Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 1. Часть 2

Сейчас я, читая газеты и слушая радио, полагаю, что дипломатические отношения СССР с Японией, экономические связи развиваются нормально. Мы долго вели в свое время переговоры о прямом воздушном сообщении из Европы с Японией по самому краткому маршруту, через воздушное пространство СССР. Нам не удавалось решить вопрос. Уже в самом конце моей деятельности мы достигли договоренности на базе какого-то суррогата, все же пришли к тому факту, что полеты состоятся, но на наших самолетах и под нашим контролем [340] . И здесь тоже на японцев давили США, они не хотели этого. Но существовало и другое: нас самих сдерживали навязанные нам во времена Сталина практика и неправильное понимание вещей. Вот скажут: "Опять на Сталина все валят!". Нет, я не валю. Нужно ведь признать: столько лет мы воспитывались в духе того, когда даже малейшее послабление казалось недопустимым. Как это так: иностранец поднимется в воздух и пролетит через Советский Союз? Надо будет пролететь через СССР буквально от восточной его границы до западной. Мы считали, что зарубежные разведчики буквально вывернут нам нутро, все будут знать о нас. Конечно, мы тоже смотрели тогда на вещи упрощенно. Сами же осуждали Сталина, а смотрели его глазами, руководствовались его практикой и его ложным, неправильным, больным пониманием событий. Надо беречь суверенитет.

340

Переговоры по данному поводу состоялись во время поездки Микояна А.И. в Токио 14 - 27 мая 1964г., а в апреле 1967 г. вступило в силу соглашение о прямом воздушном сообщении Москва - Токио.

Надо не давать возможности разведчикам империалистических держав работать против нас, эта мысль всегда свежа и правильна. Но нужно все-таки иметь и чувство меры. Разведчики останутся, пока существуют разные социально-политические и экономические устройства в государствах, пока мир будет разделен, как сейчас. Пока существуют антагонистические общественные устройства, сохранится их борьба, и разведки будут стремиться делать свое дело. Здесь, как говорится, надо "держать ухо востро". Но это не значит, что мы должны пойти на самоизоляцию, которая выгодна только крупным капиталистическим державам, лидерам западного мира вроде США. Вот что я хотел сказать. Думаю, что эта тема представляет общий интерес, ибо речь идет о значительных вехах в развитии наших отношений с Японией. Япония сегодня - третья страна в мире по размерам производимой продукции. Она стоит сразу же за СССР и довольно быстро развивает свою экономику. Так что с Японией надо считаться и надо прилагать усилия к созданию между нами нормальных отношений, насколько возможно их создать при различном социально-политическом устройстве. Японии выгодно укреплять экономические и дипломатические связи с нами, это бесспорно, потому что мы - самая близкая к Японским островам страна, к тому же богатая природными ресурсами, в значительной степени могущая удовлетворять запросы промышленности Японии в сырье. Например, когда я входил еще в руководство, японцы проявляли особый интерес к нашему лесу. Скажут, что немудрено. Япония нуждается в сырье, а мы нуждаемся в покупателе и в товарах, которые может нам поставлять Япония.

Да, японцы предложили тогда: мы вам поставим оборудование по переработке леса, выработке целлюлозы и получения на основе полученной целлюлозы пряжи из искусственного волокна. Оно по техническим характеристикам было бы наилучшим для производства корда автомобильных покрышек из всего, что производится за границей. Условия действительно выгодные и для той, и для другой стороны. Они нам поставят в кредит все оборудование. После его монтажа на Дальнем Востоке мы должны будем платить им целлюлозой из перерабатываемого леса. Что может быть более выгодно? Проценты тоже, как говорится в капиталистическом мире, были божеские. Да и другое сырье мы могли бы поставлять в Японию. Япония вообще очень интересная страна, с сильно развитой промышленностью. Я это повторяю сейчас с осадком горечи. Ведь если принять во внимание, что Япония была разбита в войне, не имеет природного сырья и обладает гораздо меньшим населением, чем мы, то как оценить, что она так шагнула вперед не только в производстве промышленных товаров, но и в технике, в производстве тончайших и точнейших приборов? Не знаю, на каком уровне они сейчас находятся в оптике, но в конце моей деятельности Япония занимала тут одно из первых мест (может быть, самое первое место в мире). Помню, как наши инженеры-оптики ездили в Японию, привезли оттуда образцы продукции и нам показывали.

