Время Лиха

– У нас в Озёрках другой школы нет, - вяло пошутила Дарья.

– ... Вышвырнули, - снова повторил Иван, помолчав минуту, в течение которой раздавил рукой несколько комков сухой земли.

145

– Дождались конца учебного года и объявили сокращение... Да что ты так переживаешь? Сам же сто раз говорил, чтоб я бросила школу. Теперь вот все долги по зарплате обязаны будут выплатить с расчётом... Почти двадцать лет отдала образованию. Хватит, наверное.

– А ты-то без детей сможешь?

– Что правда, то правда. Эта работа мне нравится, и сама б я её не бросила, хоть с зарплатой такой бедлам. И в пенсии, конечно, я сильно потеряю. Но здесь к ним не подкопаешься: по всем школам небольшое сокращение. Учительских ставок убирают немного, в основном всякие добавочные должности вроде техники безопасности, инспекции по правам детей, воспитателей групп продлённого дня, мастеров производственного обучения.

– Чтоб вам отомстить, прошлись по всем школам.

– Денег же на зарплаты не хватает...

– Теперь будет хватать. Наэкономили.

– Да эти всякие добавочные полставки и четверть ставки давно уже не оплачивались, и работали на них добровольно, кого выберем...

– Какая честь тебе, Дашенька! Для того чтобы изгнать одного бунтовщика, переделали гору работы. Прошлись по штатным расписаниям всех школ, решали, заседали. Отвлекли от дел администрацию. Ну, теперь Шигина будет спать спокойно.

– Ты преувеличиваешь. Может, давно назрело...

– Разумеется! В России давно назрело закрытие всех школ! И больниц! И милиции, пожарных, армии, социальных служб! Оставить налоговиков и управленцев! Первые вышибают деньги из тех бизнесменов, которые ещё не научились подкупать налоговиков! Вторые, управленцы, все эти деньги забирают себе на жалование! И управляют, управляют! Передвижением скрепок по столу!

– Чего ты, Ваня?
– Дарья испугалась: так резко муж обычно не вспыхивал.

– Я - ничего. А ты как?

– Да я уже смирилась...пока эту бумагу читали.

146

– Ну, и тьфу на них.

Иван поцеловал жену и взялся за вёдра.

– Подожди, - остановила его Дарья.
– Навоза хватит. Помоги мне обрезать лук. Вот так. Видишь?

– Я знаю. Это всё?

– И кущёвка.

– Маловато. Спросишь у Егоровны лишнее. И мы им чего-нибудь...

– ... Нас осталось в учительской тринадцать человек, - начала Дарья рассказывать подробнее после паузы.
– Как назло, несчастливое число. Директор, завучи, те, кого так или иначе затрагивает сокращение, - это понятно. А зачем осталась Татьяна Родионовна, дочка Маринова и наш будущий завуч или даже директор, никто сразу не понял. А она-то всё заранее знала. Впрочем, мне при её командовании уже не работать, слава Богу.

– Единственный плюс в сокращении?

– Да. Вообще, я такую свободу сразу почувствовала, словно в небо воспарила. Больше ни от кого не зависишь, никто не может тебя оскорбить, наплевать в душу. С детьми всегда было хорошо. И в городе, и здесь, в Озёрках. Здесь даже лучше, потому что их меньше и все как-то ближе друг к другу. Деревня всё-таки. А вот со взрослыми, точнее, с начальством... Ну, вот. Шеф всё так торжественно обставил, будто смертный приговор собрался зачитывать. Водички испил из графина, кровопийца, потом только начал говорить. И нет, чтоб сразу "обрадовать" да и дело с концом: не от него ж эта мерзкая бумага исходит. Так вздумал ещё председателя собрания избирать, который бы дал ему слово. Завуч упёрлась: вы, мол, здесь главнее, не буду вести. Я не выдержала: "Мне корову доить пора, а вы тут погонами меряетесь, кто больший начальник". Игорь Владимирович, трудовик, первым догадался, что нам большую свинью подкладывают. Шепчет мне: "Что-то против нас, голодовщиков, районо затеяло. Мы друг друга не выдадим". А я и не слушаю. Думаю про себя: "Будь, что будет. Я уже давно к любой гадости внутренне приготовилась. Ещё когда в больнице лежала".

