Время наточить ножи, Кенджи-сан! 4

Слова звучали неестественно. Ямато закрыл глаза и вздохнул, стараясь не дать эмоциям одержать верх. Молчание повисло в воздухе, тяжёлое и осязаемое, прежде чем он решился ответить.

— С какой целью? — Он едва сдерживал свой тон, чувствуя, как обида переплетается с недоверием. — Ты хочешь, чтобы я поверил в ещё одну твою сказку?

— Папа, — голос дочери на другом конце линии чуть дрогнул, но она, похоже, не собиралась отступать. — Я понимаю, что это выглядит нелепо, но, возможно, мне действительно нужно объяснить… До того как… — Она замолчала, подбирая слова. — Прежде чем я отправлюсь под суд.

Эти слова его удивили. Рен, его дочь, сама упомянула суд, да ещё и в таком отрешённом тоне. Как он мог ей поверить? Она была мастером манипуляций, и её нежные, убедительные интонации, которые казались искренними, могли сбить с толку кого угодно. Однако сейчас, в глубине души, Ямато почувствовал нечто новое, как странное, незаметное покалывание, указывающее на настоящую боль в её голосе.

— Суд? — Ямато усмехнулся, полагая, что это очередной трюк. — Ты действительно считаешь, что я поверю, будто ты собираешься ответить за то, что сделала? За все предательства, которыми ты только питала мой бизнес и своё будущее? Как ты могла пойти так далеко, Рен?

Он помолчал, давая ей шанс ответить. Но когда от неё не последовало никакого оправдания, лишь глубокий, тяжёлый вздох, это привлекло его внимание ещё больше.

— Я хотела бы, чтобы ты увидел, как сильно мне это жаль, папа, — наконец заговорила она, но не успела договорить, как Ямато перебил её, не выдержав.

— Ты? Жалеешь? Ты, кто, не задумываясь, уничтожала всё, что я построил? Ты ждёшь, что я сейчас поверю твоим словам? Я не дурак, Рен. Я не верю тебе, так же, как и не верил, когда ты была ребёнком и говорила мне, что не брала чужих вещей или что ты не та, за кого себя выдаёшь.

— Вот именно, — перебила она его. Её голос стал твёрдым, звучащим уже почти отстранённо, но в нём сквозило отчаяние. — Ты никогда мне не верил, отец. Даже в детстве, когда это было просто мелочью, ты смотрел на меня, как на чужую. Ты всегда во всём сомневался. Может, именно это сделало меня той, кем я стала?

На несколько секунд в трубке повисла тишина. Ямато не мог найти, что ответить. Возможно, она сказала это, чтобы ударить по его чувствам, возможно — нет. Но эти слова больно укололи его. Ему казалось, что он отдал своей семье всё, что мог, но если бы кто-то спросил его дочь, её ответ, видимо, оказался бы другим. Могла ли его холодность действительно породить в ней ту самую жестокость и безжалостность, что теперь стремилась разрушить всё, что ему было дорого?

— Так вот что ты думаешь? Решила обвинить меня в своих делах? Решила, что это я сломал тебя? — прошептал он.

— Я не оправдываю себя, если ты об этом. Просто, возможно, тебе стоит увидеть это с другой стороны. Ты так и не смог стать для меня настоящим отцом, и я, возможно, никогда не была для тебя дочерью. Может, именно это и привело нас сюда.

Его пальцы крепко сжали трубку, и он опустил взгляд, не замечая ничего перед собой. Эта откровенность ошеломила его. Но, в то же время, он чувствовал, как поднимается что-то, что он старательно загонял внутрь, — гнев, отчаяние, старое, глухое чувство вины, которое давно лежало на дне души, будто забытое воспоминание.

— Ты хочешь, чтобы я пришёл и послушал очередную историю о том, как виноват я? Хочешь, чтобы я увидел твоё раскаяние? Что ж, Рен, давай. Я приду. Но запомни: никаких прощений. Не сейчас.

— Только одно условие, — её голос звучал твёрдо. — Я хочу, чтобы ты пришёл один, папа. Никто не должен быть с тобой.

Ямато усмехнулся, чувствуя знакомый холодок недоверия. Его дочь требовала встретиться в одиночестве — слишком странная просьба, учитывая её прошлое. Но прежде чем он успел ответить, голос Рен снова прозвучал в трубке, тише и мягче:

— Я тоже буду одна, — она будто отразила его мысли. — Я знаю, как это звучит. Просто… мне нужна эта встреча. Прежде всего как покаяние.

Её голос не выдавал ничего лишнего, но что-то в тоне насторожило его. Она произнесла это так, будто уже готовилась встретиться с последствиями своих поступков, как человек, ожидающий приговора. Ямато, не привыкший видеть в Рен искреннее раскаяние, на секунду застыл. Эта встреча обещала либо объяснение, либо, возможно, даже признание. Он был готов увидеть наяву любой исход.

— Хорошо, Рен, — он вздохнул, закрывая глаза и позволив себе лишь короткий миг слабости. — Если ты хочешь этого, пусть будет так. Но знай, что от встречи ничего не изменится. Ни в моей жизни, ни в твоей.

— Я понимаю, — спокойно ответила она, и в её голосе не слышалось надежды на прощение.

На секунду Ямато задумался, не напомнить ли ей о том, сколько бед и страданий её интриги принесли его компании и его жизни. Но что-то остановило его: он знал, что Рен и так знает это лучше него, что ей знакома боль, которую она же сама и вызвала.

— Тогда встречаемся в «Золотом Драконе», завтра в полдень. Уверен, ты знаешь это место, — в его голосе проскользнули холодные нотки, и, говоря это, он сам чувствовал, как меняется его тон, как он вновь надевал на себя маску жесткости.

— Да, я знаю, — голос Рен был ровным, как у человека, для которого это встреча — последняя возможность, шанс на прощение, которого она, возможно, и не ждёт.

Повесив трубку, Ямато некоторое время ещё сидел в тишине. Воспоминания о прошлом внезапно всплыли в его сознании, образы той девочки, которая когда-то звала его отцом, смешались с мыслями о женщине, стоящей перед ним теперь. Он чувствовал себя так, будто встречается с призраком, не уверенный, жив ли этот призрак на самом деле.

Завтра в «Золотом Драконе» он наконец получит свои ответы.

* * *

Ямато прошёл через зал ресторана, глаза привыкали к полумраку и мягким золотым огням, отражавшимся от стен. Его встречали с почтением, но это не радовало. Он не сильно горел желанием вообще тут быть, но понял, что пришел сюда лишь ради нее, ради дочери.

В дальнем углу он заметил фигуру Рен. Она сидела одна, и её поза казалась спокойной, почти бесстрастной. Он почувствовал в себе вспышку раздражения — её самоуверенность не угасла, даже теперь, когда, казалось, всё, к чему она стремилась, рухнуло.

Он подошёл, сел напротив. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, словно оценивая и выбирая слова.

— Ты же понимаешь, что один взмах руки — и сюда придут полицейские? — спросил он.

— Как тебе будет угодно, — покорно кивнула она. — Но прежде чем ты это сделаешь, я бы все же хотела бы с тобой поговорить.

Это охладило пыл Ямато. Замолчал. Надолго повисла неловкая пауза.

— Ты хотела отобрать у меня корпорацию, — резко начал Ямато, нарушив молчание. В его голосе была сталь, но под ней бушевала смесь эмоций, едва сдерживаемая долгими годами привычного самообладания.