Время перемен. Том 2

А на этом проклятом корабле, того и гляди, воткнут кинжал в спину… И молчат все, как в рот воды набрали. Тром чувствовал — специально изводят его, гады.

— Пора тащить! — сиплым голосом сказал моряк, который стоял рядом с Марком и время от времени поглядывал в воду.

Люди засуетились. Громила и ещё трое схватили канат, перекинутый через колесо на верёвке и потянули. Очень скоро над бортом показалась сеть, полная бьющейся рыбы и морских гадов, извивающихся в попытке выбраться из этой кучи.

Двое матросов подбежали и потянули сеть на себя. Когда она оказалась над палубой, Марк и остальные стали потихоньку отпускать канат. Сеть положили на доски и развязали. Куча рассыпалась по всей палубе. Один из матросов похлопал громилу по плечу: «С тобой гораздо проще».

Сгорбленный человек, похожий на хорька, тот самый, с ожогом на руке, что бил Трома факелом, стоял, опершись на борт, и ухмылялся, глядя то на вождя, то на рыбу. Тром был сыт по горло этим молчанием, но никто явно не собирался прерывать его. Тогда он сам подхромал к хорьку и заговорил:

— Эй, бедолага, почему это Марк помогает вам?

Сгорбленный медленно растянул одну сторону рта в улыбке, обнажив желтоватые зубы:

— Бедолага здесь только ты, варвар…

Тром насупился.

— Ну, чего смотришь? — продолжил матрос, — Это ты хромаешь и вздрагиваешь при каждом движении, а только что и вообще с мачтой обнимался, чтоб не грохнуться. Дак и кто здесь бедолага?

Вождь сдвинул брови ещё сильнее:

— Я поправлюсь, тогда и поговорим…

— Будешь так зыркать на меня, вовсе не поправишься, понял? Мы уже поучили тебя однажды. Видно, мало…

— А ну уймитесь оба, — твёрдо сказал вновь оказавшийся рядом капитан, — Эй, Марк, тут твой калека опять буянит! А ну разберись с ним!

— Я не калека. Нога скоро пройдёт, и остальное тоже, — прорычат Тром.

— Ума нет, считай, калека, — капитан отошёл и стал смотреть, как матросы глушат и собирают рыбу.

Тром поплёлся было за ним, но Марк остановил его за пару шагов:

— Чего ты опять начинаешь?

— Ты прекрасно знаешь. Эту работу не пристало выполнять воину Великой сотни. Она для холуёв. И, если ты сам не можешь навести тут порядок, то придётся мне.

К ним повернулся капитан:

— У меня на корабле работают все. Здесь нет холуёв, понятно? Хотите есть — приносите пользу. И, кстати, все, что ты съел до этого, тоже нужно бы отработать…

«Топором бы по тебе отработать, вошь недоделанная»

— Капитан, камни впереди! Берите правее! — крикнул мальчишка откуда-то сверху.

Тром задрал голову и увидел паренька сидящим высоко на мачте в некоем подобии гнезда.

«Высоко как… И не страшно ему?»

Но мальчишка сидел спокойно.

Хозяин корабля прошёл на нос.

Тром повернулся к Марку:

— И давно ты сделался холуём низинников?

— Это не наша земля, вождь, и правила здесь другие. И нужно их соблюдать, иначе домой не вернуться. Тебе тоже придётся смириться.

— Как это поможет нам вернуться домой?

— Для начала, нас не выкинут за борт. Я говорил с капитаном, он не собирается плыть обратно, но мы можем отыскать другой корабль, или добраться по суше. Нужно только найти тех, кто согласится нас провести.

Тром огляделся вокруг:

— Что-то я не вижу тут других кораблей. И суши тоже, задери тя медведь.

От поворотов голова закружилась, да и проклятая качка не давала стоять спокойно. Верзила заметил это:

— Давай-ка держись за мачту, ты ещё слаб.

Когда Тром прислонился к столбу, Марк взял ведро на верёвке, перекинул его за борт, зачерпнул воды и вылил туда, где ещё недавно валялась рыба.

— Через два месяца мы будем в городе. Нужно искать корабль там.

— Два месяца… — Тром безнадёжно опустил взор.

— У нас нет выбора. Да и тебе нужно залечить раны. Какой толк от калеки на войне?

— Но что станет с горной страной за это время? Может статься, и возвращаться некуда будет.

— Это мы узнаем, только когда вернёмся. Скоро зима, врагам придётся тяжко. Может статься, успеем вовремя. Спускайся в трюм. Хватит с тебя для первого раза.

Громила помог ему спуститься вниз, и ушёл, бросив напоследок:

— Нам нужно раздобыть тёплую одежду. С каждым днём наверху всё холоднее.

Как будто мало Трому головной боли и без этого!

Он пытался уснуть. Сон — лучший помощник, если нужно лечиться. Но мысли в голове перебивали одна другую, пока к нему не спустился мальчишка и не сел на своё место.

— Капитан разрешил немного отдохнуть, — сказал он, будто Тром его спрашивал о чём-то, — Я видел, как ты дрался. Здорово. Ты чуть пол команды не уложил, пока тебя не свалили! Хотел бы и я так же… Вот подрасту, научусь…

Парень мечтательно поднял глаза вверх.

— Если хочешь когда — нибудь так же, нужно учиться уже сейчас, — ответил Тром, подивившись, что низинники не знают таких простых вещей.

— Кто меня будет учить? У нас тут рубак нету. Да и деревня моя мирная была.

— Попроси Марка. Скажи, я сказал.

Мальчишка просиял и хотел было убежать, но остановился и сказал:

— Начинай работать, как только сможешь. Капитан не очень — то любит нахлебников.

— Кто такие нахлебники? — Тром не помнил, чтобы в горах кто-то так говорил.

— Те, кто не работает.

— У нас в горах работали только холуи да охотники. Воин учится биться, стоит на посту, воюет, или укрепляет насыпь. Повседневная работа — позор для воина.

— На корабле воевать не с кем, и у нас позор — это безделие, а любой труд капитан старается вознаградить. Он вообще справедливый малый, наш капитан.

Мальчишка убежал, а Тром ещё долго ворочал ленивыми мыслями, пока его снова не пробрал жар, и он не провалился в душный, тягучий сон без сновидений.

Шли дни. Боль постепенно уходила, раны рассасывались. Прогулки Трома по палубе становились всё длиннее, а взгляды команды — всё ненавистнее. «Мог бы и поработать немного», «Небось, нравится чужим трудом кормиться», «И зачем капитан его выловил», — то и дело слышалось тихое безликое ворчание. «Что вы там шепчетесь по углам, как крысы?» — в сердцах порывался спросить Тром. Но всякий раз останавливался. Чувствовал: изобьют. Да и обещание капитана не забылось. Марк всё больше пропадал на палубе, а Тром лишний раз не показывался — сидел внизу, в полутьме, или спал. До чего же ему надоела эта полутёмная комната! Но снаружи было ещё хуже — все эти взгляды исподлобья и многозначительное молчание. Хорошо ещё, никто не грубил в открытую, иначе бы Тром не сдержался. Он стал притворяться спящим, когда команда приходила вечерами, и ненавидел себя за это. Однажды, когда Марк принёс ему скудный обед из жареной рыбы и стакана воды, Тром спросил: