Время, назад!

– Ну, привет, Шин-кун, – ещё раз поздоровалась Натсуко, приветливо улыбнувшись и жестом пригласив его пройти на кухню.

– Добрый вечер, разумеется, – отозвался Шинтаро.

– Давно не виделись, – улыбнулась она, усаживаясь за стол. Мидорима продолжил стоять столбом, силясь сообразить, что он должен сейчас сказать, и отчаянно ругая себя за то, что согласился пойти вместе с Такао. – Как твои исследования? Изобрёл машину времени?

– Да, – машинально кивнул Шинтаро. – Вы… ты так хорошо помнишь меня?

– Конечно, помню. Не каждый день рожаешь первого ребёнка, правда? – улыбнулась она. – Кроме того, Казу столько раз меня поддевал на тему того, что имя ему придумал совершенно посторонний человек, что я поневоле про тебя помню. Но имя ты выбрал шикарное. Ему подходит, правда?

– Подходит, разумеется, – кивнул Шинтаро. Разумеется, подходит, он ведь для Такао его и подбирал.

– Так это, получается, в разработке машины времени тебе Казу помогает? – с интересом спросила она, поднявшись и направившись к оповестившей о готовности блюда рисоварке.

– Да, – снова кивнул Шинтаро, абсолютно не понимая, откуда у него взялась эта проклятая откровенность.

– Надеюсь, это не опасно? – она принялась лепить онигири, споро окружая рисом заранее приготовленную начинку.

– Не опаснее, чем летать на самолете, разумеется, – поспешил уверить Шинтаро. – Тело почти не испытывает перегрузок, так что…

– Я не про это, – Натсуко обернулась к нему, чуть прищурившись и немного помолчала. – Я надеюсь, вы не наделаете глупостей и не возомните, что можете вмешиваться во время?

– Нет, разумеется, – уверенно произнёс Шинтаро, не зная куда деть руки. – Только расставить всё на свои места, – задумчиво произнёс он, смутно припоминая их разговор с Натсуко в пустой аудитории в ожидании скорой помощи.

– Замкнуть временную петлю? – уточнила она, заворачивая очередной рисовый треугольник в пластинку нори.

– Откуда… – Мидорима удивлённо открыл рот.

– Я, в конце концов, тоже училась на факультете физики, Шин-кун, – улыбнулась Натсуко. – Знаешь, я почему-то была уверена, что мы с тобой ещё увидимся, – добавила она задумчиво после минутного молчания. – Что ты обязательно сыграешь важную роль в жизни Казу. Правда, не думала, что настолько… Не зря же ты дал ему имя. А ты? Не веришь в судьбу?

– Антинаучный бред, разумеется, – выдавил Мидорима, вжавшись в стену кухни и силясь понять, откуда этой женщине столько известно. – Не имеет никакого теоретического обоснования, – добавил он чуть увереннее и нервно поправил очки.

– Да брось, – рассмеялась она. – Разве для всего нужно научное обоснование? Достаточно просто посмотреть на Казу, и сразу всё понятно. И скажу тебе по секрету, мне кажется, временная петля тут совершенно ни при чём. – Натсуко окинула скептическим взглядом тарелку с онигири.

– Я не… Вы ему сказали, кто я? – проговорил Мидорима.

Натсуко только отрицательно качнула головой, но сказать ничего не успела, поскольку на кухню просунулась всклокоченная голова Такао.

– О чём секретничаете? – спросил он. – Мелкая заставила чертить для неё схему, но я быстро управился. О, онигири! – Такао мгновенно стащил с тарелки сразу четыре, за что и получил по рукам, глупо хихикнул и схватил Шинтаро за руку. – Пойдёмте, Шин-чан. Иначе меня привлекут к ответственности за кражу.

– Такао Казунари, вернись немедленно и дождись ужина, как нормальные люди! – услышал Мидорима, пока его волокли на второй этаж по лестнице.

***

– Ну вот, – проговорил Такао, прожёвывая онигири и сунув Шинтаро в руку его порцию, – это то, почему я вас сюда привёл, – добавил он, прикрыв дверь тесной полутёмной комнаты. – Это фотомастерская, знаете? – пояснил он.

– И чем я могу помочь? – спросил Мидорима, старательно привыкая к необычному красноватому освещению и мысленно прикидывая, как поскорее убраться отсюда и обдумать, что имела в виду Натсуко, говоря, что ей достаточно посмотреть на Такао, и всё становится понятно.

