не обещаю, что мой ответ будет вам понятен.
– Вы бы смогли остановить холодных рыцарей, если бы захотели? Заставить их уйти?
– Не их, а его. Единственное число. Я же это ясно объяснил.
– Но вы смогли бы?
Дедушка на мгновение задумался.
– О да, думаю
да. Это довольно просто. Если этот прибор включить наоборот, он сможет заземлить большую часть холодной силы. Усилить ненамеренное влияние моей пространственно-временной машины и откачать почти всю энергию Холода. Заставить его, так сказать, втянуть когти. Анимус тогда оказался бы локализован, возможно, даже заперт в единственной снежинке. Один кристаллик льда оказался бы по своей конфигурации достаточно сложным, чтобы стать для него временным вместилищем.Джиллиан схватила меня, а затем взялась руками за мою голову. Она была так близко, что могла чувствовать биение моих сердец.
– Тогда делайте это, а не то я оторву Сьюзен голову!
Внезапно мои мысли прояснились.
Все смотрели на меня и Джиллиан. Она крепко схватила мою голову за уши. Она сильная. Голову мне она бы вряд ли смогла оторвать, но сломать шею могла.
Взгляд у неё был страшный. Я верила, что она сможет выполнить своё обещание.
Дедушка посмотрел на неё сверху вниз.
– А зачем вам это делать, девочка? Просто из вредности? Это лишний раз подтверждает то, что я говорил о вашем виде. Вы варвары-убийцы, по большей части.
– Сьюзен моя подруга, – сказала Джиллиан. – Но она не такая как я. Вы не такой как я. Если вы нам не поможете, то не останется никого, такого как я. Никого, такого как Джон, Зак, или Малколм.
Я увидела несколько возможных будущих, расходящихся из этой точки. В большинстве из них я была мертва.
– Она это не серьёзно, – сказал Зак.
– Тебе-то откуда знать, Флэш?! – сказала Джиллиан.
– Это всё неправильно, просто возмутительно, – сказал дедушка.
– Убейте его, – приказала Джиллиан. – Прикончите холодного рыцаря.
– Не думаю, что я могу это сделать. Вы не можете требовать от меня принятия решения о том, который из двух абсолютно разных, но по сути эквивалентных земных видов должен выжить. Угроза убийством едва ли убедит меня в том, что человеческая раса – более достойный кандидат.
– Тогда усыпите его, выключите.
Дедушка задумался.
Джиллиан повернула мою голову, выворачивая шею.
– Нет, – наконец, сказал дедушка. – Нельзя вмешиваться.
В его сознании опустились заслонки. Я могла следить за ходом его мыслей. Я была единственным существом во вселенной, к которому у него было что-то наподобие привязанности (человеческой привязанности!), но закон о невмешательстве имел более высокий приоритет, чем чувства. Его (наше?) воспитание было настолько сильным, что даже мысли о совершении преступления вызывали наказание – создавали туманные пятна, скрывающие воспоминания, отрезающие целые аспекты личности.
Я всегда боялась Дома. Теперь, на пороге смерти, я научилась ненавидеть Дом. Не за то, что случится со мной, или даже с Землёй, а за то, что они сделали с дедушкой.
– Вам что, даже не жалко? – спросила Джиллиан. – Если не нас, то хотя бы Сьюзен?
– Всё совсем не так. Вам этого не понять.
Джиллиан отпустила мою голову.
– Я рада, что мне этого понять, – сказала она. – Вы чудовище. Вы хуже тех фанатиков, которые хотели принести в жертву Малколма. Вы хуже чем... чем мой отец. Вы бы лучше позволили своей внучке умереть, чем щёлкнули бы переключателем. Вы хуже, чем кто-либо в истории. У вас что, совсем чувств нет?