Время любить

— Ну что, свинопас, не ожидал?

— Почему свинопас?

— Потому что русские свиньи едят поганую свинину, потому что в хозротах служат свинопасы. Я, когда в советской армии служил, у нас в хозроте одни урюки служили. Пасли свиней и жрали сало прямо со щетиной, в то время как остальные учились рыть окопы. Понял, свинопас?

Ефрейтор молчал, опустив голову.

— Кофе хочешь? По-турецки… — вроде как смягчился старший.

— Хочу, — Саша позволил себе поверить, что его привезли все-таки для совершения обмена, вот даже и кофе предлагают.

Один из боевиков пододвинул в его сторону ногой дымящуюся турку и эмалированную кружку.

— Сам наливай.

Руки ефрейтору стянули тем же скотчем еще в машине, но не за спиной. Тем не менее, он сумел налить себе кофе, сделал несколько глотков и попросил сигарету.

— А бабу тебе, ефрейтор, не надо, для полного удовольствия? — сказал самый младший, и остальные хохотнули над его шуткой.

— Нет, сигарету. Для курильщика кофе без сигареты, как половой акт без оргазма, — попытался острить Ермоленко.

Над его шуткой тоже посмеялись. Но потом выражение лица старшего изменилось, он смотрел на пленника уже явно враждебно.

— Ты, наверное, умный?

— Был бы умный, не сидел бы здесь с вами.

— Да нет, ты умный, — он иронично растянул последнее слово, — но ты жадный, и твоя жадность больше, чем твои мозги.

Боевики снова засмеялись.

Старший что-то сказал на чеченском самому молодому, тот взял СВД и, небрежно пнув ефрейтора ногой, чтоб не занимал проход, вышел из дома.

— Ты прав, — продолжал старший, — умные в институтах учатся, а не портянки в армии стирают.

— Я думал, мы обмен будем делать, — попытался восстановить статус-кво ефрейтор, — я же принес все, как заказывали.

— Заказывают в ресторане, а мы приказываем, понял? — Для усиления понимания, ближний к Саше боевик приложил ему подошвой в челюсть, но не сильно. — А обмен мыбудем делать. С твоим прапором. Поменяем тебя на несколько гранатометов и патроны.

— Но на нашем складе нет гранатометов!

— Зато на соседнем есть. Не переживай, прапор уже не в первый раз, вот только последнее время честным стал. Не хочет друзьям помогать. Старым друзьям!

— Там особисты лавочку закрыли, — сам себе сказал Ермоленко.

— Нычего, хорошие магазины круглосуточно работают. Если прапор не принесет, мы ему твою голову отправим, а в рот тебе вставим письмо для начальников, о том какие вы с прапором крысы. Видишь, какой у нас хороший план.

— Хороший, — голос ефрейтора надломился и поплыл.

— А пока мы тебя даже обижать не будем, потому что ты не воин, ты — крыса. И если все для тебя хорошо кончится, ты будешь нам приносить со склада то, что мы тебе скажем. Понял?

— Понял…

— Вот и хорошо, а то твои товарищи захотят твоей головой в футбол играть. Али, привяжи его.

Ефрейтора привязали к стулу, больше с ним никто не разговаривал, боевики достали нарды, а говорить продолжали на чеченском. В голове Александра Ермоленко прокручивались возможные сценарии развития событий. Разумеется, очень хотелось, чтобы прапорщик выполнил требования чехов, а там уже… Страх не позволял думать, что может быть дальше. Приблизительно через час в дом втолкнули сержанта с соседнего склада. С ним уже никто не разговаривал, и ефрейтор понял, что ситуация накаляется. Боевики явно теряли терпение. Во всяком случае лежащему на полу сержанту крепко досталось под дыхло. Пару раз его пнули, словно до этого он успел чем-то им насолить. А может, и успел…