– Ну… Вообще-то… – Такао закинул руку за голову и почесал затылок. – Вообще-то я просто хотел вам кое-что показать, Шин-чан, но, скажи я вам правду, вы бы не согласились… так что…

– Такао! – угрожающе нахмурился Шинтаро.

– Молчу-молчу, – притворно покаялся тот. – Но раз вы всё равно уже здесь… Может, простите мне мою маленькую ложь и всё же посмотрите? Ну, пожалуйста-пожалуйста! – взмолился он, сложив руки в просящем жесте.

Шинтаро кивнул помимо воли. Такао расцвёл в радостной улыбке и поспешно открыл первый ящик рабочего стола, достав оттуда фотографию и сунув её в руку успевшего избавиться от онигири Мидоримы. Снимок казался нечётким из-за слегка размытого фона, однако это только подчёркивало силуэт основного действовавшего лица фотографии. А им был он, Мидорима Шинтаро. Только двадцать пять лет назад. Именно в тот день, когда на него чуть не упал прожектор во время выступления. На снимке Шинтаро стоял за кафедрой и, кажется, что-то объяснял. Кадр был мастерски подобран таким образом, что поймал один из его жестов, которыми он подкреплял свой доклад, и был настолько живым, что Мидориме даже показалось, что картинка вот-вот начнёт двигаться. Шинтаро ошарашенно моргал, не выпуская из рук фотографию.

– Я фотографировал, пока ждал, когда на вас упадёт софит, – негромко проговорил Такао, и Шинтаро мгновенно почувствовал на себе его внимательный взгляд. – Я думаю, у вас нет ни одной такой, Шин-чан. Вы здесь удивительно на себя похожи, знаете? Такой сосредоточенный и увлечённый. Немного странный и замороченный, – продолжил Такао, забирая у Шинтаро фотографию и принимаясь её рассматривать. – Почти недосягаемый и просто офигенно интересный.

А дальше Шинтаро не слышал. Во-первых, потому что снова заложило уши, а во-вторых, потому что он смотрел. Как блестели глаза Такао в красноватом свете, как он неосознанно поглаживал краешек фотографии большим пальцем, как улыбался рассеянно и почти мечтательно, и снова был самим собой – родным и тёплым, таким Такао, по которому Мидорима ужасно скучал. Мысли путались от шума в ушах, и Мидорима чувствовал, будто он в вакууме, пока не поймал себя на том, что наклоняется к Такао с совершенно конкретной целью, за которую он мгновенно себя мысленно отругал и тут же отшатнулся назад, чтобы не допустить непоправимого.

– Вам не понравилось, да? – спросил Такао, заметив реакцию Мидоримы.

– Нет, в смысле, да, в смысле, очень хороший снимок, разумеется, – замешкался Мидорима, силясь оторвать от Такао взгляд.

– Знаете, Шин-чан, я больше вас не буду вопросами доставать, – проговорил тот после небольшой паузы. – Я подумал и решил вот что: во-первых, вам лучше знать про этот самый континуум, или как его там. Во-вторых, эта фотография – лучшее доказательство, что я был в девяностом, так что я не псих. А в-третьих, даже если вы меня не помните в прошлом, то сейчас-то я есть, верно? И мне на самом деле важно только, чтобы вы сейчас меня помнили. Ну, не в смысле помнили, а признавали. Признавали, что я есть. Сейчас и здесь. Вот, опять я запутался, – улыбнулся Такао, но его глаза остались немного печальными, а взгляд – решительным. – Вряд ли вы поняли, что я хотел сказать.

– Я понял, разумеется, – кивнул Мидорима, чувствуя странное покалывание и лёгкую дрожь в пальцах, как будто предвкушение чего-то важного. – И я… на самом деле… вы были как дежавю, разумеется, – наконец выдохнул он, понимая, что сказал не совсем правду, но уже гораздо ближе к истине, чем просто молчание.

– Дежавю? – глаза Такао загорелись, взгляд стал цепким. – То есть вы всё-таки…

– Казу, отец вернулся, спускайтесь ужинать, – послышалось снизу, и Шинтаро счёл за благо мгновенно распахнуть дверь, чтобы избежать дальнейших расспросов.