Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 1. Часть 2

Иной раз смотришь: состоится защита диссертации на такую-то тему, а тема достаточно сомнительная для науки. Порою бывают такие темы. А вот провести бы ту работу, о которой я мечтаю. Она еще ждет своих исследователей и, конечно, будет осуществлена, но, видимо, не сразу. Что касается наших прежних кадров, то полагаю, что, возможно, при их наличии противник и не решился бы навязать нам войну. А если бы война возникла, то велась бы действительно больше на чужой территории, чем на нашей. Итак, умение использовать человеческие ресурсы, правильно организовать войска, верно командовать, быть на высоте положения в военной тактике и стратегии - одно из решающих условий победы. Но только одно. Вторая сторона дела - экономика. Насколько развита страна экономически и в какой мере экономика может служить базой механизации и вооружения армии, от этого в современных условиях тоже зависит победа. Прошли времена, когда князья выводили свои дружины с пиками, топорами, вилами и булавами драться с врагом. Теперь налицо война механизмов, моторов, артиллерии, авиации, танков и противотанкового оружия, инженерных войск. Она идет на земле и на воде, под землей (мины, убежища) и под водой, в воздухе. Если одна сторона будет владеть всем, что создали современная наука и техника, а другая станет опираться только на мускульную и волевую возможности человека, возникнут неравные условия. Так имела ли Красная Армия эту инженерно-техническую материальную базу до войны?

Если нет, то возникает следующий вопрос: имели ли мы общую возможность создать соответствующую военно-техническую базу, вооружение, средства защиты и нападения? Без всяких колебаний я категорически отвечаю: "Да, имели!". Наш народ, рассматривая окончание Гражданской войны как передышку борьбе с империалистами, стремился использовать ее, чтобы создать могучую индустрию, перестроить народное хозяйство, пробежать в короткий срок путь, который капиталистические страны проходили за десятки лет. Наш народ затягивал животы поясами, голодал и холодал, жил в нужде, но не жалел средств на создание такой индустрии и вооружение армии, с тем чтобы враг не мог даже подступиться к нашим границам. Помню время, когда я вернулся с фронтов Гражданской войны в начале 1922 года. Как только пришел, меня партийная организация направила заместителем управляющего рудниками Французской компании, туда, где я в 1912 - 1914 гг. работал слесарем. А управляющим этими рудниками был мой ближайший друг Егор Трофимович Абакумов. Это не тот Абакумов, который был министром внутренних дел, а другой, который стал одним из руководителей угольной промышленности СССР. Тяжелое время переживали мы в 20-е годы. На рудниках был голод, в 1922 г. отмечались отдельные случаи людоедства. А деревня еще сильнее была разорена, чем промышленность. Вот какое возникло положение. Но народ поверил партии, потому что знал, что нам навязала разруху наша собственная и мировая буржуазия, которая поддержала контрреволюцию и организовала интервенцию. Лозунги партии были понятны каждому неграмотному. Мы тогда не только клали животы ради новой жизни, но иной раз брали грех на душу и говорили, что в старое время, дескать, жилось хуже. Грех потому, что хотя и не все, но высококвалифицированные рабочие в том районе Донбасса, где я трудился, до революции жили лучше, даже значительно лучше. Например, в 1913 г. я лично был обеспечен материально лучше, чем в 1932 г., когда работал вторым секретарем Московского комитета партии. Могут сказать, что зато другие рабочие жили хуже. Наверное, хуже. Ведь не все жили одинаково...

Да, мы сознательно шли на лишения, потому что мы выжимали буквально все ради раскручивания индустриализации. Надо было выиграть время. Порой это требовало просто нечеловеческих жертв. Но и на это шел народ и создал современную промышленность. Однако использовать эту промышленность как следует мы не сумели. Наша армия оказалась к началу войны и без квалифицированного командного состава, и без соответствующего вооружения, необходимого для отражения наступления противника и разгрома его еще на границе СССР. Думаю, что нашим историкам понадобится проанализировать результаты потерь не только военных кадров, уничтоженных Сталиным, но и в народном хозяйстве. Сколько же там погибло честнейших людей, партийных, профсоюзных и других работников промышленности! Тысячи и тысячи... Самые квалифицированные люди были загублены: директора заводов, главные инженеры, начальники цехов, секретари районных и городских партийных комитетов, председатели рай- и горсоветов, секретари первичных партийных организаций. Погибли безвинно сотни тысяч людей. Я, конечно, не смогу их перечислить, я могу здесь назвать лишь отдельных людей, из числа тех, которых знал. Вот, например, Иван Тарасович Кирилкин - директор Рутченковских рудников, где я раньше был рабочим, а потом заместителем управляющего. Как я уже рассказывал, я поступил на эти рудники в 1912 году. Тогда они принадлежали французской компании, которая потом продала их (кажется, "Брянскому акционерному обществу"). После революции они стали государственной собственностью, и их назвали Рутченковскими.