Время медленно тянулось к вечеру. Саша закрыл глаза, то ли нервы перегрелись, то ли страх перевалил ощущаемую норму. Сон навалился, как неподъемный груз, и наполнил темноту в голове вспышками короткометражных сюжетов. Приходила во сне голая Варя. Он как-то вошел в незакрытую ванну, где она принимала душ, обомлел и тут же на нее накинулся. Но Варя вдруг стала отбиваться и выставила его за дверь. Даже во сне вспомнилось чувство обиды. Ему в армию через пару недель, а она из себя недотрогу корчит. А вот сейчас пришла… Стройная и гладкая, сверкая своими синющими глазами, смоляные пряди волос падают на плечи, покачивая двумя клубничками, маня упругим животом… Так и кончить можно. Но вот уже другая вспышка: мать ругает Саню, корит его, на чем свет стоит: променял образование, променял свое будущее на друзей-собутыльников, и даже Варя-красавица его остановить не может, отец-то в твои годы на заводе вламывал… И знает Саня, что права она, но злость в нем еще больше закипает. Что она понимает в этой жизни?! Что она знает о настоящих друзьях? А вышло, что знала больше. Потому как один купил себе военный билет, другой сумел закосить под жутко больного, а третий за мелкое воровство предпочел париться на нарах, чем на солдатском матрасе. Следующая вспышка сопровождалась взрывами и летящими во все стороны осколками. Позже Александр Ермоленко готов был голову дать на отсечение тем же чехам, что он видел все происходящее не во сне, а реально: видел, как одна за другой, точно в замедленном кино, влетают в окно гранаты, и по комнате разлетаются ошметки человеческих тел и одежды, как дюжина кусков горячего металла врезается в его грудь и живот. Он даже посмотреть на них успел, прежде чем умер…

Но в другой реальности все произошло иначе. Сначала раздались выстрелы на улице, потом посыпалась штукатурка над головой. Ночная мгла еще только-только начала смешиваться с предрассветным туманом. Автоматные стволы, выплевывая пули, больше походили на газосварочные агрегаты в руках неумелых людей. За окном, на недалекой улице матерились по-русски, в доме — говорили по-чеченски, но матерились тоже по-русски. Потом старший крикнул в окно, что здесь пленные солдаты. И все затихло. Ермоленко и сержанту развязали ноги, старший вывел их на крыльцо.

Где-то рядом были свои, но ефрейтору Ермоленко в этот момент больше всего хотелось в туалет. От этого он почему-то улыбался. Какой тут бой, если утренняя моча в голову ударяет со страшной силой. И, когда слева — из кустарника на огороде — жахнул выстрел, Ермоленко «щучкой» нырнул с крыльца в сторону, секундой позже его движение повторил сержант, а из окон дома полетели стекла от разорвавшейся внутри гранаты. «Ну вот, и побывал в настоящем бою», — подумал ефрейтор, лежа на мокрой траве и торопливо расчехляя единственное оружие, которое у него с собой было, чтобы не налить в штаны.

Потом был еще один выстрел, это недобитый чех застрелил майора, который разговаривал с сержантом. Но в общей суматохе Ермоленко этого не заметил, он в первый раз в жизни подумал о Боге, потому что остался жив. Остальные его не интересовали. Уникальная и единственная жизнь Саши Ермоленко продолжалась. Можно было даже рассчитывать на награду.

Про спасение ефрейтора Ермоленко и героизм майора Дорохова написали в газетах, пленников даже мельком показали по телевидению. Саша, прочитав заметку, облегченно вздохнул: «…в результате операции разведчиков были освобождены попавшие в плен к боевикам накануне сержант Андросов и ефрейтор Ермоленко…». Получалось, что Саня, вроде как, имеет отношение к боевой разведке. Поэтому свежеиспеченный младший сержант Ермоленко вырезал заметку из газеты и отправил ее Варе. Пусть полюбуется — он герой, он не врал ей про тяжелые боевые будни.

У Вари, когда она читала, навернулись слезы. Вот ведь, Саня, был в плену, а ни слова об этом не писал. Друзья-разведчики спасли его. И скоро он приедет домой… Вся жизнь превратилась в ожидание. На своих сокурсников мужского пола Варя стала смотреть с некоторым недоверием и даже пренебрежением: отсиживаются тут, пивко попивают, дрыгаются на ночных дискотеках, рефераты в интернете воруют и экзамены покупают. А настоящие парни, настоящие мужики тянут лямку и гибнут на войне!

Саша вернулся сразу после Дня Победы. Сколько нежности Варя подарила ему в первый день! Он же смотрел на нее с некоторым высокомерием, как на старшеклассницу, которая дорвалась до кумира. Но это она заметит потом. А он в первый же день овладел ею, довольно грубо, но очень страстно. Зато Саша после этой ночи стал смотреть на нее, как победитель, которому она обязана чем-то основательным: то ли свободой, то ли вообще своим существованием. Странным ей также показалось, что он вернулся при деньгах. Уже на второй вечер сводил ее в шикарный ресторан «Венский вальс», где больше старался произвести впечатление на официантов своей щедростью, чем на Варю своими чувствами. Слышала, что солдатам в горячих точках платят боевые, но также слышала, что повсеместно выплаты эти задерживают.