Наши специалисты смотрели раскрывши рты. Я спросил: "Сколько это стоит?". Услышал ответ: "Ничего. Это просто дали нам в подарок". Тогда я сказал: "Если это дали в подарок, так имейте в виду: то, что они нам дали, уже снято с производства. Никогда фирма не даст образцы, которые сейчас по-новому находятся в производстве, потому что это может создать конкуренцию их фирме". Все это вполне закономерно: конкуренция, прибыль! Да, многое свидетельствует, говорит о том, как далеко шагнула техническая мысль в Японии. А транзисторные приемники? Японские считаются самыми лучшими. Говорят, с ними конкурируют западногерманские. Тоже ведь разрушенной была страна! Все это заставляет нас подумать об организационных формах, о работе наших научно-исследовательских институтов и многом другом. Видимо, здесь существует у нас какой-то большой дефект. Количество инженеров и ученых, если подходить к делу чисто арифметически, у нас, видимо, не меньше, чем в Западной Германии и Японии. Статистика гласит даже, что мы выпускаем во столько-то раз больше инженеров и техников. А сколько у нас докторов и кандидатов наук? Тем не менее результаты технической и научной мысли, на основе которой создаются прогрессивные машины и приборы, приходится приобретать за границей. И сейчас остается такое же положение. Это заставляет нас думать, и не только думать, а хорошенько проанализировать ситуацию, чтобы поправить дело. Победа будет за тем общественным строем, который сумеет лучше использовать возможности научно-исследовательской мысли и инженерно-конструкторских усилий. Кто обеспечит наивысший уровень производства и самую высокую производительность труда, тот и победит.

Материальные блага, которые может получить человек при той или другой общественной системе, капиталистической или социалистической, определяются уровнем развития науки и техники, инженерной мысли, станочного оборудования и приборов, увеличивающих производительность труда. Я не скрываю, что говорю это с завистью: мне и завидно, и обидно, что мы, прожив уже 52 года после Октябрьской революции, хотя достигли огромных успехов и преобразили свою страну, до сих пор не можем похвастать передовыми позициями в технике и науке. Наша техника и наука сделали невероятно большой шаг вперед. Но все же ученые, наверное, лучше меня знают и чувствуют, как подпирают нас ученые капиталистических стран. Это не какое-то свойство социалистических или капиталистических условий. Никак невозможно согласиться с тем, что капиталистические порядки создают лучшие условия для развития науки и техники. С этим я не смогу согласиться. Нет, имеются какие-то у нас организационные дефекты, которые нужно нащупать и устранить, чтобы мысли ученых реализовались и были поставлены на службу социалистическому обществу. Интересы японского народа созвучны интересам советского народа. Если бы Япония стала дружественной страной по отношению к СССР, то она от этого только выиграла бы и экономически, и политически.

Сейчас действующий договор Японии с США преследует главным образом военные цели. Такие договора ведут к истощению материальных ресурсов страны и могут вовлечь Японию в военную катастрофу, более ужасную, чем пережил японский народ во Вторую мировую войну, когда на него свалились две атомные бомбы. Ведь если разразится война, неизвестно, сколько и каких бомб обрушится на Японские острова. Что останется тогда от Японии? Дружба же с Советским Союзом, устранение с Японских островов военных сил США принесли бы облегчение. Создались бы возможности использования природных ресурсов для развития экономики, повышения жизненного уровня народа. Япония обрела бы возможность получать сырье из соседней страны, находящейся под боком у нее: лес, нефть, газ, руду, уголь. Многое еще можно назвать.

О ВОЕННЫХ МЕМУАРАХ (Запись этого текста на магнитофонную пленку происходила в ноябре 1969 года.)

Несколько дней назад я совершенно случайно встретился с Иваном Христофоровичем Баграмяном. Мне было очень приятно его повидать. Ведь я уже много лет не видел его. Накоротке мы обменялись с ним различными мнениями. Неожиданно он поднял вопрос о книге мемуаров Жукова, высказал ряд замечаний и заявил, что в ней допущены очень большие искажения и отступление от истины. Тут же он сказал, что написал воспоминания и маршал Москаленко, причем написал просто гадкую книгу. Я не стал его выспрашивать и как-то уточнять, в чем же выражается эта гадость. Но вообще-то Москаленко может такое сделать. Я его знаю и с хорошей, и с плохой стороны. С хорошей знаю в том смысле, что он человек, преданный делу, воевал неплохо, проявлял настойчивость и энергию, не щадил себя. Плохие его стороны - нервозность, неуравновешенность, вспыльчивость, грубость, даже больше чем грубость. Оскорбления, которые он наносил своим подчиненным, всем известны. Люди, которые находились у него в подчинении, неоднократно жаловались мне на то, что он груб, оскорбляет их. Вот его обычный лексикон: "Враг народа! Предатель! Подлец! Судить надо! Расстрелять надо!".