Одно время они носили название Краснотворческих, но это слово не прижилось. Их называли Рутченковские копи по фамилии владельца местных земель, крупного помещика. Кирилкин был управляющим этими рудниками в 1925 - 1926 годах. А потом Ивана Тарасовича назначили директором Макеевских металлургических заводов, и он со знанием дела руководил ими. А заводами, которые принадлежали раньше англичанину Юзу, командовал Базулин, всем известный Вася Базулин, местный рабочий. Он неплохо управлял этими заводами, опираясь на актив, на инженеров. А затем наступил 1937 год. Погиб Иван Тарасович. Я так и не нашел следов, где и при каких обстоятельствах он погиб. Базулин тоже исчез с горизонта. А в Москве сколько же директоров заводов, сколько инженеров погибло? Только, бывало, и докладывают мне: вот, проглядели "врага народа". Партийная организация бьет себя в грудь: Проглядели! Таких "врагов народа" набралось столько, что уже и Орджоникидзе не смог переварить это и застрелился. Покончил с собой честнейший человек рыцарского склада характера. Как мне передавал в разговоре Анастас Иванович Микоян, перед тем как застрелиться, Серго ходил с ним вечером по аллеям Кремля и говорил: "Не могу больше, не могу мириться с тем, что творится. Бороться со Сталиным я тоже не могу и не вижу сейчас возможности продлевать свою жизнь". И вот Серго застрелился. А как же Сталин? Сталин этот случай ловко обставил по-своему. Я в то время был секретарем Московского городского и областного комитетов партии. В один из выходных дней мне звонит Авель Софронович Енукидзе и говорит: "Товарищ Хрущев, приезжайте ко мне в Кремль. Срочный вопрос".

Приезжаю. Спрашиваю: "В чем дело?". "Умер, - говорит, - Серго". "Как умер? Я его видел недавно". "Скоропостижно скончался. Вы же знаете, что он был больной человек. Создана правительственная комиссия по организации его похорон, и Вы входите в эту комиссию, а я в ней председатель. Мы должны сейчас подготовить предложения для ЦК о порядке проведения похорон". Имелся соответствующий трафарет для таких похоронных дел, мы быстро обсудили вопрос и дали свои предложения. Не помню сейчас точно, но, кажется, я выступал от Московского комитета партии на этих похоронах. Я очень жалел Серго. Он пользовался большим уважением в народе, а мне лично было его жаль еще и потому, что я чувствовал его хорошее, теплое отношение ко мне. Серго ко мне относился с некоторым отцовским покровительством, а я нуждался в этом, к тому же было приятно. Ведь всякому человеку приятнее доброе слово, чем окрик или грубость, которые тогда были в ходу... Похоронили. Я так и считал тогда, что Серго скоропостижно скончался в выходной день. Говорили, что он позавтракал, прилег на диван и уже не поднялся. Он действительно лег на диван, но застрелился. Столько лет я и другие были обмануты на этот счет Сталиным. Зачем ему понадобилось обманывать? Видимо, чтобы не будить лишних мыслей в головах наших людей, почему такой человек, как Серго, ближайший к Сталину человек, вдруг застрелился. Видимо, не от хорошей жизни? И это - человек, который прошел через испытания подпольной борьбы, ссылок. А в годы, когда СССР на подъеме, когда, казалось, только и надо, что работать да радоваться, вдруг решил уйти из жизни и уничтожил сам себя.

