Время и относительность
Шрифт:
Я знала, что у неё уже много такого накопилось, что рано или поздно оно вырвется наружу.
Джон нуждался в помощи. Мир стал для него не таким, каким он его себе представлял раньше, даже сегодня утром. В его мире больше не было его отца.
Мы бежали по улице прочь оттуда.
Позже...
Пробежав треть улицы Хай Стрит, мы остановились. Буря швыряла в нас вихрями острых, как алмазы, снежинок, маленьких метательных звёздочек. Я больше не чувствовала ни ступни ног, ни руки, ни лицо, лишь лёгкое покалывание, которое, как я была уверена,
Мы смотрели по сторонам в поиске какого-нибудь укрытия.
– «Вимпи-бар», – перекрикивая рёв ветра, показала рукой Джиллиан.
Я вспомнила это заведение и увидела под белым покровом его красную вывеску. Это был ресторан с гамбургерами, в американском стиле, названный в честь персонажа мультфильмов о матросе Попае, которые так любит Малколм. «Вимпи-бары» открывались по всему городу, приходя на смену забегаловкам «Гэфф и Лайонс» с их недомытыми ложками. Внутри в них всё было из яркого пластика, включая форму официанток и тюбики кетчупа в виде помидоров.
Чтобы пересечь тротуар, нам пришлось взяться за руки и брести сквозь снег.
Джиллиан навалилась на дверь плечом, но нам с Джоном пришлось ей помочь. Мы ввалились в ресторан. Внезапное прекращение метели и рёва было для нас шоком. Покалывание кожи у меня стало сильнее, перерастало в жжение. Я боялась, что через несколько минут моё лицо превратится в свисающие красные лоскуты.
Я думала, что день уже подходил к концу, и уже почти наступила ночь, но часы показывали лишь чуть больше двенадцати.
– Дети, – встревоженно сказал мужской голос при нашем появлении.
– Здесь больше нет места, – сказал другой голос. – Это наше место. Тут хорошо. Есть еда.
– Закройте за собой дверь, – сказал первый голос. – Вы что, в конюшне выросли?
Чтобы пересилить снег, нам пришлось толкать дверь втроём. Никто не подошёл к нам помочь.
В кафе было темно, лампы не горели, большое окно на улицу было засыпано снегом. Мои глаза приспособились к такому освещению.
Возле стойки сгрудились несколько человек.
– Сьюзен! Сьюзен! – сказал тонкий голосок.
Маленький человечек подбежал ко мне и бросился на шею, целуя моё лицо. Я немного покачнулась, но не упала.
Это был Малколм.
– Я заблудился, Сьюзен, – сказал он. – Когда в школу шёл.
Я обняла его и поцеловала. Гонка-ковбоя я тоже обняла и поцеловала. Я поняла, что плачу. До этого боялась даже думать о том, что случилось с Малколмом.
– У тебя лицо красное, – сказал он.
– Ну, спасибо, – ответила я, изображая обиду.
Он промокнул бумажной салфеткой снег и слёзы на моих щеках. Я снова подумала о том, как я сейчас выгляжу, и решила, что не хочу этого знать. После того, как Малколм протёр мне лицо, я снова начала ощущать кожу.
– Это жених Лобастой, – сказала Джиллиан.
Ну и пускай дразнятся. Я опустила Малколма на пол. Мокрым рукавом я смахнула льдинки с волос.
– Сосульки ранят, – сказал Малколм. – Смотри, я поцарапался.
У него на запястьях были красные линии. Не глубокие, но смотрелось неприятно.
–
Но я был храбрый.– Конечно, ты храбрый, Малколм, – сказала я. – Твоя мама будет гордиться тобой.
Внезапно я забеспокоилась о маме Малколма. Когда это всё закончится (закончится ли?), будет очень большой список погибших. Я прижала к себе Малколма так же крепко, как он прижимал Гонка-ковбоя.
– Я знаю этих девочек, Генри, – сказала женщина, считавшая, что для нас там нет места. – Очень испорченные. Помнишь, я рассказывала тебе о них в субботу вечером? Красятся уже, в их-то возрасте!
Я не сразу узнала статную женщину в пальто с меховым воротником и лиловых перчатках. Это была миссис Хей из молодёжного клуба, а рядом с ней стоял её муж. Седые волосы викария были похожи на растрёпанное гнездо, в котором лежало красное яйцо-лысина. Одно из стёкол его очков треснуло.
– Я тоже их знаю, – сказал ещё кто-то. – В «Помпе» их видел.
Это был Зак из «Ребят Сверх-тонников». Вся прошлая суббота напомнила о себе.
Зак был по-прежнему в чёрной кожаной куртке и в перчатках мотоциклиста, но сегодня он выглядел моложе, не таким страшным. И он был один.
– О, это ты, – простонала Джиллиан. – От тебя не спрячешься.
– Если бы я мог выбрать, какие ангелы возникнут из снега, – сказал он Джиллиан, – я бы выбрал Бриджит Бардо, а не вас.
– Сарказм – низшая форма комедии, Флэш.
– Ты явно не видела фильмов Нормана Уиздома [13] .
Меня поразило, что Зак и Джиллиан нравятся друг другу. Даже посреди этой метели они нашли время для каких-то чувств, помимо страха.
Были там и незнакомые лица: официантка в униформе «Вимпи», со светловолосой высокой причёской-ульем, и полисмен без шлема, у которого рука висела на импровизированной повязке.
13
Русскоязычным людям он может быть известен как создатель образа мистера Питкина.
Хейи, похоже, тут командовали.
Все они явно прошли через какие-то приключения, которые изменили и их, и то, каким они видели мир. Или же просто дали им оправдание, чтобы вести себя так, как им всегда хотелось.
– Констебль, – приказала миссис Хей. – Выставьте это хулиганьё вон!
Полисмен никак не прореагировал на её слова. В глазах у него была пустота. Я узнала симптомы военного невроза. Из всех присутствовавших ему досталось больше всего. За исключением, быть может, Джона.
– Если тут кому-то и быть главным, то мне, – сказала официантка, женщина чуть старше шестиклассницы. В руке она, словно символ своей власти, держала нож для резки хлеба. – И я говорю, что они могут оставаться.
– Вы здесь всего лишь работаете, девушка. Я тут так часто обедаю, что потратила тут больше денег, чем вам платят.
– Это уж точно, – сказал Зак.
У миссис Хей в руках был шампур. Я представила себе её и официантку фехтующими, как Робин Гуд и Шериф Ноттигемский.
– А тут холодно, – сказала Джиллиан, глядя на термометр, словно не веря своему телу. Она выдохнула, и образовалось облачко пара. – Так не должно быть.