Это человек настроения, который очень поддается влиянию. Он на все способен. Особенно если почувствует, что это выгодно для него, что такая гадость как-то оплачивается, то он пойдет на нее. Его беспринципность особенно поразила меня во время истории с отставкой Жукова в 1957 году. Я с доверием относился к Жукову во время войны и многое сделал для поднятия его репутации и авторитета в глазах Сталина. Когда в 1957 г. обсуждался вопрос о пресечении попытки Жукова организовать военный путч с целью захвата власти в руки военной хунты, то Москаленко активно выступал с обвинениями в адрес Жукова. Уже не на общем заседании пленума ЦК КПСС, а в более узком кругу лиц, когда Москаленко со страстью обвинял Жукова за поползновение к захвату власти, а Жуков с его солдатской грубостью, с его солдатской прямотой (а я верю Жукову, что он сказал правду) бросил ему: "Что ты меня обвиняешь? Ты же сам не раз мне говорил: чего смотришь? Бери власть в свои руки, бери!".

Когда я услышал это, то был поражен. Такого я никак не ожидал от Москаленко. Жукову не было смысла лгать. Да и Москаленко никак не смог парировать такое серьезное обвинение, фактически в государственной измене. Когда я рассказал об этом Малиновскому, Малиновский по собственной инициативе внес предложение об освобождении Москаленко от занимаемых постов. Но я сказал: "Родион Яковлевич, вряд ли нужно так поступать. Это же Москаленко! Если будет нормальная обстановка (а я был уверен, что она нормализуется), то Москаленко станет честно выполнять свои обязанности". Малиновский посмотрел на меня с каким-то удивлением. В его взгляде читалось удивление потому, что то, что сказал Жуков и не отрицал Москаленко, - подсудное дело. Заговор! А я сказал тогда членам Президиума ЦК: "Давайте не будем сейчас следовать государственному принципу, хотя следовало бы провести следствие и судить Москаленко. Надо принять во внимание ту роль, которую он сыграл при аресте Берии, когда мы прибегли к его помощи, и он честно выполнил все, что ему поручили.

Поэтому давайте простим ему данный эпизод". Это я рассказал, чтобы показать, кто есть Москаленко. Существуют несколько Москаленко. Один - это генерал, который честно командовал войсками, попадая во всевозможные переплеты на первом этапе войны. Затем он командовал армией, и его активная роль была заслуженно отмечена. Я лично вносил предложение о присвоении ему, уже после смерти Сталина, звания Маршала Советского Союза. Другой Москаленко - настоящий истерик. Я уже рассказывал анекдотический случай, как при нашем отступлении его выгнала колхозница из своего коровника, где он прятался, переодевшись в крестьянскую свитку, и он, сам украинец, выступил после этого против украинцев, кричал, что все они предатели и всех их надо выслать. Вот неуравновешенность этого человека. А есть и третий Москаленко - приспособленец, алогичный и беспринципный человек. Таким он показал себя в деле с Жуковым. Но в чем конкретно выражалась та гадость, о которой говорил Баграмян, я не знаю. Что касается Жукова, то Баграмян при нашей встрече, говоря о книге Жукова, рассказал, что неправильно, искаженно изложено проведение Барвенковской операции в 1942 году. Жуков пишет, что когда эта операция докладывалась Сталину, то при этом присутствовали Тимошенко, Баграмян и сам он, Жуков. Иван Христофорович возмущенно заметил: "Но там ничего не говорится о Вашем присутствии.

И еще меня удивило, как он пишет, что присутствовал там, хотя я отлично помню, что Жукова при этом не было". Почему же он так написал? Вряд ли сам Жуков мог написать, что он присутствовал. Допускаю, что это не Жуков написал. Я ведь знаю его, Жуков не пойдет на ложь. Это, видимо, дело рук редакторов, которые ему "помогали". Книга изобилует такой "помощью", искажающей факты, порой вопреки здравому смыслу. "А вот еще, - продолжал Баграмян, - в книге описывается, как Сталин звонил на фронт и разговаривал с Вами в присутствии Жукова, предупреждая Вас о том, что по данным Ставки на нашем фронте намечается угроза прорыва противника на нашем левом фланге, то есть в направлении Славянок Барвенково. Я же помню, что такого звонка не было, я отлично помню, как развивались события на нашем фронте. Это выдумка!". Да, это чистая выдумка. Однако она ничего не давала Жукову. Следовательно, это опять же выдумка не Жукова, а кого-то иного, кому было выгодно вставить такой эпизод при описании операции. Все очень характерно. Кто же эти редакторы, кто? Ведь не Сталин звонил мне тогда, а, наоборот, я позвонил Сталину после того, как он отменил решение командования фронтом о приостановке наступления и перегруппировке войск для прикрытия нашего левого фланга в направлении Славянска. Сталин тогда вообще не подошел к телефону, а мне предложили, чтобы я передал то, что хочу сказать, через Маленкова. Я изложил Маленкову нашу аргументацию и опять поставил вопрос об утверждении нашего решения как единственно правильного. Сталин передал через Маленкова, что надо выполнять прежнее решение Ставки. Я вновь доказывал, что это делать нельзя. Сталин опять передал мне через Маленкова, что решение об отмене наступления было принято командующим войсками фронта Тимошенко в результате моего давления на него.