Значит, была причина. Без причины такой человек не мог умертвить себя, потому что это был коммунист высокого толка и особого воспитания, с высокоразвитым чувством чести. Я так говорю, опираясь на мнение и самого Сталина: беспринципный в вопросах морали, Сталин его осуждал как раз за это. Когда я узнал, что Серго застрелился, мне многое стало понятнее из того, что я слышал от Сталина о Серго: Сталин всегда старался приуменьшить его роль в революции и в борьбе за развитие экономики СССР. А Завенягин Авраамий Павлович? Мой приятель, с которым я познакомился в 1922 г., когда вернулся из Красной Армии. Он тогда был в Юзовке секретарем уездного комитета партии. Потом я пошел учиться в Юзовке на рабочий факультет, а Авраамий Павлович поступил в Горную академию и с блеском ее окончил. Это был интересный человек и хороший работник. Он трудился на многих постах. Потом Орджоникидзе выдвинул его своим заместителем по черной металлургии. И вдруг Завенягин исчез. Я обеспокоился, где же Авраамий? Ни слуху ни духу. Но через какое-то время опять всплывает Завенягин.

Позднее он стал заместителем Председателя Совета Министров СССР. Последняя его должность (по совместительству) министр среднего машиностроения СССР. Иначе говоря, он занимался атомными делами. А умер он, пострадав от облучения атомными зарядами. Где же пропадал в свое время Завенягин? Оказывается, отбывал ссылку. Мне потом рассказывали, что Сталин его вызвал и выразил ему свое недоверие: "Вот, Завенягин, на тебя есть показания". И куда-то сослал его за тридевять земель [323] . Там он трудился и отличился. Честный был человек, с умением мог использовать свои знания и энергию. Потом, правда, Сталин вернул его, и он опять стал работать в Москве. Я сейчас и не решаюсь называть всех зря пострадавших по фамилиям. Во-первых, я забыл фамилии многих директоров заводов, инженеров и начальников цехов, которые были уничтожены в те годы в Москве. Их, наверное, были тысячи. Во-вторых, просто не в курсе дела: где эти люди, куда подевались? Но делаю такой вывод: если бы эти кадры не были уничтожены, а продолжали свою деятельность на пользу нашей страны, создавая средства производства и средства вооружения Красной Армии, применяя разумно и со знанием дела промышленный потенциал, то мы использовали бы с толком все условия, чтобы создать нужное вооружение и в нужном количестве, так что Красная Армия была бы обеспечена не хуже, а лучше немецкой.

323

В Норильск, где Завенягин являлся начальником строительства и директором горно-металлургического комбината.

Мы имели для этого все возможности. Хотел бы показать это наглядно. К примеру, мы сумели создать нужное количество вооружения уже в ходе войны, к середине 1943 года. Как раз тогда мы разгромили на Курской дуге огромнейшую армию гитлеровцев, вооруженную до зубов самым современным оружием. Я не припоминаю, чтобы там в составе наших наземных войск использовалось какое-то иностранное оружие, если не говорить об автомобилях. Я видел под Сталинградом отдельные экземпляры английских и американских танков, но советские танкисты по боевым качествам всегда ставили на первое место наши, отечественные танки, особенно Т-34. Артиллерия, пулеметы, винтовки, автоматы были нашими, отечественными. Следовательно, смогли же мы создать замечательное оружие в нужном количестве, чтобы вооружить нашу армию к середине 1943 года? Далее, мы получали наше оружие в нарастающем количестве, хотя ранее оставили врагу обширную территорию - Украину с Донбассом, Белоруссию, другие районы с их заводами и сырьем. Но и это еще не все. Мы лишились тогда промышленной, научной и технической базы блокированного Ленинграда и эвакуированной Москвы - двух центров индустрии союзного значения. Лишились мы Ростова, Воронежа, Сталинграда, Северного Кавказа. Если сделать сейчас выборки из статистических данных, то районы, которые оказались оккупированы немцами, давали чугуна, стали, угля и нефти значительно больше половины всего их производства в СССР. Вероятно, процентов 60 или 70, если взять металлургию.