Иван хотел было упрекнуть жену в излишних подробностях при сём

147

"историческом повествовании", но не стал: пусть выговорится. Она улыбается, пытается иронизировать и шутить, а на душе, небось, кошки скребут.

– Степановна, скорее всего, знала, о чём будет речь, потому и не захотела председательствовать. И Татьяна знала: только шеф начал "доводить вышестоящую бумагу", как она сразу вышла за какой-то надобностью... Короче, часы русского языка и литературы, истории, математики, физики и химии-биологии значительно сокращаются, и мы с Николаем Андреевичем, так как не являемся молодыми специалистами, многодетными мамами и так далее, - под сокращение...

– У твоих коллег по предмету есть преимущества. И устроилась ты позже. Но при чём ваш физик-шизик?
– Иван вспомнил прошлогодний разговор и планы Николая Андреевича на досрочную пенсию.

– У него не остаётся часов и на полставки. Физику поделят математикам, а черчение директор предложил Игорю Владимировичу. Тот сразу после собрания побежал к шефу уточнять, получается ли у него ставка...

– И как Андреич отнёсся к сокращению?

– Очень плохо. Сначала спорил, но быстро сник, когда увидел подписи и печать администрации... У него были слёзы на глазах, - вздохнув, прибавила Дарья.

– Кому ж понравится стать безработным... Ну, ты что расстроилась? Считаешь себя виноватой?

– Да разве ж я только за свои права боролась?.. Просто жалко его...

– Так на кой эта Татьяна сидела там?
– спросил Иван, чтобы изменить у Дарьи ход мыслей.
– Её ж не сокращают?

– Нет, конечно... Поднялась я к себе в кабинет, словно в последний раз... Попрощаться с прежней жизнью. А ведь ещё два месяца работать. И экзамены, и... Нет, ремонта делать не буду. И деньги на краску не стану собирать с детей... А кабинет у меня действительно хороший. Да ты и сам знаешь: помогал мне приводить его в порядок... Утром солнце заглядывает так, будто под самыми окнами всходит... Ей кабинет мой нужен, Татьяне Родионовне. Чтоб осталось всё, как есть. Примчалась, едва я вошла. "Ой,

148

Дарья Александровна, у вас такой класс. Вы так много в нём сделали..." Льстить ещё мне вздумала. По всем признакам завучем будет, если Степановна уйдёт, сама ж и распорядится моим кабинетом.

– Степановна каждый год уходит, - усмехнулся Иван.
– Держит всех в напряжении... А как же эта хитроз...ая перейдёт в твой кабинет? У вас же младшие классы на первом этаже.

– Ей надо будет - папочка средние переведёт вниз, а начальные наверх... Не знаю, что она задумала. Я ей сказала: "Подождите делить моё имущество, меня ещё не распяли". Так заохала, даже приобняла, выражая сочувствие. Я думала, ещё поцелует... И этот, достойный папаша достойной дочери. Районо, говорит, боролось с администрацией за каждую ставку, защищая своих работников. Администрации главное - экономия, а для Александры Яковлевны - люди. Сокращение должно было коснуться ещё большего количества людей по всем школам, но многое удалось отстоять. И так далее, и так далее. Хоть бы не лицемерил...

– Ну, ладно. Значит, гусей будет кому пасти. Те, кто в школе остался, ещё завидовать тебе будут... Давай, я тебя развеселю. Хочешь дочку?.. Там, на сене, лежит.

– Кто там?

– Посмотри.

– Не можешь сказать?
– улыбнулась Дарья и тут же с досадой смахнула со щеки слезу, которую не сумела скрыть от мужа.

Иван тут же отвернулся и сделал вид, что не заметил.

Когда Дарья вернулась от сеновала, Иван уже проделал бороздки для посадки лука и посыпал их перегноем.

– Ну, как, удочеряем?

– Да я ещё вчера вечером её видела. Валерка откуда-то привёз.

– Наверное, на зоне выдают.

– По крайней мере, во двор вдвоём заходили. Он ещё сильно в грязь влез. Шушера ж трубу пропил, что у них в канаве лежала. Жена говорила. Теперь к ним во двор, не вымазавшись, не попадёшь... А пьянствовать они ещё

149

ночью начали. Ты уже спал, а я с тетрадями сидела, слышала шум да ругань... Жаль девчонку. Куда в её возрасте так пить... Вот валяется, и никто о ней не вспомнит.