И вот, лишенный всей этой базы, наш народ, вывезя кадры и оборудование, какое успел, нашел возможность смонтировать это оборудование, порою на чистом месте, где-нибудь в сараях, и наладил заново производство танков, артиллерии, автоматического оружия, винтовок, пулеметов, мин, взрывчатки и прочего. Колоссальная была проделана работа для того, чтобы дать армии все необходимое. В чем же дело? Почему не все успели сделать до войны? Как только определилось, что война с фашистской Германией у нас будет, а это определилось с приходом Гитлера к власти в 1933 г., мы должны были непрерывно наращивать производство боевой техники и подготовиться к неизбежной войне. В 1936 - 1939 гг., когда шла война в республиканской Испании, мы стояли лицом к лицу со своим врагом, оказывая помощь революционным силам Испании. Наши люди сталкивались там с немецкими и итальянскими фашистами, которые воевали на стороне мятежника Франко. Но вот наступил 1939 год. Был подписан договор Риббентропа Молотова, как тогда называли его на Западе. И Сталин сказал нам: "Обману, обману Гитлера". Следовательно, он считал, что Гитлер все равно нападет на нас, но он-то выиграет нужное время, подписав этот договор. Вместо того, чтобы сразу столкнуться лбом с Гитлером и вызвать огонь на себя, мы подписанием этого договора миновали опасный рубеж, создав условия для столкновения Гитлера сначала с западноевропейскими странами. Это и был тот выигрыш времени, о котором говорил Сталин.

Сталин именно так оценивал тогда сложившееся положение. Хочу думать, что он его понимал как раз так. В таком случае он должен был приложить все усилия, чтобы, подписав договор о ненападении, а затем новый договор - о дружбе и границе с Гитлером, сейчас же развернуть работу нашей промышленности, научных учреждений, конструкторских бюро по производству требуемого вооружения, развернуть дело на полный ход, на все обороты. А мы имели достаточно времени с 23 августа 1939 года по 22 июня 1941 года. Я считаю, что это был прямой предвоенный период. Неизбежность войны была ясна каждому, мало-мальски думающему человеку; стоял только вопрос времени. А время определялось Гитлером. Нужно было использовать это время и максимально развить производство средств ведения войны. Если бы мы это сделали (беру 1939 г., 1940 г. и почти половину 1941 г., то есть 2,5 года, именно то время, за которое мы потом потеряли, отступая, полстраны по промышленному потенциалу), то сумели бы раньше наладить выпуск вооружения и заранее обеспечить армию всеми средствами ведения войны. Значит, если бы мы с толком использовали полученную передышку, то к 1941 г. имели бы то, что получили в 1943 г., и Красной Армии этого было бы достаточно, и даже с лихвой, чтобы разгромить немцев еще на наших границах и не допустить вторжения фашистских орд в пределы Советского Союза. Конечно, мы не бездельничали, а трудились. Однако использовали передышку не так, как следовало. Это знает история. Мне, близко стоявшему к армии, хорошо известно, что, как только началась война, рабочие на Украине сами пришли в ЦК партии и потребовали: "Дайте винтовки!". А я ничего не смог предложить им, ибо винтовок не было, и обратился с этой просьбой к Москве.

Москва сказала (к телефону подходил Маленков): "Нет винтовок. Те, что были в Москве, осоавиахимовские винтовки с дырочками, мы восстановили, заклепали дырочки и отдали Ленинграду. А вы должны теперь ковать оружие сами. Делайте ножи, пики и прочее". Можете себе представить? Немцы обрушились на нас с такой боевой техникой, а нам говорят: "Куйте пики, куйте ножи, громите врага, который наступает с танками". Только наш народ, наша армия, наша партия смогли выдержать такое испытание! Несмотря на тяжелейшие условия, армия сопротивлялась, отходя, но и при отходах перемалывала живую силу противника и его технику. Тут шли в ход и бутылки с горючим, и мины, и всякие другие выдумки, на которые пошел народ, защищавший свою родную землю, честь и богатство. А если бы мы полностью использовали передышку? Имел ли Сталин право, игнорируя опасность, сохранять прежние темпы работы промышленности по производству вооружения и на том же уровне, на котором она была до подписания договоров с Германией? Нет, не имел такого права. Ведь он сам сказал, что обманет Гитлера. Следовательно, был уверен, что Гитлер нападет на нас. А раз нападет, нужно с толком использовать время, пока Гитлер завяз на Западе, с тем чтобы развернуть производство средств уничтожения врага, дать их в нужном количестве и создать резервы.